Журнал «Если», 2006 № 02
Шрифт:
У меня оставалось еще шесть упаковок с таблетками. Препарат, несомненно, действовал на организм: холодный пот, одышка, боль в глазах — побочные эффекты налицо. Все, кроме главного…
— Черт, я думаю, мы действительно насмотрелись достаточно, — сказал я, наконец, Бразу. — Остановимся отлить, потом поедем назад.
Встав на обочине дороги под палящим низким солнцем, я каким-то образом окончательно убедился, что до сегодняшнего дня никогда здесь не бывал. Такое жуткое место просто не могло не впечататься в подсознание.
С другой стороны, аквалете было очень сильным средством. Настолько мощным, что его
На обратном пути в Консоле-Верде за рулем снова сидел я. Кондиционер имел только два положения: «очень холодно» и «выключено». Мы решили отключить его совсем и, опустив небронированные стекла, впустить в салон спадающий зной. В подступающих сумерках у этой местности проявлялась какая-то особенная, лунная красота. Она непременно должна была произвести на меня впечатление, но этого почему-то не произошло. Вот, кстати, еще одна причина, чтобы все вспомнить, подумал я. Что-то ведь случилось в тот год — что-то серьезное, после чего все прекратилось.
Когда дорога стала лучше и появились другие машины, Браз снова сменил меня за рулем. Я давно разучился самостоятельно ездить в транспортных потоках, к тому же здесь левостороннее движение.
Предчувствие внезапно нахлынуло на меня, когда из-за скалы показались первые городские строения. Мне даже стало трудно дышать, словно я слишком туго затянул галстук.
Все вокруг светилось и мерцало. Вот где я был. Здесь. На этой окраине.
— Браз… началось. Не гоните.
Он съехал к левой обочине, и я услышал, как защелкала аварийка: клик-клик-клик.
— Вы… Во время войны вы находились здесь?
— Не знаю. Возможно. Я еще не понял.
На меня накатывало все сильнее и сильнее. Окружающее двоилось и плыло. Да я и сам как будто готов был раздвоиться.
— Давайте на другую сторону. — Сверкающий туман заволакивал глаза, и рассмотреть что-либо было невероятно трудно. — А вот это большое здание? Вон то…
— Вывески нет, — отозвался Браз. — Но над автомобильной стоянкой герб Конфедерации.
— Туда… поезжайте туда, скорее… Мне кажется, я теряю сознание.
— Быть может, наоборот… обретаете себя.
Салон машины постепенно таял перед глазами, потом какая-то сила подхватила меня и медленно повлекла куда-то вперед и вверх. Сквозь стены здания. По коридору. Сквозь запертую дверь. Прямо в один из кабинетов.
В кабинете сидел я, только молодой. Черная как смоль аккуратно подстриженная бородка. Военная форма. Все пальцы на месте.
Большую часть стены за моей спиной занимала светящаяся таблица, я сразу догадался — нет, вспомнил! — что там может быть. По обе стороны компьютерной рабочей станции стояли два длинных стола, заваленных стопками гроссбухов и скоросшивателей, набитых бумажными документами и перепиской.
Моя работа заключалась в том, чтобы украсть планету у ее законных владельцев. Не целиком, конечно, а только права собственности на МРЗЭ — месторождения редкоземельных элементов.
Кроме них, на Секе не было ничего, что представляло бы для Конфедерации сколько-нибудь серьезный коммерческий интерес. После открытия связанного тахиона [3] , началась разведка доступных месторождений диспрозия, необходимого для полетов в сверхглубокий космос. Автоматические зонды обнаружили диспрозий на похожей
3
Тахион — гипотетическая частица, движущаяся быстрее скорости света.
Это оказалось самое большое из когда-либо найденных на планетах месторождений диспрозия, да и добывать его здесь было намного удобнее, чем на рудниках Земли, не говоря уже о необитаемых, малопригодных для жизни планетах.
Колонисты прекрасно понимали, какое богатство им досталось, и вели себя предельно осторожно. Под шумок они протащили закон, по которому права на месторождения могли регистрироваться и передаваться исключительно на бумажных носителях, никакая электронная документация не допускалась. Затем в течение многих лет семьдесят восемь рудников Секи продавали лишь два процента добываемого диспрозия, а остальные девяносто восемь (больше, чем Конфедерация добывала на двух десятках других планет) припрятывали. Собрав достаточный запас этого стратегического сырья, рудники Секи могли в один прекрасный день стать на рынке диспрозия монополистами.
Но у них был только один покупатель, причем весьма опасный.
Тайну Секи случайно раскрыл дежурный картографический спутник: съемка, проведенная в гамма-лучах, показала скопления пород с высоким содержанием редкоземельных элементов. В Конфедерации довольно быстро поняли, что происходит, и подготовили специалистов вроде меня, чтобы «установить контроль над ситуацией». Со специалистами отправили воинский контингент, достаточный для того, чтобы скрыть наши манипуляции, так сказать, «в дыму войны».
Пока изнуренная войной экономика шла вразнос, я по фальшивым доверенностям и через подставные фирмы скупал небольшие пакеты акций рудников, занятых добычей редкоземельных элементов.
Когда Конфедерация стала главным акционером всех рудников и шахт планеты, она мигом установила выгодные для себя цены на диспрозий. Выполнившие свою задачу войска отправились по домам, получив предварительно прививку аквалете.
Со мной, очевидно, дело обстояло не так просто. Аквалете стирало память о боевых ранениях и психических травмах, но со мной-то ничего подобного не случилось. Всю военную кампанию я просидел в офисе, командуя цифирками да время от времени подделывая подписи.
И вот однажды ко мне в кабинет ворвались три мордоворота в черных капюшонах и отволокли в какой-то подвал. Натянув толстые перчатки, они, чередуясь, избивали меня на протяжении нескольких часов, не сломав, впрочем, ни одной кости и не повредив внутренних органов. С завязанными глазами, в наручниках, я превратился в сплошной комок бесконечной боли.
Наконец с меня сняли наручники и повязку. Убедившись, что я в сознании, двое громил подняли меня с пола, а третий взял тяжелый болторез и отхватил мне палец на левой руке. После этого они перевязали мне кровоточащий обрубок и сделали какой-то укол.