Журнал «Вокруг Света» №02 за 2006 год
Шрифт:
Бюлль занялся более «приземленными» проектами. В частности, его небольшая фирма «Спейс Рисерч Корпорэйшн» работала над улучшением баллистических характеристик орудий полевой артиллерии в странах НАТО. Поработал Бюлль и на ЮАР, и на Израиль, и на Китай. Возможно, «пестрота» заказчиков и сгубила ученого. В его убийстве обвиняют то «Моссад», то иракские спецслужбы. Но в любом случае его связывают с работами над проектом, известным как «Большой Вавилон». История профессора Бюлля и «Большого Вавилона» даже стала основой художественного фильма «Пушка Страшного суда».
Считается, что разработку иракской сверхдальнобойной пушки Саддам Хусейн заказал Бюллю незадолго до окончания ирано-иракской войны для борьбы с Ираном, имея в виду и возможность обстрела Израиля. Впрочем, официально пушку «подавали» как часть космической тематики —
Калибр сверхпушки должен был достигать 1 000 мм, длина — 160 м, дальность стрельбы — до 1 000 км обычным снарядом и до 2 000 км активно-реактивным. Среди различных версий устройства «Большого Вавилона» имелись и многокаморная пушка, и выстреливаемый из ствола пушки двухили трехступенчатый реактивный снаряд. Детали орудия заказывали под видом оборудования для нефтепроводов. Проверку концепции якобы провели на прототипе «Малый Вавилон» калибром 350 мм и длиной 45 м, построенном в Джабал Ханраям (145 км от Багдада). Вскоре после убийства Бюлля британская таможня задержала партию труб прецизионного исполнения — их сочли деталями для постройки орудия.
После войны в Персидском заливе 1991 года иракцы показали инспекторам ООН остатки сооружения, которое считается «Малым Вавилоном», затем его разрушили. Собственно, на этом история и закончилась. Разве что в 2002 году, когда готовилась агрессия против Ирака, в прессе возобновились разговоры о «сверхпушке Саддама», способной стрелять снарядами с «химической, бактериологической и даже ядерной» начинкой. Но за время оккупации Ирака следов «Вавилона», как видно, не нашли, как и оружия массового поражения. Между тем эффективной и дешевой «сверхдальнобойной артиллерией» «третьего мира» оказались не сверхпушки, а толпы эмигрантов, среди которых можно легко рекрутировать исполнителей терактов или участников погромов.
В 1995 году уже китайская пресса опубликовала фотографию пушки длиной 21 м с расчетной дальностью стрельбы 320 км. Калибр 85 мм говорил о том, что это, скорее всего, макет будущего орудия. Назначение китайской пушки предсказуемо — держать под угрозой обстрела Тайвань или Южную Корею.
Системы ПРО и ряд договоров, ограничивающие возможности применения ракетного вооружения, не распространяются на артиллерию. Корректируемый снаряд сверхдальнобойной пушки по сравнению с боеголовкой ракеты — и более дешевое изделие, и трудно поражаемая цель. Так что в истории сверхпушек, возможно, рано ставить точку.
Семен Федосеев Иллюстрации Юрия Юрова
Семен Федосеев
Жертва царской опалы
Официальная версия
27 июня 1718 года Санкт-Петербург торжественно праздновал очередную, девятую годовщину победы в Полтавской битве. По Неве перед Летним дворцом Петра I прошли украшенные флагами военные суда, жители города услышали традиционный пушечный салют, а затем насладились зрелищем фейерверка. Тем немногим наблюдателям и участникам торжества, которые знали, что накануне вечером оборвалась жизнь царевича Алексея Петровича, оставалось лишь удивляться невозмутимости его отца. В тот же день русским послам в европейских столицах были направлены инструкции о том, как описывать и объяснять смерть царевича. Ее причиной объявлялся апоплексический удар, якобы поразивший Алексея во время оглашения смертного приговора, но, впрочем, не помешавший ему в присутствии министров и сенаторов причаститься и перед кончиной примириться с отцом. И хотя эта идиллическая картина выглядела не слишком убедительно, ясно было, что развязка многомесячной и тягостной драмы наконец наступила.
