Журнал «Вокруг Света» №01 за 1973 год
Шрифт:
Штефан Георгиу, румынский журналист
Возьми моего сына, отдай мне свое сердце
Война между племенами начиналась так: длинные пироги, наполненные воинами в боевой раскраске, отчаливают от берега и для начала — чтобы обмануть злых духов и возможных вражеских лазутчиков — плывут в совершенно другую сторону. Скрывшись от любопытных взглядов, воины пристанут к берегу, затопят лодки на мелком месте и через лес подберутся к вражеской деревне. Ворвавшись в нее, нападающие не щадят никого: ни мужчин,
Вырастить ребенка на Новой Гвинее куда труднее, чем в других местах планеты. Судите сами: недостаточное питание, отсутствие медицинской помощи, малярийный климат болотистых джунглей; добавьте к этому ядовитых насекомых, крокодилов, стихийные бедствия — и вы поймете, почему из пяти новорожденных выживает на Новой Гвинее один и почему папуасы относятся к своим детям как к величайшему сокровищу.
Еще не так давно человеческая жизнь на Новой Гвинее ценилась крайне низко, иной раз дешевле пачки черного прессованного табака. Племена и деревни воевали между собой, и беспрестанная вражда разделяла близких соседей так, как не могли разделить горы и леса. Нельзя сказать, что межплеменная вражда прекратилась в наши дни, но, во всяком случае, по мнению людей, хорошо знающих Новую Гвинею, нынешнее положение нельзя даже сравнить с недавним прошлым.
И в этом сыграла свою роль свойственная папуасам любовь к детям.
Вражда между племенами доходила до того, что обычно папуасы боялись уходить далеко от своей деревни, ибо на чужой территории их обязательно бы убили. Недаром исследователи отмечали, что на Новой Гвинее жители деревень, расположенных в пятнадцати минутах ходьбы от моря, ни разу в жизни не бывали на морском берегу и знали о том, что в море соленая вода, лишь понаслышке!
Чтобы лучше понять все сказанное выше, нужно чуть подробнее разобраться в том, что такое папуасская война и каковы ее причины.
Война могла начаться с экспедиции за головами. Поводов для экспедиции за головами бывает множество. К примеру, в деревне умер человек. Не то чтобы его утащил крокодил, или упало на него дерево, или утонул он в реке — все это показалось бы совершенно нормальным. Нет, просто почувствовал себя плохо, метался в бреду, мучился и без всяких видимых причин умер. Для папуаса дело совершенно ясно: колдовство. Наслать порчу могли только враги, скорее всего жители враждебной деревни. Им необходимо отомстить, и не только потому, что должна быть восстановлена справедливость, но и для того, чтобы дух умершего обрел покой и не строил козней против живых.
Приглашают союзников, готовят яства для будущего пира победителей, бьют в барабаны — и вот раскрашенные воины гуськом уходят из деревни. Может быть, им придется много дней выжидать удобный момент, когда они стремительно ворвутся в чужую деревню, поражая копьями и дубинками всех встречных. Потом вернутся домой с головами врагов, распевая победную песнь:
«Мы убили человека, мы убили человека, нам хорошо!»
Надо сказать, что все описанное нами еще далеко не совсем ушло в область преданий, и кое-где в наиболее недоступных местах острова существуют охотники за черепами. А лет тридцать-пятьдесят назад в вечном страхе перед нападением соседей жила большая часть новогвинейцев.
Колониальной администрации приходилось бороться с этими межплеменными войнами потому хотя бы, что они мешали любому ее начинанию: от картирования территории до обыкновенной инспекционной поездки чиновника. О какой поездке вообще могла быть речь, если, дойдя до границ территории своего племени, носильщики складывали груз и наотрез отказывались сделать хоть шаг дальше!
