Журнал ''ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ''. Сборник фантастики 2007
Шрифт:
Надо признать, до поры до времени ничего предосудительного в этих распоряжениях не было. Пока однажды не вышел приказ о поголовной вакцинации. От какого неизвестного человечеству недуга должна была спасти нас эта прививка, до сведения не доводилось.
Прохлада смоченного спиртом клочка ваты где-то чуть ниже лопатки, крупный шприц, наполненный розовой, похожей на смородиновый кисель жидкостью и необъяснимое ощущение чего-то инородного в организме на всю оставшуюся жизнь… И только потом, месяца через три, нам сообщили о крошечном полуорганическом маячке, который будет жить в теле человека независимо от того, хотим
Для чего нужна вся эта канитель, нам соизволили объяснить спустя еще месяц: население Земли угрожающе растет, ее невосполнимые ресурсы тают на глазах — какой из этого выход? Да элементарный! Наши инопланетные просветители решили прирост аборигенов контролировать со всей возможной строгостью, а для пущего блага землян малыми порциями уменьшать размер уже существующей популяции.
Именно тогда на окраинах городов в срочном порядке были смонтированы мегаэкраны, а с прежде чистого неба упал первый цветной жук.
Обжигаясь и недобрым словом поминая полное отсутствие у Лёвки хоть какого-нибудь кулинарного таланта, дожевываю подгоревшую яичницу, бросаю взгляд на часы, хватаю сумку и выскакиваю в подъезд.
Улица встречает привычным шумом мегаполиса, бросает в душное, пропитавшееся запахом раскалённого металла метро и через несколько минут выплевывает на поверхность за две сотни метров от работы. Хочется срезать путь и пойти наискосок, через площадь, но сегодня нельзя: сегодня цветной день. Поправляю съезжающую с плеча сумку и ныряю под защиту бегущего вдоль всей улицы широкого бетонного карниза.
Я шагаю, стараюсь не наступать на пятки идущим передо мной людям. Ширина карниза — полтора метра. Ширина тротуара — восемь — десять. Но тротуар пуст — серое небо продолжает сыпать цветным дождем блестящих титановых жуков. Жуки падают на асфальт, едва заметно встряхиваются и, ловко перебирая тремя парами тонких шипастых ног, устремляются на запад — к мегаэкранам.
На проходной протягиваю охраннику пропуск.
— Фамилия, имя? — тщательно разглядывает фотографию он.
— Александров. Павел.
— Цвет?
— Зелёный.
— Код оттенка?
— БД 134-75.
— Проходите, — охранник возвращает мне пропуск, и я, по привычке шагая через ступеньку, поднимаюсь по большой мраморной лестнице. Я поднимаюсь, а гулкое эхо доносит до меня обрывки слов с проходной: «Фамилия… цвет?».
Добравшись до двери конторы, киваю секретарше.
— Доброе утро, Леночка!
— Доброе утро, Зелёный БД 134-75, — премило улыбается она.
Сколько здесь работаю, одного понять не могу: как в целом не блещущая сообразительностью и за три года не удосужившаяся выучить имя-отчество директора Леночка помнит наши цвета и оттенки. В конторе-то, дай бог, без малого полторы тысячи человек. И каждого из них Леночка приветствует по индивидуальному коду. И ещё ни разу на моей памяти не ошиблась.
Как обычно, в цветные дни все мы старательно создаем видимость работы: носимся по коридорам, зажав подмышкой кипу бумаг, изобразив на челе печать тревоги за родную компанию, треплемся по телефону с приятелями, временами вставляя в разговор просьбу срочно выслать счёт-фактуру и подтвердить получение груза в порту города N. Все бегают, суетятся, и никто ничего не делает.
Выхожу в курилку, достаю из помятой пачки сигарету, несколько раз щёлкаю зажигалкой — без толку.
— Возьмите мою, — поворачивается стоявшая до этого ко мне спиной Софья Алексеевна, главбух нашей компании. — Сегодня много жёлтых, — указывает она на окно зажатым в тонких пальцах окурком, — очень много.
Я молча киваю и возвращаю ей зажигалку. Сегодня действительно много жёлтых. Жёлтые жуки шлепаются на крыши, бьют лапками, выбираются из ещё не облетевшей рыжей листвы, карабкаются по ступеням подземных переходов и бегут, бегут на запад — туда, где их уже ждут поднявшиеся утром мегаэкраны.
— Много жёлтых, — повторяет Софья Алексеевна, посылая мегаэкранам одну из своих самых ослепительных улыбок. И её можно понять. Она жёлтая. Кода я, конечно, не помню — куда мне до Леночки, но она определенно жёлтая. А это значит, что сегодня ей почти ничего не грозит. Сегодня жёлтые сектора закроются первыми, а это шанс, очень хороший шанс дожить до следующего цветного дня.
По зданию разносится жестяное дребезжание старого звонка — перерыв на обед. Хлопают сотни дверей, высыпают в коридоры лаборанты в белых халатах, рабочие в синих комбинезонах, менеджеры в серых костюмах. Люди, сотни людей. И у каждого — свой цвет, свой код, свой оттенок. Нас много, и мы разные. Нас объединяет одно: выйдя из здания, каждый смотрит на запад, каждый тешит себя надеждой, каждый пытается предугадать.
В изобретательности пришельцам не откажешь — система отбора лишних проста, но не примитивна. И чувством юмора чужие, похоже, не обделены — учли, что называется, местные традиции: помните развлечение прежних времен — тараканьи бега?!
Итак, у каждого из нас имеется цвет и код. И у каждого есть жук. Жук того же цвета, того же оттенка. С самого утра жуки бегут к мегаэкранам, карабкаются вверх по желтоватой, пористой поверхности, занимают свои места в мягких полукруглых ячейках. Но на всех жуков ячеек не хватит. Опоздавшие остаются у подножия экранов и посылают в центр сигнал. А дальше — дальше всё идет по накатанному: отслеживается маячок неудачника, чей жук не успел отвоевать себе место на экране, звучит жутковатая сирена белого с синими полосами фургона и раздается звонок в дверь. Бесполезно бежать, бессмысленно прятаться — сигнал маячка просочится сквозь любые стены, а техника ребят из полосатого фургона сломает, превратит в пыль любую преграду. Выхода нет…
В ларьке у метро покупаю два пирожка и пластиковый стаканчик с обжигающим кофе. Отхожу в сторонку, осторожно пристраиваю стаканчик на каменный парапет возле детской площадки и разворачиваю обернутый в розовую салфетку пирожок.
— Молодой человек!
Поворачиваюсь: в двух шагах от меня переминается с ноги на ногу невзрачный мужичонка лет пятидесяти.
— Да?
— От зависимости, — мужичонка щелкает пальцами по тощей нездорово-желтой шее, — избавиться не желаете?