Журнал Наш Современник 2007 #2
Шрифт:
Местные жители даже назвали К. Девилье имена некоторых военнослужащих, многие из которых впоследствии звучали на Нюрнбергском трибунале. А. Деко был хорошо осведомлен относительно провального для советской стороны допроса 1 июля 1946 г. в Нюрнберге командира 537-го полка войск связи Ф. Аренса. (Д е к о. Великие загадки… С. 266). Однако, ссылаясь на свидетельство К. Девилье, он тем не менее назвал этот полк в связи с “Катынским делом”. Случайно ли? Возможно потому, что, по мнению Деко, 537-й полк войск связи служил прикрытием, как утверждали немецкие солдаты, для “айнзатц-командо” СС II?
Во время передачи “Трибуна истории” на французском телевидении, которую вел А. Деко, К. Девилье подверглась перекрестному допросу
Свидетельство К. Девилье заслуживает тщательного расследования, если учесть, что А. Деко также упомянул показания берлинского булочника Пауля Бредок, служившего осенью 1941 года под Смоленском. П. Бредоу в 1958 г. в Варшаве, во время процесса над Э. Кохом, одним из нацистских палачей, под присягой заявил: “Я видел своими глазами, как польские офицеры тянули телефонный кабель между Смоленском и Катынью”. Во время эксгумации в 1943 г. он “сразу узнал униформу, в которую были одеты польские офицеры осенью 1941 г.” (Д е к о А. “Великие загадки…” С. 275).
П. Бредоу также сообщил, что он лично слышал телефонные переговоры между Кохом и фон Боком о перевозке поляков на Восток, где их расстреливали. Известно, что связь для штаба группы армий “Центр” обеспечивал тот самый 537-й полк связи, в причастность которого к расстрелу польских военнопленных не поверили в Нюрнберге (“Эрих Кох перед польским судом”. С. 161).
Ален Деко встречался с бывшим узником Шталага IIВ, расположенного в Померании, Рене Кульмо, который заявил, что в сентябре 1941 г. в их Шталаг прибыло с Востока 300 поляков. “Помню одного капитана, Винзенского. Я немного понимал по-польски, а он по-французски. Он рассказал, что фрицы там, на востоке, совершили чудовищное преступление. Почти все их друзья, в основном офицеры, были убиты. Винзенский и другие говорили, что СС уничтожили почти всю польскую элиту” (Д е к о. Великие загадки… С. 277, 278).
А вот какие показания 5 июня 1947 г. немецкий гражданин Вильгельм Гауль Шнейдер дал американскому капитану Б. Ахту в г. Бамберге, в американской зоне оккупации Германии. Шнейдер заявил, что во время пребывания в следственной тюрьме “Tegel” зимой 1941-1942 гг. он находился в одной камере с немецким унтер-офицером, служившим в полку “Regiment Grossdeutschland”, который использовался в карательных целях. Унтер-офицер рассказал Шнейдеру, что “поздней осенью 1941 г., точнее, в октябре этого года, его полк совершил массовое убийство более десяти тысяч польских офицеров в лесу, который, как он указал, находится под Катынью. Офицеры были доставлены в поездах из лагерей для военнопленных, из каких — я не знаю, ибо он упоминал лишь, что их доставляли из тыла” (Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 07, оп. 30а, п. 20, д. 13, л. 23). Вспомним дневник польского офицера, который был опубликован в испанской газете “ABC”. Совпадение налицо.
Известно, что в Фонде Управления Командующего ВВС РККА в Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО) под грифом “секретно” хранится протокол допроса сотрудниками СМЕРШа немецкого военнопленного, принимавшего личное участие в расстреле польских офицеров в Катыни (ЦАМО, ф. 35, оп. 11280, д. 798, л. 175). Но обнародовать его пока не удается.
Это только часть свидетельств о том, что в Катыни польских офицеров расстреливали нацисты. Однако такие свидетельства пока игнорируются как польской, так и российской стороной.
