Журнал «Если», 2005 № 08
Шрифт:
Всадник припал к бурдюку, отпил воды.
— Дин не такой… — сказал разбойник очень тихо, почти шепотом.
— Одно в голове не укладывается, — всадник достал платок и вытер губы. — Как отцу с рук сошло, что Диннерана не зарубил. Сразу, без разговоров, до объявления «жизни в обмен». Отец королю доложил, будто целитель его зачаровал. Ты себе это можешь представить? Да старый Эгберт такой морок на поле боя наводил! Он мог в одиночку распугать сотню, я видел.
— А если он и короля… Напугал? — предположил разбойник.
— Ты совсем дурак? — изумился всадник. —
— Ну, если Эгберт представил на мгновение, что перед ним не король, а просто безумец. Он ведь и есть безумец.
— Как это — «просто»? Он наш король, дурачина! Ты и правда совсем одичал тут, в лесу. Выпороть бы тебя, да времени нет.
— Мы успеваем, мой господин, — заверил разбойник и быстро добавил: — Но на порку время тратить нельзя.
— А хорошо бы! — заявил всадник. — Всю вашу братию перепороть! Только поздно. Раньше надо было. Ходили бы вы поротые, смирные, бессловесные — король бы в вашу сторону и не посмотрел. Других врагов нашел бы. А теперь по всему королевству недород, болезни, клятвопреступления и разбой. Из-за того, что вас не пороли толком никогда!
Всадник помолчал и вдруг сказал:
— Забудь.
— Что, мой господин?
— Про отца. Я все наврал. Решил обелить память старого Эгберта, раз уж представился случай. А ты забудь. Не отдавал отец приказа жалеть целителей. Делал, как король велел. Просто ваши, не будь дураки, разбежались с такой прытью, что почти никто и не погиб. А Диннеран защитил себя правилом.
Разбойник остановился, повернулся, но увидел только лошадиную морду, торчащую из ветвей. А когда попытался обойти ее сбоку, морда показала зубы — действительно, голову скусить в самый раз.
— Ты вообще не верь мне, — раздалось сверху. — Я пять лет просыпаюсь с одной мыслью — о смерти. Как узнал, что белая лихорадка унесла моих любимых, вот и… Только одна мысль. Другой нет. Это, конечно, не раздвоение ума, но тоже болезнь. Нельзя такому человеку верить, уж ты-то, целитель-философ, должен это знать.
Разбойник оторопело кивнул.
— Я всем постоянно вру. Себе вру, что надо жить. Драгоценному вру, что я его верный слуга. Младшему врал, будто в королевстве порядок — ну, это простительно, он маленький еще… Тебя уже обоврал всего. Пошли, чего встал!
Разбойник послушно двинулся вперед.
— Помнишь, как я браслетами угрожал твоим воякам ничтожным? Думаешь, у меня браслеты заряжены? Ха! Ни одного дротика. Браслеты надо раз в день перезаряжать, чтобы пружины не залипли. И яд на дротиках подновлять. Надоедает страшно, а оруженосцу доверить нельзя. Поэтому давным-давно пусты мои браслеты.
— Ну, вы нас и так… Одним боевым искусством крепко прижали.
— Прижал, а не тронул. Не хочу никого за собой в могилу тащить. Впрочем, — добавил всадник, — ты и сейчас мне не верь. Передумаю и задавлю тебя. Просто так. Из любви к боевому искусству. А может, а может… А может, чтобы кто-то лег в могилу сегодня вместо меня. Потому что я туда не собираюсь, знаешь ли!
Конь жарко дышал разбойнику в затылок.
Разбойник чуть не выронил меч.
— Я хочу перехитрить Диннерана, — заговорщическим шепотом сообщил всадник. — Обманывать соперника меня учили с детства. Это важная часть боевого искусства. И теперь, вконец изовравшись, я изменю себе, если не попробую выкрутиться.
— Может, это и к лучшему, — сказал разбойник, не зная, что еще можно сказать, когда у тебя за спиной опасный безумец на опасном коне.
— Надеюсь, Диннеран сумеет обойтись без моей жизни. Он старый, зато опытный, — всадник, казалось, размышлял вслух. — Ему понадобится огромная сила, чтобы исцелить Младшего. Представь, какое расстояние. Это тебе не руки на больного наложить. Ты сам небось сто раз накладывал.
— Больше, гораздо больше.
— Тогда ты должен понимать…
— Я уверен, что Дин сможет это сделать, не забрав вашу жизнь в обмен, — соврал разбойник. — Младший выздоровеет, и Дин не пострадает. Полежит денек-другой, отдышится. Он крепкий. А как вы думаете перехитрить его?
— Так же, как тебя. Заболтаю, — небрежно бросил всадник. — Ты что, не соображаешь, я пять лет живой мертвец. Держался только из-за Младшего. А король запретил мне с ним видеться. Я в последний раз к больному мальчику через окно заходил. Мне больше нечего терять. Я теперь полностью конченый человек, свободный от обязательств даже перед собой. Ни стыда, ни совести. Могу притвориться каким угодно. Могу сыграть такую сцену, что расплачутся все придворные шуты.
— Желаю удачи, — холодно сказал разбойник.
— Жаль, что придется убить тебя, — всадник раздраженно цыкнул зубом. — Ты славный парень. Но слишком много слышал.
У разбойника на затылке встали дыбом волосы. Он почувствовал угрожающее движение сзади и нырнул в чащу. Длинный меч всадника срубил ветку там, где только что была голова разбойника.
Разбойник бежал очень быстро, не разбирая пути, и чуть не заблудился. И когда снова выбрался на тропу, исцарапанный и в разорванной накидке, это оказалось далеко позади того места, где они расстались с всадником.
— Чтоб ты сдох! — сказал разбойник с чувством. — Но чтоб ты сдох с пользой! Замкни собой кольцо! Спаси королевство!
И устало побрел к выходу из леса.
— Скотина придворная! Не-на-ви-жу! — шипел разбойник себе под нос. — А коня твоего мы зажарим и съедим!
Эта мысль разбойнику понравилась, и он слегка повеселел.
А всадник сквозь редеющий лес выехал к широкой вырубке, посреди которой стоял большой дом в окружении хозяйственных построек. Сюда вели с разных сторон многие тропы. Опальный целитель не скучал здесь.
Всадник спешился, обнял коня за шею, огладил, поцеловал на прощанье и медленно поднялся на крыльцо. Скрылся за дверью.
Конь тихо заржал ему вслед.
Диннеран был старше Эгберта и так же сед. Высокий, сильный, с прямой спиной, он больше походил на военачальника, чем его изможденный гость.
— Уходи, — сказал Диннеран. — Ты мне не нужен. Ты не тот Эгберт.
— Какая разница? — устало спросил всадник и без приглашения уселся в любимое кресло целителя.