Журнал «Если», 2001 № 03
Шрифт:
Если попытаться в целом охарактеризовать труды и дни Кира Булычева, то, избегая категорических суждений, одно можно сказать точно — его творчество по природе своей не деструктивно. Он всегда готов заглянуть за горизонт, но при этом остается верен Традиции. Пафос отрицания чужд ему, но черное он всегда называет черным и в сделки с лукавым даже по мелочи не вступает.
При этом вряд ли кто посмеет упрекнуть Булычева в догматизме. Вместе с нами он прошел сквозь горнило великих переломов, перетрясок, перестроек, вместе с нами он заблуждался и прозревал. Может быть, именно поэтому он, никогда не становясь в позу Учителя, тем не менее стал кумиром миллионов читателей от мала до велика.
Мастер эмпатии Кир Булычев многолик в своем творчестве. На его книгах
Обозрев написанное, автор этих строк пришел в легкое смятение. Сплошные вопросительные знаки. Где строгость логики, где изящество слога, где, наконец, беспристрастный анализ? Ответа нет, а разрозненные мысли представляют собой какую-то мозаику. Правда, мозаика вроде бы сложилась в картину, но трудно разглядеть, что на ней изображено — слишком близко, слишком крупно…
В чем же причина неудачи?
Может, все дело в том, что Кир Булычев — удивительный человек. А в нашу пресыщенную эпоху способность удивлять и удивляться становится все более редким даром.
Эдуард ГЕВОРКЯН
Проза
М. Шейн Белл
Зафиксируй!
Едва последний член первой Ночной бригады успевает втащить усталую задницу вверх по трапу, как ты ведешь свою команду вниз, в прозрачный пузырь капсулы времени. Внутри воняет потом, и Меган, как всегда, первым делом бьет по выключателю вентилятора, хотя мы все знаем, что запах неистребим — у вентилятора не будет времени хоть малость ослабить эту вонь.
У тебя самого нет на это времени.
— Задраивай люк, — командуешь ты Меган, своему специалисту-операционщику, хотя знаешь, что она уже приступила — слышно, как задвижки с лязгом встают на место.
Ты не даешь себе труда приказать Пауло сменить батарею и проверить раскладку кабелей внутри стабилизатора времени, потому что слышишь, как он грохнул крышкой ящика и вовсю орудует внутри, а сам ты пока проверяешь синхронизацию стабилизатора времени с Управлением проекта «Гринвич-Токио» и думаешь: у нас хорошая команда. Ребята знают свое дело, и ты знаешь свое дело и умеешь делать свою работу. Наша троица — это вторая Ночная команда, и ты хочешь, чтобы ее повысили, чтобы она стала первой бригадой еще до того, как разрыв во времени будет заделан, а это значит, что мы должны поставить рекорд, то есть нам, возможно, придется закрыть за смену суточный разрыв.
— Люк задраен, — докладывает Меган, и ты щелкаешь переключателем избыточного давления — слышится ровное шипение, которое будет отдаваться в ушах все время работы.
— Батареи на месте, полный заряд, готовы к старту, — докладывает Пауло.
Вы будете работать, пока батареи не подойдут к порогу, к 15 процентам полного заряда; критический порог — 10 процентов. Раньше этого не вернешься, вне зависимости от того, сколько реального времени займет работа.
— Кабели проверены, — докладывает Пауло.
Ты отзываешься:
— Пауло, второй контроль люка. Меган, вторая проверка батарей и кабелей.
Работа каждого проверяется дважды и трижды, потому что вовсе не хочется оказаться в рваном времени с плохими батареями или недостаточной герметизацией. Доподлинно неизвестно, что произошло с командами, исчезнувшими внутри рваного времени, но слухи самые скверные, и не хочется узнать на себе, что там правда, а что дурацкие истории
Над главным компьютером вспыхнули зеленые лампы: закончен ввод информации из Управления проектом. Получены данные от сотен исследовательских команд, вернувшихся после начала последней смены — сведения в истинном времени обо всем и обо всех, связанных с точкой во времени, куда мы направляемся. Ты пристегиваешься. И мимо всех хронометров, стоящих перед тобой, смотришь на один (в верхнем левом углу пульта), показывающий полный объем времени, который удалось зафиксировать последней команде: 2 часа 13 минут 17,5624 секунды. Чем они занимались? Ты думаешь: целая смена ушла на каких-то два часа тринадцать минут…
— Выпускайте нас, — говоришь ты по радио Управлению.
И вас выпускают в рваное время.
Радио молчит, как мертвое. Понятно, мы уже там. Движемся назад по разлому, который произошел между 12.11.32,4622 дня 14 июля 1864 года [2] и тем временем, которое ты помнишь — не таким уж давним, но ты не любишь о нем вспоминать. Команды работают у двух границ разлома; твоя — далеко от его дна, 19-го марта 1948 года, следуя за Мариан Андерсон [3] , оперной певицей, поскольку разлом концентрируется на одном человеке и его жизненных обстоятельствах, а сейчас его вектор направлен на Мариан Андерсон, и потому каждый ее вздох, каждый поворот головы, когда она видит нового человека, каждое слово, обращенное к собеседнику, порождает бесчисленные дробления будущего — и все вероятные действия людей, с которыми она знакомится, беседует или даже проходит мимо, вновь становятся возможными, реализуя все злое в их сердцах и все доброе, и это твоя работа: зафиксировать то, что произошло в действительности — не имеет значения, что именно, не имеет значения, что ты видел, потому что никто не знает, будет ли мир существовать, если ты не воспримешь его правильно.
2
Период гражданской войны или войны за освобождение негров в Америке. (Здесь и далее прим. перев.)
3
Андерсон Мариан (1897–1993) — знаменитая американская певица, была первым чернокожим солистом, выступившим в Метрополитен Опера в Нью-Йорке (1955), удостоена высших наград США.
И никто не знает, сколько времени у тебя есть, чтобы воспринять время правильно.
Слева от тебя Пауло произносит:
— Ночная команда зафиксирована на 6.45.10,5936 вечера 19-го марта 1948 года. Начинаем с этой точки.
— Придержи здесь, Меган, — говоришь ты и проверяешь расчеты вероятностей в записях первой Ночной бригады. Компьютер и ручные вычислители оценивают вероятности как близкие к единице. — Давай вперед.
И время начинает свой ход.
Ты видишь, как Мариан Андерсон старается удержать над слоем мокрого снега шлейф своего атласного концертного платья цвета бордо, а Франц Рупп, аккомпаниатор певицы, помогает ей выбраться из окна номера в гостинице «Юта» на пожарную лестницу. Мариан начинает спускаться, Франц — за ней. Бесси Джордж, горничная и подруга Мариан, закрывает окно и затем спешит по главной лестнице к выходу из гостиницы с шубой Мариан в руках.