Журнал Наш Современник №3 (2001)
Шрифт:
Городские теплосистемы, системы водоснабжения и канализации . Из 700 тыс. километров действующих стальных трубопроводов более половины поражено коррозией. Из них 50 тыс. километров — в аварийном состоянии (“Известия”, 6.2.99, с. 5). По мнению экспертов, если не принять экстренные меры, к 2005—2010 годам 2/3 трубопроводов окажутся в полной негодности, и это может парализовать жизнедеятельность городов.
Теплосети. Согласно техническим инструкциям, металлические трубы теплосети могут пролежать под землей до двадцати лет. Но их замена — мероприятие очень дорогое. Положено ежегодно обновлять от 5 до 8 процентов протяженности теплотрасс, но в России в лучшем случае меняется 0,5 процента (“Известия”, 10.6.00, с. 2). Для “удешевления процесса” проржавевший участок теплотрассы выкапывают, переворачивают поврежденной стороной вверх и закапывают обратно. Если раньше
Водопроводные сети изношены настолько, что число аварий превышает 100 тыс. в год, а утечка воды из проржавевших трубопроводов составляет около 40 процентов (“Известия”, 6.2.99, с. 5). 55 процентов россиян пьют непригодную для питья воду (“Известия”, 2.11.95). Чему удивляться, если инфекции вспыхивают то тут, то там, а санитарно-эпидемиологическая служба в пожарном порядке гасит очаги.
Канализация и очистные сооружения давно выслужили все сроки. Как результат — залповые выбросы в реки России десятков тысяч тонн фекалий. Многократно страдала от этого и наша Ока. Ремонт коммуникаций у нас ведется в основном открытым (траншейным) способом. Ремонтники разрушают дорожное покрытие, а по завершении работ асфальтобетонную смесь укладывают зачастую в грязь, снег. От транспортных нагрузок, осадков и смены температур грунт вскоре проседает, дорожное покрытие разрушается (“Известия”, 6.2.99, с. 5).
Существуют бестраншейная технология и пластиковые трубы, не подверженные коррозии и имеющие большой срок службы. В России эти технологии давно разработаны и по техническим параметрам превосходят зарубежные. Но, как издавна водится на Руси, производство этой техники не освоено, поэтому строительные организации вынуждены покупать ее за рубежом за огромные деньги (“Известия”, 6.2.99, с. 5).
Техногенные катастрофы
Как пишет профессор С. Кара-Мурза, “вся техносфера СССР строилась в расчете на полную внутреннюю стабильность, она в принципе не может быть защищена полицейскими мерами” (“Правда”, 2.11.93). “Деиндустриализация — неведомый миру процесс, и трудно предсказать, как вообще поведет себя техносфера. Не взбесятся ли нефтехимические комбинаты, лишенные запчастей, контрольных приборов и квалифицированных аппаратчиков? Справятся ли машинисты с поездами, когда из систем сигнализаций и блокировки будут выломаны на продажу последние медные детали? Вот страшная цифра: уже за первый год реформы, 1992-й, на 95 тыс. жизней больше унесли травмы и несчастные случаи. На 95 тыс. больше за один только год! Изуродованная техносфера выходит из-под контроля” (“Наш современник”, 1/97, с. 215).
Уровень риска техногенных катастроф в последние несколько лет ставит под угрозу саму возможность дальнейшего социально-экономического и экологического развития нашего Отечества. Смерть и увечья в общей сложности 300 тыс. человек ежегодно — цифра гигантская даже для такой большой страны, как Россия. Прямые материальные потери при этом составляют 3—5 процентов ВВП (валового внутреннего продукта), а косвенные превышают их в среднем вдвое (“Красная звезда”, 28.7.94). В последнее время эти потери возрастают ежегодно на 10—30 процентов и в несколько раз превосходят потери в промышленно развитых странах. Даже после стабилизационного периода в развитии России возможный прирост ВВП будет не в состоянии компенсировать ежегодные 10—12 процентов его потери от аварий и катастроф (там же).
И еще один важный момент: если даже стальные детали машин имеют свой предел усталости — “наработку на отказ”, то имеют такой предел и люди. Вообще-то русский народ терпеливее и выносливее любой стальной детали. Но предел есть всему. Униженные, оплеванные, нищие, голодные, больные, спивающиеся рабочие, превращенные новыми “хозяевами жизни” в “рабсилу”, уже не способны работать так, как работали они во времена СССР. У новых господ нет средств на технику безопасности, на достойную зарплату для “свободных граждан свободной России”. Поэтому наряду с износом техники не меньшую роль в надвигающейся катастрофе играет и износ “человеческого фактора”.
Лишь экономика мобилизационного типа при жестко централизованной политической власти способна выстоять перед лицом “катастрофы-2003”. Ибо последняя — далеко не фантастика, а хорошо просчитанная реальность. В одной временной точке сойдется множество кризисов, раздирающих нашу страну после ее перехода на западные рельсы “развития”. Катастрофа есть синхронизация кризисов .