Общепринятое объяснение трагической судьбы царевича хорошо известно. Оно гласит, что Алексей, выросший во враждебной Петру и всем его начинаниям атмосфере, попал под пагубное влияние реакционного духовенства и отсталой московской знати. А когда отец хватился, было уже поздно, и все усилия перевоспитать сына привели лишь к тому, что тот убежал за границу. На следствии, начатом по его возвращении, выяснилось, что вместе с немногими приспешниками Алексей с нетерпением ожидал смерти царя и готов был уничтожить все сделанное им. Суд сенаторов и высших сановников вынес виновному в измене смертный приговор, ставший своеобразным памятником принципиальности Петра I.
Нетрудно заметить, что изложенная версия слишком схематична, чтобы быть похожей на правду. Скорее, она напоминает те наспех сконструированные объяснения, что в пропагандистских целях создаются «по горячим следам событий» и оказываются порой удивительно живучими. Чем же в действительности был вызван конфликт царя-преобразователя с собственным сыном и наследником?
Нелюбимое чадо
Алексей родился в подмосковной царской резиденции — селе Преображенском 18 февраля 1690 года, через год с небольшим после свадьбы царя и его первой жены Евдокии Лопухиной. Ему было лишь два года, когда у Петра начался роман с дочерью торговца Анной Монс, с которой он познакомился в Немецкой слободе, и всего четыре — когда тот окончательно оставил Евдокию. Вот почему детские годы мальчика прошли в обстановке, далекой от тихого семейного счастья. А в 1698 году он фактически лишился матери: Петр, вынужденный прервать поездку по Европе из-за известия о стрелецком бунте, вернулся в Москву необычайно раздраженным и, помимо прочего, немедля отослал жену в Суздальский Покровский монастырь, приказав постричь ее в монахини. Воспитанием Алексея занялась тетка царевна Наталья Алексеевна, которую он не особенно любил. В качестве учителей к царевичу были приставлены Никифор Вяземский и немецкие воспитатели: сначала Мартин Нейгебауэр, а затем Генрих Гюйссен, общий же надзор за ними должен был осуществлять назначенный обер-гофмейстером любимец царя Александр Меншиков. Впрочем, светлейший князь не слишком обременял себя непривычными обязанностями.
Известно, что наследник получил неплохое образование, хорошо знал немецкий и французский языки, латынь, очень любил читать. В 1704 году четырнадцатилетний юноша был вызван отцом в армию и наблюдал за осадой и штурмом Нарвы. «Я взял тебя в поход показать тебе, что я не боюсь ни труда, ни опасностей. Я сегодня или завтра могу умереть; но знай, что мало радости получишь, если не будешь следовать моему примеру… — заявил сыну Петр. — Если советы мои разнесет ветер, и ты не захочешь делать того, что я желаю, то я не признаю тебя своим сыном: я буду молить Бога, чтобы он наказал тебя в этой и в будущей жизни». Что могло вызвать такую отповедь? Отсутствие у сына интереса к военному делу? Промелькнувшая вдруг неприязнь к тем, кто окружал Петра?
Отношениям Алексея с отцом катастрофически не хватало теплоты, зато в них было более чем достаточно обоюдных подозрений и недоверия. Петр внимательно следил за тем, чтобы Алексей не имел контактов с матерью. Царевич же постоянно опасался слежки и доносов. Этот неотступный страх стал почти маниакальным. Так, в 1708 году, во время шведского вторжения, Алексей, которому было поручено наблюдать за подготовкой Москвы к обороне, получил от отца письмо с упреками в бездействии. Реальной же причиной недовольства царя, скорее всего, был визит Алексея в монастырь к матери, о котором тут же донесли Петру. Царевич немедленно обращается за помощью к новой жене и к тетке царя: «Катерина Алексеевна и Анисья Кирилловна, здравствуйте! Прошу Вас, пожалуйте, осведомясь, отпишите, за что на меня есть государя-батюшки гнев: понеже изволит писать, что я, оставя дело, хожу за бездельем; отчего ныне я в великом сумнении и печали».
Подавленная воля
Спустя еще два года царевич был отправлен в Германию — учиться и одновременно подбирать подходящую матримониальную «партию» среди иностранных принцесс. Из-за границы он обращается к своему духовнику Якову Игнатьеву с просьбой найти и прислать ему для исповеди православного священника: «И изволь ему сие объявить, чтоб он поехал ко мне тайно, сложа священнические признаки, то есть обрил бороду и усы… или всю голову обрить и надеть волосы накладные, и немецкое платье надев, отправь его ко мне курьером… и вели ему сказываться моим денщиком, а священником бы отнюдь не назывался…»