Журнал «Если», 2006 № 09
Шрифт:
— Вы подумайте: сколько злодеяний! Я столько сил в них вложил, да что там сил — душу я в них вложил! А вы говорите — бросить. Нет, мои дорогие, не годится.
— Во что душа вложена, то незавершенным остаться не может, — говорит ему донья Маня. — Душа — она только в целостном предмете обитает, в недоделках души нет.
— Да? — задумался великан. — Правда?
— Правда, — говорит оруженоска. — И все эти недопеченные злодеяния вытягивают из вас душу, потому что хочется им одушевиться за чужой счет. Вот вам пример: наш педагогический коллектив
— А недоделанное злодейство, стало быть, подвиг? — удивляется великан. — Так выходит?
— Может, и так, — говорит донья Маня. — Хотя это не факт.
— Эй, погодите, — встревает в разговор рыцарь. — Я что-то уже ничего не понимаю. — Про что вы говорите? Дети-то здесь при чем? Вы лучше скажите мне, кому победа-то засчитывается? Кто бой выиграл? Или мы не закончили еще?
— Ничья, — объявляет оруженоска. — Когда двое встретились, из которых ни один закончить не может, то побеждает дружба. Так что подайте друг другу руки и скажите так: «Мирись, мирись и больше не дерись, а если будешь драться…»
— А Вентиль? — не унимается рыцарь. — Руку подать мне не жалко, но как же с Вентилем-то быть?
— Да отдам я тебе твой Вентиль, успокойся, — говорит великан, забирая рыцарскую ручонку в свою великанскую лапищу. — Легкая у тебя рука, парень! Мне бы такую руку, я б давно все начинания закончил… На складе он у меня лежит, цел и невредим, сейчас пойду принесу.
Ноги у великана Псевдонимова длинные — шустро он обернулся. Как обещал, принес Золотой Вентиль в целости и сохранности, даже в какую-то промасленную бумагу завернутый, даже и прокладка на нем почти новая, но не золотая, а просто резиновая.
— Распишитесь, — говорит, — в ведомости.
— Это зачем? — удивляется рыцарь.
— Для злодейской отчетности, — отвечает великан. — Хоть это и ерунда, все равно носом чувствую, попрут меня скоро из злодеев за разбазаривание награбленного, попрут — и даже злодейской пенсии не дадут!
— А вы тогда к нам приходите, — говорит оруженоска. — Мы вас в рыцари примем, экстерном; оруженосочку вам найдем. Мужчина вы статный, с руками, с головой. Опять же поболтаем — о подвигах и злодействах.
— Точно, — поддакивает барон Николай. — У меня замок есть, малогабаритный, но трехкомнатный, он сейчас пустой стоит. Я-то вот теперь с доньей Маней в спартанских условиях закаляюсь… Забрасывай, браток, свои недоделанные злодейства — и айда к нам. У нас с тобой, Аноним Имярекович, общего много: будет, о чем речи вести.
Великан свою большую голову почесал, глянул куда-то за леса, за горы, в сторону города и говорит:
— Подумаю, ребята. Подумаю. Заманчиво…
Обратная дорога вроде как вдвое короче показалась — донья Маня сразу компас себе взяла, барону Николаю восьмерки на пересеченной местности выписывать не позволила. В пути о многом говорили: оруженоска рыцарю в основном все о школе да о средневековой педагогике, а тот ей все про футбол да про оружие всякое.
— Кстати, — говорит донья Маня, — линейку, выходит, я зря брала; не понадобилась она в бою-то.
— Ну как же! — возражает рыцарь. — Если б ты меня в дороге линейкой не закалила, я бы тех дубинных ударов не выдержал.
Прежде чем домой вернуться, заехали в котельную. За бутылку «Круглостольной» гномы-водопроводчики вставили Золотой Вентиль куда следует и пустили воду горячую.
— Ну вот, — говорит донья Маня, — и поставлена в твоем подвиге точка. Теперь и зарубку делать можно. Только это подвиг — не подвиг еще, а так, подвижок. Подвиг, сдается мне, впереди еще. Но все равно: с почином тебя, бой-рыцарь мой, барон Николай.
— Первый подвиг комом, — соглашается барон Николай, — но все-таки…
Как приехали домой, первым делом рыцарь в теплую ванну залег. Оруженоска тоже ванну приняла, насладилась всеми прелестями завершенного ее рыцарем подвига. После водных процедур сели в халатах кофе пить. И все бы хорошо, да только донья Маня уже о следующих подвигах толкует, строит героические прожекты, намечает объекты будущих опасных сражений и смертельных схваток. У нее этих подвигов на уме — ну просто не перечесть, готова сразу после кофе собираться в следующую экспедицию. Барона Николая такая ретивость несколько огорчила, но поскольку он очень доволен был в этот момент собою и всем вокруг, то позволил себе не сердиться на оруженоску, а ограничился небольшим порицанием.
— Дорогая… — начал он было это порицание, но осекся, смутился и поспешил поправиться: — Дорогая оруженоска, разве не заслужил я после всех свершений хотя бы вечер отдыха? Так сказать, для тех, кому за сорок. Сегодня, видишь ли, «Лангедок» с «Гасконцем» играют, четвертьфинал, очень хочу посмотреть. А?
— Ну ладно уж, — махнула рукой донья Маня. — Отдыхай до завтра, но помни: еще много подвигов у нас впереди. Враги не дремлют — то воду отключат, то подъезд загадят, то еще чего, у меня целый списочек составлен. Всем им теперь житья не дадим, не будь я оруженоска славного рыцаря! Смотри свой дурацкий футбол, а я пока за яйцами схожу, неплохо бы нам учинить праздничный ужин.
И пошла за яйцами. Едва успела: старушки-торговки палатки свои сворачивают, домой торопятся.
— Ой, милая, — говорят, — давай скорее, а то там воду горячую дали, бежим мыться!
А еще спрашивают:
— Как там наш бой-рыцарь поживает-то? Что-то его не видно, небось выкинуть пришлось?
— Да нет, неплохо поживает, — отвечает донья Маня. — Я из этого боя второй сорт сделала.
— Ну! — удивляются старушки. — А первый сорт из второго сможешь сделать?