Журнал «Если», 2005 № 03
Шрифт:
Я знал: если она вздумает сопротивляться, то сделает это легко, ибо сильней меня, несмотря на видимую хрупкость. Но она позволила себя отвести, хотя в изгибе ее губ читалась брезгливость.
Я вполголоса пытался ее убедить, умолял и даже заявил, что у нее нет сердца, и снова говорил, говорил, говорил… Надеялся, что она все же пощадит нашу дочь. «Сделаем ее нашей союзницей, — бормотал я. — Объединившись, мы расширим Империю до небывалых пределов… Да, на худой конец, лучше просто отослать ее в какое-нибудь захолустье, но все же даровать ей жизнь… Какую я несу чепуху! Дорогая, ведь это мы подарили ей жизнь, так давай
Она высвободила руку так резко, что я едва не упал. Подошла к пленнице и встала перед ней, глядя ей прямо в глаза. Но сигнала палачу не подавала. И на мгновение мне показалось, что удалось ее уговорить… Мать и дочь пристально смотрели друг на друга, не моргая. Побежденная опустила голову, и сама подняла волосы, оголяя шею…
Никогда не забуду эту нежную белую кожу.
А Королева все медлила…
И тогда я понял. Она просто ждала, когда я уйду.
С глухим стоном я выбежал из зала.
Весь день я не показывался во Дворце. Плакал, меня рвало, потом я опять принимался плакать. Бил кулаками в деревянные стены Дома. Проклинал себя и кричал. Все шарахались от меня. Успокоился я лишь к ночи.
От кого я прятался? От нее? От себя?
Королева была уже в постели. Камин не растоплен. Лишь слабые блики головешек мерцали на стенах, полу и потолке.
Я лег рядом с ней, но не смог ее обнять. Однако мои пальцы сами нашли ее ладонь, и она яростно впилась в мою руку, мы сплели пальцы, сжимая их до дрожи. Так мы и лежали, не заснув до самой зари.
С тех пор любовью мы занимались редко и… лишь в силу физиологической потребности. Мы уже не просыпались в объятиях друг друга.
Моя жизнь проходила, как в тумане. Занятия на плацу. Осмотр новой партии оружия. В яслях, амбарах и социальных мастерских все в порядке — как всегда. Чистота и безупречность во Дворце. Места для отправления естественных нужд проветрены, не пахнет — все, как положено. Население почти пятнадцать миллионов. Большая часть дорог вымощена, глубокие зимние галереи хорошо укреплены, туннели проходят под толстыми корнями, изолированы от воды, и сооруженные в них склады пополняются вяленым мясом и сухофруктами. В Империи четырнадцать тысяч водяных колес и пятьсот ветряных мельниц. Уже ощущается нехватка кожаных доспехов и тканей для пошива одежды. В южных провинциях успешно разводят улиток, на востоке методично собирают гигантскую леску и фасуют ореховую муку…
Днем я почти не виделся с Королевой. Что-то оборвалось между нами. Или я просто не мог понять… простить…
Меня сводила с ума мысль, что, вероятно, единственная из наших Дочерей, которой удалось стать Царицей, умерла безымянной. Имя в Империи было только у меня. Даже у Королевы его не было. Как и у всех пятнадцати миллионов наших подданных.
Мое мягкое сердце явно не принадлежало этому миру.
Беда грянула внезапно — с севера. Вторжение напоминало шквал. Уже на второй день стало очевидным: оно тщательно планировалось. И не было ничего удивительного в том, что мы его проморгали. Оно пришло не по суше.
Противник налетел с неба.
Это были прекрасные создания. Неотразимые. Сексапильные. Амазонки с полосатой желто-смуглой кожей. За спиной у них жужжали крылья. О, да, они были гораздо более опытными летчиками, чем наши принцы и принцессы. К тому же хорошо вооружены. Я разглядел их оружие. Пружинный самострел, например, смахивал на автомат, который к тому же стрелял точнее, дальше и с большей частотой, чем арбалет. А наконечники стрел несли на себе яд. Не привыкшая отражать воздушные атаки, наша армия гибла, гибла, гибла…
Свирепые амазонки истребляли все, что двигалось. Они нападали роем, и облако их дротиков отбрасывало тень. После атаки оставалось поле трупов. Налетчицы стремительно опустошали крепости и Дома, буквально косили наших воинов. К тому же манера преследовать врага, когда он уже оставил невыгодные для него позиции, дорого нам обошлась. Я не успел предупредить гарнизоны, чтобы они не высовывали носа из крепостей и расстреливали крылатых разбойниц прямо из укрытий, и вот — вражеский рой атаковал Дворец.
Напали на нас перед рассветом. Империя распадалась, созданное с таким трудом рушилось, мой народ погибал. На улицах и здесь, во Дворце, гибли мои дети… наши с Королевой дети. Гибли безымянные, гибли как герои. Они ничего не могли противопоставить крылатым пираткам, просто отважно бились и умирали, закрывая нас своими телами от дротиков врага.
В конце концов им удалось нас схватить, предварительно ранив стрелами с парализующим ядом. Соединив буквой X два шеста, они привязали нас спина к спине, распяв, как при четвертовании. Подняли шесты и понесли. Меня нестерпимо тошнило, и я с трудом сдерживал рвоту, боясь запачкать мою Королеву. Нас несли на традиционную для этой реальности казнь. Когда-то пленников приводили к нам, теперь наступил наш черед. Да, это был конец великой державы. Наш народ — дети, внуки, правнуки, плот от плоти нашей, кровь от крови — был уничтожен. Я задыхался от жестокости этой сечи. Я готов был сто раз умереть, но никак не желал смириться с тем, что эти чудовища уничтожают наших детей.
Я почувствовал, как Королева робко тычется щекой мне в затылок. Повернув голову, я ответил на ласку. И это меня утешило. Скоро мы вместе последуем за нашими чадами. Я успокоился. Отступили и страх, и отчаяние. Я застыл в ожидании, всем своим существом впитывая запах ее кожи и волос, которые щекотали мне лицо.
Царица врага произвела на меня просто потрясающее впечатление. Амазонки походили на нее, но обладали более совершенными фигурами. Вряд ли все они были порождением Царицы. Насколько я помню, у ос каждая является Маткой, но молодые всегда рангом ниже. И на вершине иерархической лестницы стояла эта женщина с несколько расплывшимся и увядшим телом, но с удивительно красивым лицом. Особенно хороши были глаза. Их взгляд был гораздо более осмысленным, чем у наших подданных.
Я смотрел в глаза этой женщине и обещал себе, что ни за что не склоню голову под секирой палача. Впрочем, тот, кого я поначалу принял за палача, оказался Царем. Крупный и чрезмерно откормленный трутень, здорово смахивающий на японского борца сумо. Надо же, его глаза были пусты и бессмысленны. Как… как у моей Королевы.
Я вздрогнул и внутренне сжался при этой мысли. У меня подкосились ноги. Словно я стоял на краю бездны. И победительница почувствовала это.
— Я знала, что встречу подходящего Царя! — протяжно проговорила она и холодно улыбнулась.