Журнал «ЕСЛИ», 2008 №3
Шрифт:
Судя по отметке времени и даты, написано четыре часа назад. Не отправлено. Значит, еще совсем недавно Кортни даже не помышляла о самоубийстве.
И еще: ее тело поразительно сильно промерзло за четыре часа. При такой температуре первые укусы мороза способны уязвить незащищенную плоть всего за минуту, а то и быстрее. Но тело хранит последние искорки жизни, и на то, чтобы его охладить настолько сильно, требуется более длительное время.
Хотя отсутствие одежды сильно ускоряет этот процесс.
Я подошел к Кортни и снова коснулся ее шеи, лелея отчаянную надежду на то, что тепло палатки каким-то чудесным образом ее оживит.
Затем вернулась Мариса. Хотя возвращение в палатку таким образом, чтобы не занести с собой кучу снега, процесс гораздо более медленный, чем выход из нее, и на сей раз почти весь согревшийся воздух улетел наружу, я все же мысленно поставил ей пятерку за старание. Кортни, при всей моей симпатии к ней, такой высокой оценки получить не смогла бы. Ни за что.
Мне не хотелось, чтобы моя спутница прочитала последние слова Кортни, поэтому, пока Мариса очищала в предбаннике сапоги от снега и входила в палатку, герметизируя за собой вход, я закрыл файл с письмом и открыл новую панель, выбрав управление акустикой – пусть даже Мариса и поправила опоры, ветер завывал довольно сильно. И я включил звукоподавление, действующее по принципу противофазы – еще один пожиратель энергии, но в тот момент мне было все равно.
Шум ветра стих, когда датчики распознали источник звука и включили еще одну хитроумную новинку, превратив стенки палатки в объемную сеть громкоговорителей, которые и подавили шум – на мой взгляд, даже слишком эффективно.
То ли из-за воцарившейся атмосферы похоронного бюро, то ли от моего нежелания поверить, что Кортни неожиданно сошла с ума, я снова начал думать об убийстве. Возможно, жизнерадостное письмо родителям – фальсификация. Возможно, бедняжку задушили и вытащили из палатки. Внутри такой беспорядок, что она незадолго до смерти явно билась и металась. Но зачем кому-то убивать цветовода? А если причина имелась, почему бы не подождать, пока она вернется домой?
Чтобы незаметно проскользнуть в лагерь и столь же незаметно скрыться, злоумышленнику необходимо заранее выяснить, когда наша группа будет высоко в горах и, возможно, не заметит низко летящий самолет с лыжным шасси. А для этого требуется или феноменальное везение, или сообщник с рацией. И как они даже в этом случае могли предвидеть, что Кортни останется в лагере одна?
Или же, возможно, никто не собирался убивать Кортни. Она могла просто-напросто случайно наткнуться на человека, проникшего в лагерь. Или наоборот. Такое предположение, как минимум, логично. Ее палатка – далеко не единственное экспериментальное снаряжение, а компьютер в моей палатке полон данных телеметрии и технической информации, но для конкурентов он практически бесполезен. Потому что в нем стоит такая защита, что быстро ее не взломаешь. А если в буквальном смысле вырезать его из стенки палатки и взломать защиту уже дома? Это совсем другое дело. Кстати, уверен ли я, что моя палатка до сих пор на месте?
Я сумел не выдать охватившей меня паники.
– Мне надо кое-что проверить, – сказал я Марисе. – Хочешь вернуться в свою палатку?
– Нет. – Она стояла на коленях возле Кортни, словно молясь. Возможно, она и хотела за нее помолиться. – По-моему, неправильно будет оставлять ее здесь одну.
Через несколько секунд я уже вышел из палатки.
Я почти забыл про ветер, а дыхательную маску снял в палатке, где воздух обогащался кислородом. Теперь же от ветра и разреженного воздуха у меня перехватило дыхание. Впрочем, кислорода в воздухе было примерно столько же, сколько на вершинах самых высоких гор в Альпах, поэтому без маски я вполне мог обойтись. Я постоял немного, давая организму время приспособиться, обвел взглядом лагерь, посмотрел на Хедуолл. Все палатки оказались на месте, а с горы в лагерь по канату никто не спускался. Значит, минимум часа два мы с Марисой будем в лагере одни. По спине снова пробежались холодные пальцы. Антарктика – очень уединенное место, когда поблизости бродит убийца. Я на секунду задумался – не опасно ли оставлять Марису одну? – и решил, что нет. Убийца Кортни наверняка давно скрылся.
Но я все же подобрал свой ледоруб, который бросил, увидев распростертое тело. «Нечего ему валяться в снегу», – мысленно оправдал я свой поступок. Но тяжесть в руке прибавила мне уверенности.
Пятнадцать минут спустя я убедился, что к данным в моем компьютере никто не прикасался. В палатке все выглядело по-прежнему, а охранные файлы компьютера не зарегистрировали попыток взлома. Возможно, убийца по ошибке забрел в палатку Кортни вместо моей, убил девушку и в панике сбежал. А то, как странно выглядело ее замерзшее тело, вероятно, побочный эффект его способа убийства – какого именно, можно будет выяснить, когда мы доставим ее тело на базу Мак-Мердо для вскрытия.
Я не намеревался оставлять Марису надолго одну, но, выбравшись из палатки, был вынужден снова задержаться, привыкая к разреженному воздуху. Дыхательная маска и встроенные в стены палатки мембраны с избирательной проницаемостью – одновременно и благо, и зло. Они способны настолько повысить концентрацию кислорода, что человек дышит почти как на уровне моря, но это означает, что он никогда не акклиматизируется. Выход из палатки без маски – высокогорный эквивалент выхода из универмага с кондиционированием в жаркий летний день. При восхождениях в Гималаях это опасно: без масок неакклиматизированные альпинисты могут потерять сознание и умереть от удушья всего за несколько минут.
Здесь же оказаться на некоторое время без защиты – всего лишь неприятность.
Или нет? Кортни точно была без маски. Не могла ли мембрана в ее палатке испортиться? Женщина стала задыхаться, в панике побежала к соседней палатке и упала по дороге… Но, черт побери, мы все же не на такой высоте. А мембрана в палатке работала прекрасно, когда мы с Марисой находились внутри. Не говоря уже о том, что у большинства людей в подобной ситуации все же хватит ума, чтобы хотя бы накинуть куртку и обуться.
Возвращение к палатке Кортни оказалось недолгим, и я не успел сложить в голове связную версию произошедшего, но возле палатки меня встретили знакомые звуки. Мариса, очевидно, тоже сочла звукоподавление слишком эффективным и включила нечто, похожее на любимую музыку Кортни. Впрочем, снаружи разобрать ее было трудно. Акустика палатки оптимизирована для прослушивания внутри. Никто, похоже, не испытывал ее с целью проверить, как все это звучит снаружи. Пусть даже музыка внутри звучала безупречно, снаружи я различал лишь акустический шум – такое, может быть, и сойдет для местной группы, лабающей в гараже, но это явно не Пачельбель.