Свидетели утверждают
В опубликованных катынских документах приводятся десятки свидетельских показаний. Многие из них противоречат друг другу, указываемые в них даты и подробности нередко не вписываются ни в какие версии. То, как трудно отделить правду от лжи, мы попытаемся показать на свидетельских показаниях, которые являются общепризнанными.
При этом следует заметить, что российские исследователи, желавшие ознакомиться с показаниями бывших сотрудников НКВД (Д. С. Токарева, П. К. Сопруненко и М. В. Сыромятникова) в рамках уголовного дела N 159 “О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД в апреле-мае 1940 г.”, были вынуждены самостоятельно переводить их с польского языка на русский!
Показания 89-летнего генерала КГБ в запасе, бывшего начальника УНКВД по Калининской области Д.С. Токарева во время допроса, состоявшегося 20 марта 1991 г., следователь ГВП А. Ю. Яблоков охарактеризовал как “бесценные и подробные”, позволившие “детально раскрыть механизм массового уничтожения более 6 тысяч польских граждан в УНКВД по Калининской области (Катынский синдром. С. 358).
Токарев охотно и даже “артистично” (?!) рассказывал подробности расстрела польских полицейских. Он сообщил, что из Москвы был прислан майор госбезопасности В. М. Блохин с “целым чемоданом немецких “вальтеров” и командой помощников. Поляков, по 250-300 человек за ночь, Блохин расстреливал в специально подготовленной камере. Потом трупы выносили во двор, где грузили в крытый грузовик. “На рассвете 5-6 машин везли тела в Медное, где уже были выкопаны экскаватором ямы, в которые тела как попало сбрасывали и закапывали…”. Токарев также сообщил о захоронениях расстрелянных поляков в районе поселка Медное (Катынь. Расстрел. С. 36. Катынский синдром. С. 356-358, 469..
В показаниях Токарева сомнение вызывают некоторые маловероятные подробности. Посещение авторами в ноябре 2006 г. здания бывшего областного управления НКВД Калинина (в настоящее время это здание Тверской медакадемии) породило сомнение — действительно ли здесь в течение месяца было расстреляно более 6 тысяч поляков?!
Здание находится на центральной людной улице Твери — Советской. В 1940 г. это также был центр города. Подвал здания, в котором размещалась внутренняя тюрьма УНКВД и в котором, по утверждению Токарева, была оборудована “расстрельная камера”, сохранился практически в первозданном виде. Он представляет собой полуподвальный цокольный этаж (до 6 м высотой, из них 2 м над землей) с большими окнами под потолком, выходящими на улицу. В самом здании перед войной работали сотни сотрудников и вольнонаемных. Двор Калининского УНКВД до войны не являлся закрытым по периметру и частично просматривался из соседних домов. Режим скрытного проведения массовой расстрельной акции в таком здании обеспечить было практически невозможно.
Сложно также поверить в то, что за темное время суток (на широте Твери оно в начале апреля составляет всего 9 часов, а рано утром 4-этажное здание УНКВД заполняли сотрудники) в единственной камере расстреливали по 250-300 чел. Особенно если принять во внимание уточнения Токарева: “Из камер поляков поодиночке доставляли в “красный уголок”, там сверяли данные — фамилию, имя, отчество, год рождения. Затем надевали наручники, вели в приготовленную камеру и били из пистолета в затылок” (Катынь. Расстрел. С. 35).
Вызывает сомнение и возможность одновременного размещения в подвальных камерах Калининского УНКВД 250 человек (их площадь для этого явно недостаточна).
В то же время надо заметить, что “фрагменты польской военной формы обнаруживались на территории следственного изолятора N 1 города Калинина”, который в 1940 г. находился на окраине деревни Ново-Константиновка (ныне это площадь Гагарина в Твери) (М а н г а з е е в. Зачем нужен мемориал в Медном?). Однако этот факт не привлек внимания ни польских археологов, ни российских следователей.