Журнал «Если», 2009 № 04
Шрифт:
Так начался мой Новый Миропорядок…
В два часа ночи я еду на своем «аутбэке» по темному пустому шоссе, пролегающему через безжизненную аризонскую пустыню. Я ищу поворот, которого не существует. Луны нет, но в какой-то момент я замечаю далеко в стороне странное розоватое свечение. Я торможу, сворачиваю на обочину и медленно съезжаю по откосу на песчаную равнину. Потом я снова давлю на газ и мчусь по целине к источнику розового сияния.
Над крышей магазинчика «Семь-Одиннадцать» висел в воздухе огромный шар, похожий на гигантский мыльный пузырь. Он чуть покачивался, и по его внутренней поверхности перебегали радужные сполохи света; они словно уносились в бесконечность, и оторвать от них взгляд было просто невозможно.
Я выбрался из машины и вошел в магазин. Как только я перешагнул порог, из дверей кладовой за прилавком появился старый индеец в светло-лиловом костюме. В левой руке он держал небольшой кейс.
— Что происходит? — спросил я.
— Ты помнишь, — сказал индеец, но его слова прозвучали не как ответ, а как приказ.
И я действительно вспомнил. Я вспомнил все, а не только клочки, обрывки информации, которые привели меня сюда.
— Инстинкт самосохранения вынудил меня искать последовательность вероятных событий, которая исключала бы мою смерть. Ты включен в эту последовательность. Если позволишь, я включу в нее и себя.
— Зачем тебе мое позволение?
— Ты едва не стал причиной моей гибели, почему бы тебе не захотеть, чтобы я остался в живых? Таков закон вероятности и равновесия.
Я подумал о Конни, о непредставимой жестокости предыдущего варианта моего бытия, о чувстве облегчения, которое я испытал, когда из безумия возвратился к нормальной жизни.
К жизни, какой я должен был жить с самого начала…
Но потом я вспомнил об Энди.
— Нет, — сказал я.
— Но почему?
— Я не согласен, если из-за меня должен погибнуть мой друг. Кстати, здесь не слишком тепло для тебя?
Кальмарис улыбнулся.
— Я уже нахожусь в своем корабле.
— Не забывай — я еще не дал согласия.
— Надеюсь, ты его дашь.
— Это еще бабушка надвое сказала.
— Смотри!..
Перед моим мысленным взором одна за другой пронеслись картины невероятных бедствий и жестокости. Я пошатнулся.
— Я — Наблюдатель. Мое развитие с рождения запрограммировано в соответствии с психической эволюцией вашего мира, — сказал Кальмарис. — И все это время я незаметно играю с вероятностями, стараясь предотвратить то, что ты только что видел. Без меня вероятность всепланетной военной и экологической катастрофы будет намного выше. Ее, однако, можно избежать, и тогда уцелевший человеческий род сумеет в конце концов эволюционировать в высокоразвитую цивилизацию.
— Это звучит замечательно, но я тебе не верю. Даже оставаясь в плену, ты не переставал играть с вероятностями. Почему, обладая такими возможностями, ты чего-то требуешь от меня?
— Не я, а мой инстинкт самосохранения, мой доминирующий императив, который постепенно расходует эфирную энергию внефизической сущности моего корабля. И моя жизнь, и, возможно, само существование твоего мира зависят только от того, разрешишь ли ты осуществиться теперешнему варианту.
Я не позволил себе задуматься даже на секунду.
— Пусть все снова станет как было, — сказал я.
— Прошу тебя!.. — взмолился Кальмарис.
— Пусть все будет так, как должно было быть с самого начала.
— Законы вероятности не признают никаких «должно было быть». Они…
Я скрестил руки на груди. Кальмарис поставил кейс на пол.
— Тогда я умру. Я обречен из-за того, что ты не хочешь меняться. А других вариантов просто нет.
— Из-за того, что я не могу измениться. Я таков, какой я есть.
— Да.
И снова вероятности пришли в движение.
Меня зовут Брайан Кинни. Во мне заключено огромное и трагичное знание, навязанное мне извне. Но не только оно. Вопреки всему я надеюсь…
«Тахо» несется вперед. Внезапное осознание того, что я вот-вот убью собственную жену, перечеркивает вероятности… Хранилища памяти открываются. Ну, где моя хваленая сила воли?…
Я всей тяжестью повисаю на руле. Нога слепо тычется в пол где-то между газом и тормозом. Большой зеленый мусорный контейнер с грохотом обрушивается на капот. Его содержимое засыпает лобовое стекло, но, к счастью, это всего лишь мусор…
Потом «тахо» резко останавливается, уткнувшись в сложенный из кирпича столб ограды. Рулевое колесо врезается мне в диафрагму. Рот мгновенно наполняется кровью, и я чувствую, как внутри меня что-то с хрустом ломается.
Когда я был примерно на полпути к выздоровлению, ко мне в больницу впервые пришла Конни. С этого началось настоящее исцеление — исцеление души. Не моей или ее, а того общего, что соединяло нас — того, что мы постепенно разрушали в течение десяти последних лет. Или точнее — я разрушал.
Так был перейден еще один перевал.
Хеппи-энд?…
Он сидел в холодной комнате.
Я стоял с другой стороны двери и смотрел, как подтянутый морской пехотинец набирает секретный код на цифровой панели замка. Все навязанное мне знание по-прежнему оставалось при мне, но это была уже новая математика.
Толстая, словно в банковском хранилище, дверь отворилась.
Энди Маккаслин поднял голову и удивленно посмотрел на меня.
Он был один в комнате…