Журнал «Вокруг Света» №02 за 1979 год
Шрифт:
Этим человеком был инженер-офицер Андерс Франсен. Год за годом выходил он на своем катере и делал промеры, исследуя предполагаемое место гибели судна. Вся его экспедиция — это он сам и кое-какие весьма несложные приборы. Призывы энтузиаста и обращения к властям с просьбой о помощи оставались без ответа. Считалось, что за три с лишним века, протекших с момента гибели корабля, он давным-давно уничтожен бурями и останки его занесены илом.
Упорство Франсена было вознаграждено лишь в 1956 году: он определил место гибели корабля, а водолазы подтвердили, что «Ваза» цел. И было наконец решено поднять на поверхность эту редчайшую реликвию прошлого.
Надо было решить, как поднимать «Вазу». Был составлен план поэтапных подводных работ,
Первым делом под судном продули тоннели и протащили сквозь них стальные тросы. Затем после тщательной расчистки вокруг корпуса и частично внутри «Ваза» с исключительной осторожностью был оторван с помощью понтона от дна, и его подтащили ближе берегу, на мелководье.
И в апреле 1961 года многотысячная толпа огласила воздух приветствиями — из воды показался корпус фрегата, пролежавшего на дне 333 года.
Катер прошел под мостами, обогнул один остров, затем другой, третий и причалил неподалеку от трех параллелепипедов, один из которых стоял прямо на воде залива. И в нем, как в огромном эллинге, стоял красавец «Ваза».
Он действительно огромен и поражает воображение даже современного человека. Его ребра-шпангоуты и соединяющие их бимсы, его килевые крепления сделаны из мощных брусьев, а обшивка выглядит так, как если бы ее поставили совсем недавно. По всему обводу судна сделана наружная галерея, где могут проходить зрители, получая возможность обозреть судно со всех сторон. Видно, как стекают ручейки с влажного потемневшего дерева. Это делается потому, что на воздухе при высушивании дерево могло бы от внутреннего натяжения потрескаться и вызвать общее разрушение корпуса. Высушивание происходит постепенно, очень медленно. И одновременно идет процесс пропитывания всех деревянных частей корабля особым, предохраняющим от гниения составом.
Больше всего пострадало кованое железо. Оно было сильно испорчено ржавчиной. Но в общем вода сохранила в почти полной неприкосновенности то, что пролежало на дне бухты 33 десятилетия — изделия из кожи, ткани, золота, серебра, меди, бронзы, чугуна, даже дерева. Современность, наука получили необыкновенной щедрости подарок — двадцать четыре тысячи предметов. Достаточно сказать, что даже шесть 150-литровых бочек пороха вполне могли быть использованы по назначению после просушки. Обнаружились также и кое-какие книги, судовые журналы, библия, документы, письма.
А гид продолжает неторопливое объяснение... Вот там хранились паруса, блоки, снасти, весла, запасная древесина и другие материалы на случай починки... А тут стояла грот-матча, за которой помещалась плотницкая мастерская. В трюме, где прохладно, хранили продовольствие, кухонную посуду. Там же размещался и камбуз. По соседству с камбузом, в другом отделении, держали балласт, якорные тросы; крюйт-камера, где лежал порох, тоже в этом трюме.
О конечно, корабль был великолепен — на украшение королевского фрегата казна отпускала золото не скупясь. Достаточно сказать, что корма и нос — но особенно корма! — имели свыше 700 резных позолоченных скульптур. Офицерские помещения, размещавшиеся на всех пяти палубах кормовой части, были сплошь покрыты резьбой, как снаружи, так местами и изнутри.
Но для остального экипажа никакого комфорта не полагалось. Матросы спали прямо на досках в батарейных палубах. Кстати, манекены матросов «Вазы» одеты в ту же одежду, что была найдена при археологической очистке поднятого корабля. Увы, к одежде история оказалась милостивей, чем к памяти тех, кто носил ее... Имена только шести членов команды «Вазы» удалось установить исследователям. А ведь — напоминаю — погибло здесь около 170 человек...
З. Дичаров
Китовая аллея
Конец XIV века, конец лета, конец долгого северного дня... И с севера, и с юга по легкой ряби бухты к берегу идут четырнадцать байдар. Они большие, но на месте гребцов, обычно низовых общинником, сейчас сидят знатнейшие охотники четырнадцати поселков — к ежегодному празднеству в святилище допускаются только посвященные в тайны союза воинов, прочие даже не имеют права знать, где оно находится.
На всех мысах окрестного побережья стоят столбы из костей китовых челюстей — вехи морских дорог. С того места в море, где сходятся створы этих вех, видны белые скалы. И посвященный знает — надо отсюда править на них...
Такая картина рисовалась нам всю долгую «кабинетную» зиму — после полевого сезона 1976 года. Рисовалась как догадка — перед нами были лишь наспех сделанные фотографии, плоская копия того великолепия, что открылось нам в Силюкской бухте небольшого безлюдного чукотского острова Ыттыгран. Нам удивительно тогда повезло — были солнце и ветер, буквально на несколько часов разогнавшие туман словно специально для тою, чтобы наш карбас вновь не проплыл мимо. Пять лет назад экспедиция Института этнографии АН СССР на этом острове об следовала остатки древнего эскимосского поселка и его некрополя, но осенний туман, моросящий мелким непрекращающимся дождем, скрывал находящиеся всего в двухстах метрах... десятки гигантских костей гренландских китов, в строгом порядке врытых в прибрежную гальку! Скрывал то, чего не видел никто из тех, кто занимается историей эскимосской культуры.
Культура эскимосов в том виде, в котором ее встретили европейцы и смогли изучить этнографы, представляла собой весьма противоречивое явление: ряд черт, казалось бы, непосредственно унаследованных из палеолита, — и исключительно сложная техника морской охоты и мореплавания, высокоразвитое религиозно-мифологическое представление, сложный этикет взаимоотношений меж людьми — и в то же время крайне упрощенная социальная структура, практически никаких остатков родоплеменной организации. Многие ученые считали, что такая организация в прошлом не могла не существовать, но исчезла в результате малочисленности и разобщенности человеческих коллективов в Арктике. Но когда и где она существовала, какие принимала формы — обо всем этом до последнего времени практически ничего! известно не было. Археологическое изучение эскимосской культуры началось сравнительно недавно — и снова клубок противоречий. Остатки древних эскимосских поселений на большей части американской Арктики свидетельствовали: эта культура немногим отличалась от того, что наблюдали этнографы конца XIX — начала XX века. А вот древние культуры Берингоморья, как выяснилось, имели совершенно иной облик.
В результате раскопок стало ясно, что в древнеберингоморском обществе существовали довольно резкие не только имущественные, но и социальные, сословные различия, позволяющие даже предположить уже о начале становления классового общества. Но неужели нечто подобное возможно было в эскимосском обществе, которое жило исключительно морской охотой и собирательством?
По данным этнографии считалось, что нет. Казалось несомненным — морские охотники, по крайней мер до появления у них огнестрельное оружия, с трудом обеспечивали себя пищей, нередко оказывались на грани катастрофических голодовок. Ведь именно так — на грани голодной смерти — жили эскимосы, когда их начали изучать этнографы. И считалось поэтому, что так было всегда. Но выяснилось — климат здесь VIII по XIV век был значительно теплее, чем сейчас, и, естественные промысловые условия были гораздо более благоприятны. И именно в это время, как показывают данные археологии, эскимосские поселки становятся значительно большими, чем прежде, особо развитым становится китобойный промысел.