Может ли Россия предотвратить “катастрофу-2003”?
Хотя
1. Возврат в руки государства утерянного контроля за государственной собственностью. Несмотря на все приватизации (58 процентов предприятий уже частные), государство по-прежнему владеет 13 тыс. федеральных унитарных предприятий, 4 тыс. АО с долей государства в 50 процентов и 2,5 тыс. предприятий с государственной долей в 25 процентов (“АиФ”, 15/00, с. 11; “Известия”, 24.11.99, с. 4). Все это вместе взятое оценивается по рыночной стоимости примерно в 250 млрд долларов. При средней общемировой норме прибыли от 5 до 10 процентов эта собственность должна давать государству от 12,5 до 25 млрд долларов в год. Реально же в госбюджет поступает менее 50 млн долларов (“АиФ”, 14/98, с. 4), то есть 0,02 процента!
Впрочем, за тысячи километров от РФ сохранился экономический обломок СССР — государственное совместное российско-вьетнамское предприятие “Вьетсовпетро” (то есть “Вьетнамо- советская нефть”). За 1999 год оно принесло России 244 млн долларов прибыли (К а л а ш н и к о в М. Битва за небеса. М., 2000, с. 196) — в 5,8 раза больше, чем вся остальная госсобственность РФ вместе взятая! В чем суть этого парадокса? Со стороны России в СП с Вьетнамом участвует государственное унитарное предприятие “Зарубежнефть”. Автор только что вышедшей книги “Битва за небеса” Максим Калашников дает очень простой ответ на загадку: “И очень приятно разговаривать с руководителями “Зарубежнефти”. Они все сплошь — славяне, державники ” (выделено нами.— Е. С. ), “а не кучка двуногих скотов” (там же). Державники, возглавляющие не самое крупное совместное предприятие, не разворовывают прибыль, а отсылают ее, всю до последнего цента, Державе. А вот тут-то ее и встречают “двуногие скоты”. В 1999 году “Минтопэнерго незаконно использовало на содержание своего центрального аппарата 22,7 млн долларов (из средств, поступивших от российско-вьетнамского предприятия “Вьетсовпетро”)” (“АиФ”, 15/00, с. 11). Вот и ответ на другую часть парадокса — куда девается прибыль с госпредприятий? Прежде всего, на зарплату начальникам — от 10 до 100 тыс. долларов в месяц. Далее — на роскошное бесплатное жилье для начальства по 4,7 тыс. долларов за 1м2. И далее, “по мелочам” — на лимузины, ведомственные дома отдыха (для начальства, естественно) и т. д., и т. п. И все равно прибыль остается — она настолько огромна, эта принадлежащая государству прибыль с госпредприятий, что прожрать и промотать ее физически невозможно даже “двуногим скотам”. Но чем богаче предприятие, тем больше у него “дочерних фирм”, записанных на имена жен, детей и прочих родственников начальства. “Дочки” усиленно перекачивают прибыль госпредприятий в оффшорные зоны на счета директоров госпредприятий.
Лишь 517 из 4000 предприятий с 50-процентным участием государства начислили в 1999 г. дивиденды на госпакеты акций. По данным Мингосимущества, такие предприятия, как “Связьинвест”, “Газпром”, РАО “ЕЭС России”, рыночная стоимость которых составляет от 4 до 12 млрд долларов, заплатили дивиденды на сумму 0,7—4 млн долларов (“Известия”, 24.11.99, с. 4). То есть отдача — тысячные доли процента . “Газпром” за 1998 год вообще не выплатил государству дивиденды (“АиФ”, 15/00, с. 11). Зато имеет офис стоимостью 800 млн долларов и сотни (если не тысячи) роскошных домов отдыха и дач на берегу Черного моря, в которых отдыхают отнюдь не газпромовские рабочие.
Итак, в 2003 году российской экономике грозит окончательный крах, поскольку за период с 1991 года в нее практически не вкладывалось инвестиций. В свете всего вышесказанного понятно, почему не вкладывалось. Понятно, что деньги на инвестиции были и есть, но они присваиваются “двуногими скотами”. Как сообщает директор Института социальных исследований, академик РАН Геннадий Осипов, “по заслуживающим доверия данным, из России за рубеж ушло около четырех триллионов (!) долларов, а не 100 миллиардов, как многие считали раньше, ужасаясь даже этой цифре” (“Завтра”, 31/00, с. 3). Вернуть назад эти деньги трудно, практически невозможно, ибо они подпитывают западную, прежде всего американскую, экономику. То есть инвестиции идут, но не с Запада в Россию, а из нищей России — на богатый Запад. Такая вот у нас “интеграция в мировой рынок”.