Журнал Наш Современник №7 (2002)
Шрифт:
На траурном митинге, посвященном памяти умерщвленных товарищей, 19 апреля 1945 года узники Бухенвальда всех национальностей дали клятву, которая была известна тогда всему миру, но теперь, к сожалению, подзабыта: “...мы прекратим борьбу только тогда, когда последний фашистский преступник предстанет перед судом народов. Уничтожение фашизма со всеми его корнями — наша задача”.
По всей Европе звучали в победном 45-м подобные клятвы.
Они — поклялись!
А мы, нынешние?..
Старая развратница — Европа! Сегодня ты продажной тварью лежишь под Америкой, и наглые янки валтузят тебя, как только им хочется. Пока не завалтузили до смерти — очнись, Европа! Неужели ты забыла Бухенвальд и Освенцим, Майданек и Маутхаузен, Заксенхаузен и Дахау, Равенсбрюк, Нойенгамме, Штутгоф... —
...После войны все бывшие узники фашизма, в том числе и дети, подвергались издевательским фильтрационным проверкам.
Меня, слава Богу, послевоенные гонения со стороны наших “органов”, можно считать, не коснулись. А вот по рассказам старших товарищей, в том числе и двоюродного брата, угнанного в Германию в 12-летнем возрасте (таких забирали без родителей), знаю, как нелегко было им.
Газета Международного союза бывших малолетних узников фашизма “Судьба” в № 3—4 (март-апрель 1995 г.) сообщала: “Из 14033 мест принудительного содержания, созданных нацистами и их союзниками в период второй мировой войны (1939—1945 гг.) на территории Европы, включая оккупированные области СССР, наши дети находились... не менее чем в 13 тысячах концлагерей, лагерей смерти, гестаповских тюрем, гетто, трудовых лагерей, маршевых колонн, пересыльных пунктов, стационарных и передвижных донорских лазаретов, обсервационных лагерей “национального переориентирования”, пунктов заложников и “целей прикрытия”, спецдетдомов, спецшкол...” И далее: “...в ряде случаев потери среди бывших малолетних узников фашизма — наших сограждан — являлись катастрофически невосполнимыми. Так, из захваченных во время карательных экспедиций (проводились с декабря 1942 по апрель 1943 г.) и вывезенных в концлагеря Освенцим, Майданек, Саласпилс 22 тысяч детей — уроженцев Витебской, Гомельской, Могилевской, Смоленской, Псковской (до войны — Ленинградской), Днепропетровской, Харьковской областей осталось в живых и вернулось на Родину лишь 1920 человек... один из десяти! (даже меньше! — Л. Т. ). Подобных потерь не понесла никакая другая категория мирного населения не только СССР, но и Европы”.
Поэтому-то крайне удивительно (и возмутительно!), что меры социальной защиты одной из наиболее пострадавших во время войны категорий гражданского населения России ЗАКОНОМ НЕ ПРЕДУСМАТРИВАЮТСЯ! (Есть только подзаконные акты.) Высказываются абсурдные умозаключения, что мы, мол, и думать не должны о том, чтобы нас считали ветеранами войны, так как мы были малолетними. В то время как законом “О ветеранах” жители блокадного Ленинграда, к примеру, в том числе и бывшие в годы войны несовершеннолетними и даже родившиеся там, ветеранами считаются (и правильно считаются!). А на Украине, в Белоруссии и Молдавии даже вопроса не возникало, включать ли бывших малолетних узников фашизма в категорию ветеранов войны, там этот вопрос давно уже решен однозначно — включать (в полном соответствии с международными положениями).
Странна и непонятна (и — непростительна!) позиция в этом вопросе депутатов нашей Госдумы, особенно членов ее Комитета по делам ветеранов. С ужасом думаешь: да что же у нас за генералы такие, если они забыли ту пацанву войны, кого освобождали!
...На одном из заседаний совета Московского отделения Российского союза несовершеннолетних узников фашизма один бывший пленник гетто рассказывал, как его “пытали” в собесе: почему, мол, остался в живых, когда мать и сестру расстреляли? Не потому ли, что сотрудничал (ему тогда было 10 лет) с немцами?! Комментарии, как говорится, излишни!
