Журнал «Если», 2005 № 11
Шрифт:
И тут вдалеке мелькнули какие-то тени. Он стряхнул с себя забытье и двинулся им вослед, распарывая сумерки, в которых они начинали исчезать. Они явно торопились, и дважды майор побежал на негнущихся ногах. Он знал: если они свернут в район складских помещений, их будет легко потерять, как раз идет смена автоматических сторожей, самое время нырнуть в какой-нибудь из холостых туннелей, где их будет неудобно преследовать на прямых ногах, стараясь не споткнуться о шпалы. Тени бежали, сгибая ноги в коленях, им было легче, и вот они исчезли. Т.Т.Бис шел почти наугад, ничего уже не было видно. Тупик? В этот момент что-то мягкое, будто крыса, шлепнулось перед ним. Он едва не упал, нагнулся и нащупал вещественное
От еды он отяжелел и заснул на той же груде камней. Во сне ему приснилось, как будто у него есть кости, и они чувствуют, на чем он спит. Пробудился он бодрым и уверенным в себе, прошел вдоль стены, отыскал в ней источник энергии, подключил к нему дельтовидные мышцы и сделал зарядку, вместо гантелей использовав два кирпича. Затем нашел поблизости автомат, выдающий батоны, сунул туда жетон, который пропал, но батона не последовало.
«Пусто!» — подумал он и с благодарностью вспомнил школу и специальный курс лекций о благородной пустоте. Экономя силы, он даже не стал стучать по автомату.
Т.Т.Бис спокойно отправился на поиски палаты, к которой был приписан искомый Або Риген.
Палату он нашел довольно быстро, снаружи не было охраны, что заставило его встревожиться, а нет ли ее внутри, вдруг его не выпустят. Но, увидев мирный и веселый народ, который ему обрадовался, видимо, потому что не был знаком с ним, Т.Т.Бис успокоился. Он еще не успел представиться, как ему предложили сыграть в шахматы, и он согласился.
Первые ходы пешками дались ему легко. Пешки оказались едва ли не в пуд весом, а когда настал черед тяжелых фигур, дважды майор пожалел о пропавшем жетоне на батон. И как только он получил внезапный (хотя и не детский) мат, то почувствовал облегчение, ибо ему уже не понадобится двигать неподъемного короля.
— Вы знакомы с Або Ригеном? — спросил он своего победителя, сочтя его сведущим существом.
— С Або? А как же. Я ему всегда в шахматы проигрывал. Он очень быстро играл, за ним никто не поспевал. Это ведь он нас играть научил, а мы думали, перед нами просто гантели для укрепления разных групп мышц… Мы еще говорили: да зачем нам разные группы мышц? Достаточно жевательных, нам для этого жевательную резинку поставляют. Любой батон разгрызем!.. Да, я и с Ригеном знаком.
— Как? Это что, два разных человека? — изумился сыщик.
— Нет, человек-то один, это имени два, но иногда кажется, что Або — человек, а вот Риген — уже непонятно кто, хотя нам он как-то и ближе, и понятнее…
Дважды майор при всей своей любви к двойному званию никак не мог понять подобной раздвоенности. Если Або — одно, а Риген — другое, то как же это усложняет задачу!
Тут он заметил лукавую улыбку на лице шахматиста и решил, что его просто дурачат.
— Где они? То есть где он, этот Або Риген?
— А разве его нет? — сделал озадаченное выражение словоохотливый хитрец, а подошедшие было поближе шахматные болельщики стали пожимать плечами и расходиться, кто к другим игорным столам, кто в кресла к газетам, кто просто улегся в постель. Сыщик наметанным взглядом обнаружил кровать Або: она была аккуратно заправлена, как будто на ней никто никогда не спал. Дважды майор ринулся к ней, еле-еле согнулся в своих форменных брюках и заглянул под кровать.
Тут же он отшатнулся: под кроватью скопился толстый слой пыли, и всколыхнутая его порывом, она ударила ему в нос, он закашлялся (уж не затаились ли там микробы?), но нашел в себе силы выпрямиться.
— Он здесь никогда и не спал, — проговорился кто-то. Все уткнулись в газеты, лиц не было видно; но можно было схватить внимательным взглядом, что газеты были за разные годы и века, а некоторые на чужеземных языках, которых сыщик не знал.
— Это он снабдил нас на много лет вперед газетами. Говорил, что все здесь написанное когда-то происходило, ну, когда еще были события, причем не всегда приятные, — доложил кто-то, невидимый за листом газеты.
— Ладно, сыт я по горло вашими событиями, — все еще не мог прокашляться Т.Т.Бис. — Меня интересует, почему он здесь не спал? Где же тогда?
После томительного молчания из-за газеты кто-то произнес:
— Он говорил, что это неестественно и скучно — спать всегда одному. Если всегда так спать, то от нас ничего не останется. Мы еще удивлялись, как же так, ведь нас так много здесь, мы уже все друг другу как родные. У нас тут и партии есть: партия левой стены, партия правой стены, партия середины, есть и партия свободы — это те, кто постелями меняется, а еще есть партия медвежьего угла — они на отшибе, долго спят, а как проснутся, так шатаются и едят за троих! Мы копим для них, складываемся. А они нам защиту обещают, если в окна другие партии полезут.
Сыщик напряженно соображал.
— Так. А мог он сам в окно вылезти?
— Ну, мог, а дальше-то что? Ведь наши палаты расположены по кругу, так что в конце концов к нам же через другие окна и вернешься. Мы и окна открываем только в день открытых дверей, тогда соседи нам свои газеты бросают, а мы им свои.
Голос умолк, а затем стих и шелест газет. Кажется, наступило время сна — не то ночь, не то мертвый час. Дважды майор, не мешкая, расположился на кровати загадочного Або Ригена. «Либо он появится, пока я сплю, либо во сне ко мне придет какое-нибудь решение».
Сон ему снился по обстоятельствам: он оставался дважды майором и это никак не ущемляло его достоинство. Более того, он раздваивался, один майор лез в окно в одну сторону, а другой — в другую, где-то посередине они встречались и снова сдваивались. Но при этом они разбухали за счет событий, о которых по пути из окна в окно прочитали в газетах. Там писали, будто от топота боевых коней стонала земля, боевые кони в ужасе бежали, едва завидели боевых слонов, а за всем этим следили боевые жирафы с громкоговорителями. Действия на море мало отличались от земных битв, только там парусные корабли преследовали весельные галеры, а сами пытались увернуться от снарядов и торпед, выпущенных броненосцами и миноносцами. За ними из глубин наблюдали подводные лодки: они подсчитывали затопленные корабли, и как только выходило некое заветное число, тут же провозглашался мир, как на море, так и на суше. За время мира строились новые корабли, откармливались слоны и кони, отливались пушки. А было еще и небо, оно тряслось от страха, глядя на все это сверху, а снизу все тряслись, взирая на небо. Тряска настолько расшатывала две его головы, особенно верхнюю, что дважды майор подумал: будь он трижды майором, он бы этого не вынес.
Наконец что-то мягко, как с неба, бухнуло по его верхней голове, и он пробудился. Кто-то враскачку бежал к своей кровати с подушкой в руке. Ага, ударил подушкой, будто выполнил свой долг, и убегает. Дважды майор не разозлился на него, понял, что это знак, ибо и при пробуждении тряска и качка не унималась. Кровати наезжали друг на друга.
— Трясет! — говорили не без злорадства то тут, то там. — Но еще не так трясет. Еще встряхнет, как следует!
— Что значит, не так трясет? А как должно трясти? А ну отвечайте! — приступил к исполнению служебных обязанностей дважды майор.