Администрация, конечно, боролась своими методами: судила зачинщиков войн (а что они понимали в законах белых людей?); сажала в тюрьму папуасов, пойманных в боевой раскраске (папуасы же, вернувшись в родную деревню, удивленно рассказывали, что их бесплатно кормили и заставляли жить в домах с полом и железной крышей — но за какие заслуги?). Австралийская администрация требовала, чтобы папуасы строили свои деревни по утвержденному и единообразному плану — с площадью и улицей, идущей через деревню. За такой деревней удобно было следить с воздуха. Папуасы строили деревню по плану, а жили рядом — в хижинах, разбросанных в джунглях. Индонезийская администрация на Западном Ириане, выяснив, что люди племени асматов перед своими военными вылазками собираются в мужских домах «джеу», а после вылазок вырезают из дерева «бис» — изображения предков, запретила «джеу» и «бисы». Эти меры, естественно, не могли принести пользы: с таким же успехом человека, больного туберкулезом, можно лечить от кашля и торжествовать от того, что кашель на время исчез.
Нет, заслуга в том, что войны между папуасскими племенами все-таки в большинстве мест прекратились, принадлежит в основном самим папуасам. Встречаясь друг с другом в городах, поселках и на плантациях и убеждаясь, что и в других племенах живут такие же люди, наиболее развитые из папуасов все больше приходили к выводу, что вечные войны мешают жить. И они стали бороться с враждой, особенно с враждой с ближними соседями. Но бороться по-своему, так, как это было естественно с точки зрения их традиций и обычаев.
Тут надо подробнее рассказать об обычае усыновления. Обычай этот стар и распространен был по всей Меланезии. На островах Гильберта, например, дети вообще росли не в семьях своих родителей. Еще до рождения ребенка отец с матерью присматривали для будущего чада приемных родителей, обычно из числа хороших друзей или просто людей зажиточных. Если обе стороны приходили к соглашению, приемный отец брал пуповину приемного сына и заворачивал ее в лист пандануса. Потом из этого листа делали браслет, который носили на предплечье. Когда лист пандануса, истлев и поистершись, сам падал с руки (приемный отец старался, чтобы он упал в море), считалось, что ребенок стал родным. Его же собственные родители брали на воспитание детей других людей. Это, конечно, крайний случай, но и на других островах, в том числе на Новой Гвинее, практиковался обмен детьми для укрепления дружбы между семьями и родами.
Была и еще одна причина, по которой папуасы принимали в свою среду детей других племен. Причина эта — язык, точнее, необходимость общего языка.
До сих пор ученые не могут точно сказать, на скольких языках говорят на Новой Гвинее. В 1870 году Миклухо-Маклай писал:
«Почти в каждой деревне — свое наречие. В деревнях, отстоящих в четверти часа ходьбы друг от друга, имеется уже несколько различных слов для обозначения одних и тех же предметов; жители деревень, находящихся на расстоянии часа ходьбы одна от другой, говорят иногда на столь различных наречиях, что почти не понимают друг друга».
При более подробном изучении выясняется, что между языками папуасов зачастую нет резкой границы, что они постепенно «переходят» один в другой. Это явление ученые называют «лингвистической непрерывностью». Люди из соседних деревень еще могут довольно свободно между собой объясняться, но уже с трудом понимают людей из деревни, находящейся через деревню от них, и почти совсем не понимают людей из более далеких мест. Отчего это происходит? Позволим себе такой пример. Существуют люди с разными дефектами произношения: один не умеет произносить «р», другой — «л», третий — «г». Представьте себе, что сын человека, произносящего вместо «л» — «в», никогда не слышал, как говорят другие люди и учился говорить только у своего отца. Естественно, что для него отцовская картавость станет нормой, а вместо, скажем, «голова» он будет выговаривать «говова». Для его детей это также будет нормальным, а если в одном из следующих поколений звук «г» заменится на «х», «о» — на «а», то лет через сто из «головы» получится «хавава», а то и «хауауа», что хотя и похоже на «голову», но все-таки уже не одно и то же. А теперь представьте себе, что на это уже искаженное слово наложатся другие искажения, и вы не удивитесь, если в результате появится слово, совсем не напоминающее на слух первоначальное: «голова». Однако вернемся к папуасам.