Журнал «Если», 2000 № 11
Шрифт:
Карр и Джейн сидели рядом на заднем сиденье автомобиля с открытым верхом, держась за руки (большего они пока не могли себе позволить), однако придвинулись друг к другу очень близко. На переднем сиденье устроились Том и Мидж.
Все казалось Карру бесконечно странным и в то же время естественным — ведь он снова стал частью огромной системы, включающей небо, звезды, землю и деревья, Тома и Мидж, Джейн и его самого. Системы, которая создавала планеты и людей, ветер и вселенные.
Ему оставалось лишь размышлять о ее назначении. И еще он не мог до конца поверить, что
Однако он был не в силах получить ответ на свой вопрос, оставаясь частью системы и продолжая следовать ее требованиям. А сейчас ему совсем не хотелось выходить за ее пределы.
— У нас получилось отличное первое свидание, — прошептала Джейн. — Я так рада, что вернулась обратно… даже мои родители, музыка, колледж не вызывают теперь раздражения. Я почти все забыла.
— Лучше этого не делать, — возразил Карр. — Нам все равно угрожает опасность.
— Но мы ведь вернулись в прежнюю жизнь. Теперь нас не увидят.
— Только если мы будем сохранять осторожность, — настаивал Карр.
Джейн улыбнулась.
— Как скоро мы сможем пожениться?
— Когда позволит система.
— А если не позволит?
— Тогда мы ее обманем, — заверил ее Карр.
Джейн снова улыбнулась.
— А если нет, — заявила она, — мы будем встречаться за ее пределами.
Он сжал ее ладонь. Джейн взглянула на него. Они немного помолчали.
— Почему такое случилось именно с нами? — спросила она у Карра. — Почему ты и я оказались живыми?
— Кто знает, — ответил он. — Может быть, с нами произошло то же самое, что и с атомами. Они двигаются, сталкиваются — всегда случайно, никто не знает, почему.
— Интересно, — проговорила Джейн, — может быть, мы ошиблись, и пробудившихся людей гораздо больше, чем мы думаем — просто они проживают свою жизнь в некоем подобии транса, придерживаясь заданных схем, а вовсе не потому, что являются машинами и их разум мертв. Мне трудно себе представить, что Мидж и Том…
— Да, — согласился Карр, вспомнив мимолетное ощущение в «Касабланка Голди», — вполне возможно, что мы поняли далеко не все.
— Кто знает, — тихо промолвила Джейн, — а вдруг нам следует найти таких людей и помочь им проснуться?
— Но мы должны соблюдать осторожность, — напомнил ей Карр.
— Верно. Но если мы сумеем их разбудить, если нам удастся заставить систему измениться…
— Да, — кивнул он.
— Как ужасно, Карр… злобные маленькие банды — вроде той, что хотела покончить с нами и той, что нас спасла, не ведая об этом… страшно подумать, что в целом мире пробудились лишь они.
— Однако у нас есть, по крайней мере, один союзник, — напомнил он.
— Да. Старый Джул.
Они помолчали, машина безмолвно катила по гладкой дороге, а в небе сияли звезды.
— Я все время думаю о том, что он собирался нам сказать, — прошептала Джейн.
— Он?
— Фред. Он сделал важное открытие. Неужели он имел в виду, что нам следует остановиться и попытаться разбудить тех, кого можно раз-шевелить?
— Кто знает? — пожал плечами Карр.
Однако он понимал, что уже не сможет
Том затормозил перед перекрестком.
Мидж оглянулась. Рыжие волосы растрепались на ветру, на лице бродила дерзкая улыбка.
— О чем вы говорите? — спросила Мидж.
Программа — или она уже на пути к пробуждению?
Автомобиль снова набрал скорость.
— О разном, — ответил Карр.
И ему показалось, что он дал правильный ответ.
ТЕАТР НА ПОДМОСТКАХ ВСЕЛЕННОЙ
Имена ветеранов американской «Старой гвардии», заложивших основы современной science fiction и прославивших ее в 40—50-е годы, давно стали в Америке легендарными. И все же одно имя в этой славной когорте произносится с особым пиететом. Кажется, никто еще из американских Авторов не удостоился высших премий за общий вклад (Life Achievement Award) сразу в трех популярнейших жанрах массовой литературы: научной фантастике, фэнтези и литературе ужасов. Никто, кроме Лейбера!
В 1975 году Фриц Лейбер был удостоен звания «Великий мастер фэнтези», одновременно получив вторую в истории премию «Гэндальф» (первой за год до того посмертно наградили литературного отца Гэндальфа — Толкина). Спустя год писатель прибавил к своим трофеям Премию имени Лавкрафта — также за «общий вклад», на сей раз в жанре литературы ужасов. И наконец, в 1981-м Ассоциация американских писателей-фантастов присвоила ему «Великого мастера научной фантастики»! Это не считая рекордного урожая высших премий «Хьюго» и «Небьюла», коих Лейбер собрал круглый десяток (6 первых и 4 вторых)…
Как отмечала еще в 1969 году канадская писательница и критик Джудит Меррил, «Лейбера высоко чтит как розовощекое обкуренное рок-поколение, так и ветераны, живущие воспоминаниями об «Amazing» образца 1926 года. Еще больше писателя ценят коллеги из мира научной фантастики. Но за пределами этого мира имя Лейбера мало кому известно».
Одно из возможных объяснений тому лежит на поверхности. Широкая читающая публика в массе своей предпочитает, чтобы в книгах все было, как в жизни — понятно, знакомо, привычно. И даже грезы (например, о сладкой жизни) должны быть в рамках допустимого. Лейбер же, хотя и перепробовал за долгую жизнь в литературе всякого, никогда не изменял фантастике, понимаемой в самом широком значении этого слова. Его влекло чудесное, загадочное, необычное, шокирующее и парадоксальное. Не случайно он как-то обронил нетривиальную фразу о том, что «противоположностью смерти является не жизнь, а воображение»…