А неумолимое время идет. Каждый день мы недосчитываемся кого-то из детей Второй мировой войны — в год их уходит из жизни до 30 тысяч человек. Если подождать еще немного, то проблема с ними “решится” сама собой... в соответствии с мнением депутата Госдумы И. Хакамады: необходимо, чтобы отмерло нынешнее поколение, тогда, мол, только и пойдут реформы (полагаю, по дальнейшему — и полному! — закабалению России Западом).
Леонид Тризна,
член Союза писателей и Союза журналистов России,
лауреат Международной литературной премии
имени Андрея Платонова “Умное сердце” (1994 г.),
г. Москва
КОЛОКОЛЬЧИКИ ПАМЯТИ
Стоит в лесном безлюдье Парфеньевского района Костромской области необычный памятник. На высоком железном шесте, укрепленном в земле тросовыми растяжками, подвешены оригинальной формы колокольцы. Они негромко позванивают даже при малом ветерке. Полное отсутствие других посторонних звуков в округе делает этот чистый ненавязчивый звон тревожно-задумчивым, зовущим подойти, остановиться, оглянуться вокруг и задуматься.
Соорудили здесь этот памятник три брата: Вениамин, Николай и Владимир Ивановы. Они — из большой семьи Ивановых, что построила в далеком 1927 году добротный дом, с полным набором хозяйственных построек, от двора и амбара до собственной риги, в деревне Горшково, которая стояла на этом месте. Они — дети первых колхозников в этой большой, когда-то многолюдной деревне. Дети, которые потом вынуждены были, чтобы выжить, уехать в город.
И вот эти три русских мужика (подчеркнуть это непременно хочется, ибо плохо представляется подобный поступок, к примеру, совершенный немцами, при их всем известной сентиментальности), три брата, узнав из записок краеведа Д. Ф. Белорукова дату основания своей деревни, вспомнив и записав имена всех живших в ней на их памяти людей, решили поставить памятный знак там, где была их деревня. Сами спроектировали конструкцию, изготовили детали и установили этот диковинный памятник. Памятник родной деревне, надпись на котором сообщает и о том, что “последней в 1982 году уехала из деревни Надежда Павловна Горохова...”
Стоит памятник с 1990 года, звенят на нем колокольчики, звенят и о том, что была здесь родная многим деревня Горшково. И о том, что нет теперь в ближайшей округе деревень: Задорино и Бакланово, Старово и Дьяково, Тяпнево и Фролово, Захарово и Иваньково, Княжево и Курьяново, Ковизино и Тимошино, Кошурино, Кудышкино и Якушево. Звенят, у всех нас спрашивая: помним ли о кровной и духовной связи своей с поколениями предков, живших здесь, с местом, где родились и росли?
Такое вот чувство родства с ушедшими поколениями, неизбывная чистая память детства и юности, очевидно, и вызвала у братьев Ивановых томительное желание оставить, продлить память о своей обезлюдевшей сегодня деревне и подсказала им замечательный и неординарный поступок.
Но ведь и не одни Ивановы такие. С 1989 года ежегодно 9 Мая и в Иванов день собираются и ходят на поклон к предкам на место своей бывшей деревни Губачево в Костромском районе бывшие ее жители. Поставили они памятную доску и посадили на месте деревни березовую рощицу по числу снесенных домов с памятными бирками на каждом дереве, указанием фамилий хозяев домов, выходили и вырастили ее. Создали из бывших однодеревенцев общину, чтоб сохранить в ней память и о предках, и о своей в 1954 году исчезнувшей волею судьбы и из-за головотяпства проектировщиков и местных властей при заполнении Горьковского водохранилища деревне. Спроектировали (архитектор — сын уроженца этой деревни С. А. Матюгин), собрали деньги и поставили часовню, в которой почитавшиеся предками иконы, списки всех погибших в минувшем жестоком столетии земляков. Сделали альбом со старыми фотографиями и родословными с начала прошлого века всех деревенских семей, который передается из одной семьи в другую, — своеобразная “Книга памяти” д. Губачево. В общине договорились, что молодожены — нынешние дети и внуки жителей деревни — обязательно будут приезжать на свою “дворину”, чтобы поклониться предкам. Ездят и кланяются. Их пепел еще стучит в сердцах живущих поколений, взывает к памяти, очищению... На молебен освящения часовни Иоанна Предтечи, построенной всего за четыре месяца, собрались и бывшие жители других деревень округи, снесенных с лица земли одновременно с Губачево. А вокруг часовни посажены шесть сосен — по числу погибших ближних деревень.