Журнал «Вокруг Света» №03 за 1977 год
Шрифт:
— А когда же вы занимаетесь производством? Он молчал.
— Говорят, что в свободное от рекультивации время...
Он продолжал молчать.
— Григорий Лукич, как все началось?
— Припекло. Александровский карьер подошел к самому городу, а я подумал, что же это такое? Мы ведем какую-то сумасшедшую битву с землей! Мы побеждаем. Но это, как говорили древние, пиррова победа. Еще одна такая победа, и мы окажемся окруженными безжизненной пустыней. А что потом? Как жить?
Вот говорят: марганцевая руда — полезное ископаемое, — продолжал Середа. — А ведь самое полезное ископаемое — это чернозем. Он хлеб родит. Но земля — это не только хлеб. Она — мать... Я слушал Середу и думал об истоках. Да, все началось с Александровского карьера. Но это был час деяния. А ему предшествовал час решения, важнейший час.
— Все началось с Луны, — устало сказал Середа.
— С Луны?!
Земля и небо Григория Середы
Лет пятнадцать назад приехала на комбинат в Орджоникидзе съемочная группа. Нет, они не снимали фильм о горняках, хотя предприятие и тогда уже было среди передовых, — действие их кинокартины должно было происходить на Луне, и здесь, на отработанных карьерах, они нашли великолепную натуру для съемок: гигантские кратеры, горы бурой пыли, иссушенную, растрескавшуюся землю — отличный, безжизненный ландшафт. И съемочная группа пришла в восторг.
Иные эмоции тот же пейзаж вызвал у Григория Середы. Он впервые как бы со стороны взглянул на свою работу. «Ведь здесь же земля была, земля, а не лунный грунт. Так что же мы сотворили?!»
Было это в начале шестидесятых годов. Тогда еще только начинали говорить о том, что плодородной земли становится все меньше; законы об охране природы, решения партийного съезда — все это пришло позже. В общем, понятно: проблема должна раньше сформироваться, созреть. Но происходило это не в безжизненном пространстве, а в сердцах и головах людей. Одним из таких пионеров, осознавших, что нужно изменить наше отношение к земле, и был коммунист Григорий Середа.
Мне бы не хотелось, чтобы все это понималось упрощенно: вот Середа осознал и встал на защиту природы. Нет, все сложнее. Есть веление времени — одни принимают его раньше, другие — позже, третьи подчиняются ему нехотя, повинуясь распоряжениям и законам. Но всегда есть самые первые, и, чтобы объяснить, почему они избрали свой нелегкий путь, стали первопроходцами, нужно понять, кто они.
Итак, вернемся к истории с «лунным» ландшафтом. К тому времени, когда Середа осознал, что в душе его происходит конфликт. Как мог бы поступить на его месте другой хозяйственник? Возможно, он подавил бы в себе «души прекрасные порывы» и сказал: «Мое дело — план, надо давать руду. Защитой природы пусть занимаются другие». И вероятней всего, оказался бы в числе тех, третьих, которые дожидались соответствующих решений, — так спокойней.
Что и говорить, простой путь. Середа пошел нетореной дорогой. И поэтому мы ничего не знаем об упомянутом имярек, а пишем о Середе.
Казалось бы, всю свою жизнь он провел вдали от крестьянских забот — студент, летчик, горный инженер. Да, он родился, учился, воевал в тех же местах, где хозяйствует сейчас, на родимой Днепропетровщине. Все равно рушится нехитрая схема: живет в селе — близок к земле, уехал в город — оторвался от нее. В юности его заворожил самолет. Середа поступил в аэроклуб. Авиация в те годы была, как для нас космонавтика. Увлекли его небеса. А земля? Что ж, как сказал поэт: «Земля любима, но небо — возлюбленно. Небом единым жив человек». И Середа «жил небом» всю войну, потому что сражаться ему довелось в авиации — вначале на истребителе, потом на штурмовике.
Так Середа пролетал всю войну. Мне сказал: «Повезло». Четыре года сражался он за нашу землю. Вдумаемся в эти слова — за землю...
— Сколько за эти годы перекорежили земли — смотреть было больно. Сколько перепортили курганов... — так вспоминал он, когда в его краях нашли знаменитые клады скифов. Земля для него и история, и просто земля — кормилица.
— А правда ли, что фашисты вывозили украинский чернозем в Германию?
— Правда. Грабили самую основу нашего богатства, внуков наших грабили, — с болью говорит Середа. — После войны я поступил в институт.
— В сельскохозяйственный?
— Нет, в горный, в тот самый, что бросил когда-то ради аэроклуба.
Видно, по сердцу пришлось ему горное дело, если возвращался к нему столько лет спустя.
«Чернозем выселяют!»
— А ведь мы, горняки, не всегда враждовали с землей. Когда кайлили уголь и поднимали в корзинах — земле вреда не было. И над шахтами колосились поля, разве что уродовали их терриконы. Но вот пришел открытый способ добычи руды. Почву сдирали, как шкуру с загарпуненного зверя.
— Однако способ этот прогрессивный?
— Разумеется. Избавились от тяжелого, подземного труда — это ж теперь не в темноте, в шахте, а на солнышке работать — машинами! Выросла производительность труда, почти не стало увечий на производстве. Человеку — хорошо, земле — плохо. Над поселками стон висит: «Чернозем выселяют!» И людям не по себе. Вот как получается...
Ведь надо же, придумала природа — самые богатые залежи марганцевой руды спрятала под богатейшими в мире украинскими черноземами. Словно поставила перед людьми неразрешимую задачу: либо «хлеб металлургии» — марганец, либо он — хлеб наш насущный... Работал я, а людям в глаза смотреть стыдно. Думал: открыли бы марганцевую руду где угодно — в пустыне, в Заполярье, на другой планете, — так бы и поднялся, переехал туда вместе с комбинатом...
Слушая Середу, я думал о конфликте, который созрел в душе этого человека: Середа-горняк против Середы — рачителя земли. Все-то мы любим раскладывать по полочкам: этот человек такой, этот сякой, налево — технарь, направо — природолюб, тут лирик, здесь физик... Нет, не укладывается Середа в эти схемы. Именно с его приходом на производство здесь начали закрывать шахты и открывать карьеры...
Конечно, все это было не так просто. В 1955 году, когда Середа приехал в эти места, дела на производстве шли плохо. Комбинат уже много лет не выполнял плана, а жизнь в поселке... Вокруг степная пыль, ни деревца, воду привозили в бочках.
Вот тогда, собрав рабочих, инженеров, Середа решил все в корне менять: выработали план реконструкции, вместо шахт — переходить постепенно к открытым разработкам. «В общем, взяли мы производство за ушко да и вытащили на солнышко», — улыбается Середа.
А быт? Приказал строить коттеджи, закладывать сады. «Рабочие ко мне, — вспоминает Григории Лукич. — «Да здесь сроду ничего не росло!» — «И неправда, — говорю, — росло! При наших предках росло и при нас будет — земля же» богатейшая!»