Журнал «Если», 2001 № 09
Шрифт:
В поисках укромной норы или дупла Дужкин вышел на опушку леса и убедился, что все это время он лишь кружил на небольшом пятачке. Слева над полем возвышалась злосчастная башня, рядом с которой Феофан назначил ему встречу, а дальше медленно погружался в вечерние сумерки ненавистный город динозавров.
— Хватит! — держась за березу, сквозь зубы проговорил Саша. — Больше не могу.
Дождавшись, когда последние теплые краски заката растворились в чернильной мгле, Дужкин двинулся в сторону башни. В темноте он не осторожничал, тем более, что противоположный край картофельного поля был слабо освещен
Феофана у башни еще не было. Усевшись на землю, Саша прислонился спиной к прохладным кирпичам и почти сразу уснул. Но беспокойный сон его продлился недолго. Дужкину даже показалось, что он только успел прикрыть глаза, как его потрясли за плечо.
Встрепенувшись, Саша с воплем вскочил на ноги, но Феофан его сразу же успокоил:
— Тихо-тихо-тихо. Свои.
— Я уж думал, ты не придешь, — автоматически соврал Дужкин, хотя подобное сомнение на протяжении всего дня ни разу не посетило его.
— Как же не приду, когда уже пришел, — задиристо ответил Феофан. — Ты меня еще не знаешь. Вот, знакомься — Агриппа. Тот самый третий, о котором я тебе говорил. Ну теперь мы им устроим!
Из-за спины Феофана выплыла черная тень маленького роста, но с большой головой, размеры которой, очевидно, увеличивала дикая прическа. Лица Агриппы видно не было, но протянутую руку Саша сумел разглядеть и поспешил пожать ее. Только сейчас он заметил, что небо заволокло низкими облаками, исчезли луна и звезды, и человека трудно было разглядеть даже в метре от себя.
Дужкин и с самого начала не верил, что какими-то заклинаниями можно рассеять этот чудовищный морок, а когда дошло до дела, он и вовсе раскис.
— Значит, ты сейчас поколдуешь, и все будет в порядке? — с сомнением спросил он.
— Не я, а мы, — строго ответил Феофан. — И не поколдую, а совершу обряд изгнания бесов с нашей русской земли. Потерпи, сам увидишь. Осталось дождаться полночи. Часа полтора у нас еще есть. Отсидимся здесь.
— Я есть хочу, — тихо проговорил Саша. — Сутки ничего не было во рту. Может, у тебя есть что-нибудь с собой?
— Откуда? — удивился Феофан. — Потерпи, немного осталось. Дома поешь.
Дужкин снова уселся на свое место, к нагретым спиной кирпичам, и Феофан с Агриппой тут же последовали его примеру.
— Ты-то как связался с джинном? — поинтересовался Феофан.
— Да, — махнул рукой Саша. — Это неинтересно. Лучше расскажи, как ты сюда попал.
— О! — даже не воскликнул, а простонал Феофан. — Это целая история. — Затем он помолчал и наконец проговорил: — Ладно, все равно ждать полуночи. Слушай. Это очень поучительная история.
— В том мире я был писателем. Извел, наверное, полтонны бумаги, и один мой рассказ даже был опубликован в патриотической газете. Я купил пятьсот экземпляров своего рассказа, застелил полы комнаты и целый час танцевал на нем. Я был счастлив и полон надежд. Передо мной открывались такие перспективы, что стыдно рассказывать. — Феофан тяжело вздохнул и посмотрел на небо.
— Правда, дальше первого опубликованного рассказа дело не пошло. Мои романы и повести отказывались печатать. Рукописи возвращали со словами: «Интересно, но слишком претенциозно». Я несколько раз пытался выяснить, что они имеют в виду. Но так и не смог, — демонстрируя свою беспомощность, развел руками Феофан.
— Весь этот литературный угар длился около десяти лет. И однажды чаша моего терпения переполнилась — я решил сжечь свои рукописи. Когда в кухонной раковине палил свои опусы, все ждал: вот сейчас позвонят в дверь, я открою, и в квартиру вбежит Клара! Она кинется к горящим рукописям, потушит огонь и прижмет к груди стопку обгоревших по краям листов! Но я напрасно ждал, — упавшим голосом продолжал Феофан. — Она не пришла, а мои романы сгорели.
Вечером я позвонил Кларе и рассказал о том, что сжег рукописи. Прихлебывая в трубку чай, она ответила: «Ну и правильно. Похоже, ты становишься настоящим мужчиной». В сердцах я наговорил ей грубостей, сказал, что она дура и мещанка и интересуется только тряпьем да мужиками. Клара обиделась на дуру или на мещанку и бросила трубку. Больше я ей не звонил.
Через месяц я сошелся с одной симпатичной редакторшей из газеты, где был опубликован мой рассказ. Я посвящал ей стихи, опять начал писать прозу. Но как-то в компании каких-то бородатых подонков она напилась и при всех сказала, что я пишу дерьмо, а не стихи, и вообще, что я придурок! Ну хорошо, — с возмущением воскликнул Феофан и даже поднялся со своего места. — Пусть ей не нравятся мои стихи! — заорал он. — Но я же посвящал их ей! Разве можно быть такой неблагодарной?! В общем, я сказал всем, что о них думаю, и удалился! В этот вечер я во второй раз уничтожил все, что написал, а заодно спалил и вторые экземпляры тех романов, которые сжег в первый раз. И опять, стоя над раковиной, я ждал, что вот сейчас позвонят в дверь, и войдет она! Кто — я не знал!
Феофан выдержал трагическую гамлетовскую паузу и только затем тихим голосом продолжил:
— Всю зиму я безвылазно просидел дома. Ни с кем не общался и никому не звонил. Я много читал, изучал особенности построения романа, записывал свои мысли… А весной вдруг почувствовал какое-то необыкновенное волнение в груди.
— Понятно, весна… — участливо вставил Саша.
— Дослушай! — довольно грубо оборвал его Феофан. — Так вот, как-то в воскресенье я вышел на улицу, купил букет желтых мимоз и пошел гулять. Я чувствовал, что именно в этот день должно произойти нечто очень важное для меня. Весь день я бродил по улицам, приглядываясь к красивым женщинам, и каждый раз мне казалось, что эта последняя — она и есть. И каждый раз я обманывался. Я часто ронял на асфальт цветы, чтобы моя избранница увидела этот тайный знак… И веришь?! — вдруг заорал Феофан. От неожиданности Дужкин вздрогнул, а рассказчик, грозя кулаками небу, на той же ноте закончил фразу: — Ни одна не подняла букет! Все уходили! В лучшем случае оглядывали меня с ног до головы, да при этом еще и улыбались! И тогда я понял, что нет в жизни счастья! Что искусство не отражает действительности! Это всего лишь учебные муляжи для начинающих жить, наподобие резиновых задниц в медицинском училище, на которых студенты учатся делать уколы!
Это открытие повергло меня в такое уныние, — перейдя на шепот, продолжил Феофан, — что я решил напиться. На последние деньги я купил бутылку джина…
— И оказался здесь, — закончил за него Саша.
— Да, оказался здесь, — обессиленно опустив руки, ответил Феофан, но затем неожиданно бодро, командным тоном проговорил: — Ладно, хватит болтать, давайте перебираться в лес. Здесь оставаться опасно. — Феофан вдруг хихикнул, и от его смешка у Дужкина по спине пробежали мурашки. — По дороге мы с Агриппой побили в трех забегаловках витрины, — радостно пояснил экзорцист.