Шрифт:
Наша лаборатория — океан
Тысячи и тысячи миль оставил за кормой славный «Витязь» — ветеран советской океанологии. Природа океана, физические и химические процессы в его водах, связь их с атмосферными явлениями и строением морского дна и многие другие тайны «соленого континента» исследуют ученые «Витязя». Сегодня в нашей «Кают-компании» руководитель радиохимического отряда корабля науки академик Евгений Михайлович Крепс и молодой сотрудник этого отряда Владислав Орлов.
Академик Е. М. Крепс: Иду на «Витязь»
С юных лет у меня была мечта — увидеть атолл. Шли годы. Моя работа биохимика все дальше и дальше уводила меня от атоллов и «пальм, рождающихся из моря». Постепенно я почти примирился с мыслью о том, что моя мечта так и не осуществится.
...В 1957 году я был в Москве на заседании Отделения биологических наук академии, посвященном сорокалетию Советской власти. Слушал интереснейший доклад Льва Александровича Зенкевича об исследовании советскими учеными биологии моря, жизни в глубоководных впадинах океана. В перерыве, разговаривая с Вениамином Григорьевичем Богоровым, я посетовал, что моя работа давно уже не связана с морем.
Богоров тут же поймал меня на слове. «Через десять дней «Витязь» уходит в Тихий океан по плану Международного геофизического года. Иди с нами. Предлагаю официально, как начальник экспедиции».
Почти не раздумывая, я согласился.
Как говорится, сборы были недолги, — через неделю я уже был на «Витязе».
...И однажды я увидел атолл — пальмы, рождающиеся из моря, белую пену прибоя, омывающую ослепительный коралловый пляж. Именно так я и представлял себе «свой» атолл. Да, это было свидание с детством — волнующее, прекрасное.
Но только на это свидание я пришел не искателем приключений на парусном бриге или на узком каноэ, а рабочим науки на корабле науки... Атоллы и пальмы поднимались на горизонте — и исчезали за кормой «Витязя». Оставалась работа—будничная, кропотливая, но без которой ни я, ни мои коллеги не мыслили свою жизнь.
В этом плавании нашей задачей было изучение радиоактивности океана. Эта проблема в то время взволновала умы человечества.
В 1954 году весь мир обошла страшная весть о трагедии японского рыбацкого судна «Фукурю-мару-5», которое было накрыто радиоактивными осадками во время испытаний американского ядерного оружия. Даже длительный курс лечения не мог спасти всех пострадавших рыбаков.
Вскоре наука доказала, что радиоактивные осадки разносятся морскими течениями на сотни миль, отравляя флору и фауну морей.
Во многих странах, и прежде всего в Японии, пришлось срочно установить контроль за уровнем радиоактивного заражения рыбы. Опыты показали: животный и растительный мир морей и океанов весьма восприимчив к радиации. Выяснилось, что Живые морские организмы способны как бы накапливать радиоактивность в количествах, превышающих радиоактивность окружающей среды в сотни и тысячи раз...
Чтобы бороться с этой невидимой смертью, нужно было провести широкие комплексные исследования Мирового океана.
...Миля за милей оставались за винтами «Витязя», Мы замеряем скорости течений, берем пробы грунта, с палубы корабля запускаем радиозонды, а в глубины океана опускаем дночерпатели и тралы, исследуем пробы глубинной воды.
В свое время многие зарубежные ученые предлагали использовать для радиоактивных отходов многокилометровые океанские впадины. Но исследования, проведенные на «Витязе», неопровержимо доказали: какова бы ни была глубина океана, радиоактивные отходы снова попадут в общую циркуляцию океана. На основании этих данных Вениамин Григорьевич Богоров и я представили в 1958 году на Женевскую конференцию по мирному использованию атомной энергии доклад на эту тему, и предложения по использованию океанских впадин для радиоактивных отходов были отклонены.
Вряд ли нужно сейчас говорить о всех научных открытиях, сделанных на «Витязе», Главное — это то, что вся наша работа на гигантской плавучей лаборатории была подчинена одной цели: океан должен нести людям жизнь. В совместной работе мы, старики, забывали о своем возрасте, а юноши становились «мужами науки» — для многих молодых ученых «Витязь» был первой лабораторией.
Владислав Орлов: Семь страниц одного года
Мой путь на «Витязь» был значительно проще и обычнее, чем у Евгения Михайловича.
Все началось с того дня, когда в списке распределения молодых специалистов химфака университета появилось название «Институт океанологии». Буквально через несколько часов я уже беседовал со своим будущим научным руководителем Семеном Владимировичем Бруевичем. И в тот же год я попал на «Витязь», отправлявшийся в Индийский океан.
С тех пор я участвовал в четырех экспедициях «Витязя». Но самый памятный для меня день плаваний — это день, когда я с товарищами «добывал» со дна Яваиской впадины первую страницу своей первой научной статьи.
...Стоит жара, которая так раскалила деревянную палубу, что на нее невозможно ступить босыми ногами. Штиль, ни дуновения ветерка. Зеркальную гладь океана лишь изредка вспарывают небольшие стаи летучих рыбок. Разогнавшись под водой, они пролетают несколько десятков метров и вновь скрываются...
Хочется одного — забраться куда-нибудь в тень. Но весь наш отряд на палубе, у правого борта.
Мы очень волнуемся. Еще бы, под нами семикилометровая глубина Яванской впадины!
Почти с благоговением приступаем к работе... За штурвалом лебедки — геолог Толя Мошкин. Пожалуй, никто не мог так мягко поднять огромный двухсотлитровый батометр с палубы и без рывков опустить его за борт. (Батометр — это широкая, со множеством приспособлений и механизмов стальная труба для забора воды из глубин океана.)
Евгений Михайлович вполголоса, волнуясь как и все мы, подает команды: — Вира помалу, помалу вира! Стоп! Вира! Наконец батометр выведен за борт и висит над водой. Евгений Михайлович дожидается момента, когда судно накреняется вправо, и резко командует: «Майна, быстро», — и, пока судно не качнуло в противоположном направлении. Толя Мошкин должен успеть погрузить стальную трубу в воду, иначе она с колоссальной силой ударит в борт... И — о последствиях лучше тогда не говорить.