Журнал Наш Современник 2006 #4
Шрифт:
[…] Мы, конечно, не знаем ресурсов Германии. Нельзя решить, насколько она способна развивать напряжение сил. Но слабость наших сил видна как на ладони. Мы не только отступаем, но нельзя, по мне, даже надеяться на движение вперед… если только Германия не истекает кровью. Но и этого не видно. Из нынешних известий видно, что Новогеоргиевск обложен со всех сторон, отрезан от армий. Немцы сейчас уже перед Брест-Литовском. Это последняя крепость на их пути в глубь России. Придется скоро Главному Командованию уходить из Барановичей, если еще не ушли оттуда.
Сегодня кричат о нескольких казнях изменников, все какая-то дрянь и мелочь. Все
Наши отступления создали еще новое бедствие: сотни тысяч разоренных, голодных, истощенных беженцев. Их насчитывают 600 000, и число их растет. Ужасно! А теперь еще вопрос — сколько немецких шпионов идет к нам в толпах этих несчастных? Между ними масса евреев и немецких колонистов. Всю эту гниль и плесень распространяют по всей России. А что станешь делать?
Положение вообще отвратительное. Власть, чувствуя свою скомпрометированность, сдается на капитуляцию “обществу”, то есть либеральным элементам. Что они окажутся не хуже “охранителей твердой власти” — это более чем вероятно. Но каково перестраивать все управление страны под напором немецких армий? Ведь каждый начальник в течение минимум нескольких месяцев ничего не понимает. А в течение нескольких месяцев неприятель может взять и Москву, и Петроград со всеми “обновленными” деятелями.
Вообще — все скверно, одно огорчение.
Одна надежда: не ослабли ли немцы?
Только это и может спасти положение.
[…]
7 августа
Ковно взят немцами. Участь гарнизона не сообщается. Новогеоргиевск уже наполовину взят, вероятно, завтра будет известие о сдаче. Мы рассыпаемся с поразительной быстротой.
Не правительство, а черт знает что. Официозные известия утешают, будто Ковно был “устарелой крепостью”. Раньше ее называли “первоклассной крепостью”. Но если бы она и была “устарелой”, то как эти люди могли допустить, что в течение года войны она не была поставлена на высоту современных требований? Сами себе подписывают осуждение.
11 июля взят Львов; потребовалось 43 дня, чтобы нас выгнали из Варшавы. После этого через 2 недели взято Ковно. Итого в 2 месяца (57 дней) произошел такой переворот, после которого можно ждать движения на Вильно и, м. б., Смоленск и Москву. До осени и зимы остается еще 2-3 месяца. Сумеют ли наши войска сопротивляться еще два месяца? Сила сопротивления их, видимо, очень ослабла.
Теперь серьезно приходится думать — что мне делать лично с семьей, если немцы подойдут к Москве? Придумать, однако, что-нибудь трудно. Тихон18 тоже думает, что возможно взятие Новгорода. Ну, он человек казенный, и их куда-нибудь ткнут. А вот нам, частным лицам, — “куда бечь”? […]
Что же будет дальше? Мы как были без снарядов, так и останемся без них, ибо наших средств их производить не хватает даже на пополнение истраченного. Но мы сверх того стали деморализованы и дезорганизованы. Правительство растеряно. В народе исчезло всякое к нему доверие, что хотя и справедливо, но в высшей степени вредно для нас, отнимая у нас самую возможность стать сильными… Что же выйдет? Перед нами какая-то черная пропасть, и ничто не может нас спасти, если только Германия не рухнет сама, внутри себя. Если бы Германии передалась хоть часть того безумия, которое охватывает нас, то еще возможно спасение. Но что мы знаем о внутреннем состоянии Германии? Ничего. Вот должен собраться их рейхстаг… Не обнаружит ли он и у немцев разлада между властью и народом? Это давало бы луч спасения и в непроглядный мрак нашей погибели.
[…]
6 сентября
Сегодня служили (в Красном Кресте) панихиду по Столыпине. Собственно, день его кончины 5 сентября, но вчера неудобно было служить.
Вечером приходил некий Онуфрий Федорович, кажется, Антончук*, начальник Калишской учительской семинарии, эвакуированной в Сергиев Посад. Он просил приютить беженцев из Гродненской губернии, семь душ: две женщины, 5 детей, это две семьи, соединенные общим бедствием. Они тут ютятся на вокзале в толпе других таких несчастных. Я, конечно, даю им помещение, но дрова берется доcтавлять сам Антосюк.
Военные известия еще хуже: немцы […] нападают на Вильну. Совершенно ясно, что они ее возьмут… может быть, уже взяли. А наши армии разрезаны. Немцы не боятся быть захвачены в клещи, и, конечно, не будут захвачены. Наши армии будут отступать, и еще слава Богу, если в порядке и медленно. Несчастная Россия! Погибшая страна.
(Окончание следует)
Примечания
1 Флоренский Павел Александрович (1882-1937) — религиозный философ, математик, искусствовед, православный священник.
2 Новоселов Михаил Александрович (1864-1938) — духовный писатель, издатель и публицист.
3 Фудель Иосиф Иванович (1864/5-1918) — протоиерей, рукоположен (1889) по благословению преп. Амвросия Оптинского. С 1892 г.служил в Москве.
4 Шечков Георгий Алексеевич (1856-1920) — публицист, член Государственной думы 3-го и 4-го созывов. Член Союза русского народа. В начале 1917 г. намечался кандидатом в члены Совета съездов монархических организаций.
5 Радко-Дмитриев Радко Дмитриевич (настоящие имя и фамилия — Радко Русков Дмитриев) (1859-1918). В 1884 г. окончил Николаевскую академию Генерального штаба. В 1884-1887 гг. служил в болгарской армии, а с 1887 г. в русской. В 1888 г. — принял русское подданство. С октября 1913-го — чрезвычайный посол Болгарии в России. 26.07.1914 г. вновь поступил на службу в русскую армию. С 3.09.1914 г. — командующий 3-й армией, с 20.03.1916 г. — 12-й армией. Генерал-лейтенант (1914).
6 Сазонов Сергей Дмитриевич (1860-1927). В 1909-1910 г. — товарищ министра иностранных дел. С ноября 1910 г. до июля 1916 г. — министр иностранных дел. В 1917 г. — посол Временного правительства в Великобритании. После Октябрьской революции был министром иностранных дел у А. В. Колчака, член Особого совещания у А. И. Деникина. С 1920 г. в эмиграции.
7 О р л о в М. А. История сношений человека с дьяволом /Иллюстрированное приложение к “Вестнику иностранной литературы” 1904 г. СПб., 1904 (репринтное переиздание — М., 1992).