Журнал «Вокруг Света» №03 за 2007 год
Шрифт:
На обратном пути, уже выбираясь с рынка, я заблудился в торговых лабиринтах и неожиданно оказался на узкой улице, слепящей, как горный снег. Здесь продавали исключительно женское белье — невероятных размеров и только белое. Бельем было увешано и застлано все вокруг. И на всем обозримом пространстве я оказался единственным мужчиной.
Я шел между штабелей, стараясь казаться как можно менее заметным. Веселые толстые женщины громко смеялись. Смеялись так, что трясся воздух, и размахивали перед моим носом огромными бюстгальтерами, куда легко поместилась бы призовая тыква. «Блондинчик, — кричали они. — Купи это своей мадам». Я отчаянно делал вид, что не понимаю, о чем они. Толстые женщины смеялись еще громче.
На самом перекрестке ко мне подошла пожилая женщина, которая не смеялась, а только улыбалась заговорщически. В руках у нее была потрепанная корзина с крышкой. «Вудужаба», — тихо сообщила она и показала головой
Кто такой Папа Легба?
С тех пор как в 1860 году Ватикану было официально позволено вернуть на Гаити свои миссии, изгнанные после свержения французской власти, вудуизм и католичество вступили в неофициальную борьбу, которая не прекращается по сей день и, главное, никого особенно не огорчает. Конечно же, эта борьба началась намного раньше, когда рабов, привезенных с западного берега Африки, стали насильно обращать в христианство. Все попытки молиться традиционным африканским божествам жестоко пресекались. Но рабам потребовалось совсем немного хитрости, чтобы обойти эти запреты. Продолжая ходить в католические церкви, куда их загоняли насильно, они просто стали именовать христианских святых именами своих богов. Таким образом, райский привратник святой Петр стал Папой Легба, хитрый святой Патрик — повелителем змей Дамбалла, а Дева Мария — Эрзили Дантор, богиней любви и плодородия. Слово «сантерия», которым на соседней Кубе по сей день именуют местную разновидность вудуизма, буквально переводится с испанского как «почитание святых». Вместе с тем гаитяне считают, что в создании мира и установлении порядка вещей принимал участие только один бог. На креольском языке его имя звучит как Бондье и происходит от французского Bon Dieu, то есть «Хороший Бог». И хотя Бондье не принято отождествлять с христианским Богом, многие люди не делают между ними никакой разницы, и это одна из причин, почему христианство и вудуизм сплелись на Гаити так тесно, что бороться с этим практически невозможно. Тем более что культ вуду — одно из самых удобных средств управления людьми, что в свое время доказал на практике Франсуа Дювалье — Папа Док. Одним из немногих слов, которое попало в большинство мировых языков из креольского, является термин «тонтон-макут». Когда-то давно на Гаити так называли полную противоположность Санта-Клаусу — злобного и жестокого Дядюшку-с-джутовым-мешком (именно так переводится с креольского «тонтон-макут»), который являлся на Рождество к капризным и непослушным детям. Назвав так свою тайную полицию, диктатор Франсуа Дювалье показал образец мрачного гаитянского юмора. Созданные в 1959 году взамен упраздненной армии, тонтон-макуты пугали всю страну вплоть до 2000-го. Они не имели специальной формы, но узнать их было легко: они носили черные очки и длинные мачете. Для большего устрашения Папа Док культивировал слухи о том, что основу тонтон-макутов составляют жестокие зомби, которые никогда не будут размышлять над приказом. Тонтон-макуты действовали сообразно: неугодных людей вешали в публичных местах и оставляли так на несколько дней. Особым условием службы тонтон-макута было полное отсутствие жалованья, что, как считается, и породило необъяснимый террор. Сам Дювалье старался быть достойным своей полиции и часто говорил о себе как о «хунгане» — злом колдуне — или как о самом Бароне Самди, мифическом вудуистском персонаже Бароне Субботе, повелителе кладбищ, смерти и воскрешения из мертвых.
Дворец Сан-Суси образует вместе с Цитаделью Ла Ферьер, расположенной от него в 5 километрах, единый комплекс, который включен в список мирового наследия ЮНЕСКО. Чернокожий король Анри Кристоф воздвиг его для себя в 1813 году. Название отсылает к дворцу Фридриха Великого в Потсдаме, а отдельные элементы архитектуры — к Версалю
«Жилетт» вместо бритвы
Издалека представляется, что в бывшей колонии, где французский по сей день является одним из двух государственных языков, на каждом углу имеются «брассери» (пивные), «патиссери» (кондитерские) и, безусловно, можно выпить кофе с круассанами. Но на Гаити все по-другому. Поиски того же круассана окажутся бесполезными. Более того: простой вопрос «Знаете ли вы французский?» может поставить обычного гаитянина в тупик, поскольку на деле лишь небольшой процент людей изучают его в «чистом виде» в закрытых частных школах, расположенных, как правило, в Порт-о-Пренсе. Второй официальный «язык» страны, на котором говорит практически все население, — креольский. Вообще, в мире существует как минимум восемь креольских языков, основой которых является французский, а местная разновидность носит название kreyo`l ayisyen (гаитянский креольский). Долгое время этот язык развивался в полной изоляции от внешнего мира, не имел собственной письменности и заимствовал слова и формы из всех языков, так или иначе присутствовавших в регионе. Соответственно, в гаитянском креольском вы расслышите массу слов испанских, португальских и английских, а также западноафриканских, привезенных рабами, и даже аравакских, унаследованных от вымерших карибских индейцев. В последнее время к традиционным источникам подобных заимствований добавился еще один: торговые марки. От них произошли, к примеру, современные ko`lgat (то есть «зубная паста» от марки Colgate), jile`t (то есть бритва, от Gillette) и kodak («камера», от Kodak)… При этом гаитян немало удивляет тот факт, что оказавшиеся на острове редкие французы не понимают ни фразы на креольском, тогда как они, в общем, понимают по-французски. «Когда я слышу E’ tats-Unis («США» — по-французски. — Прим. ред.), мне все ясно, — пожаловался один паренек, продававший на улице газеты.— Когда же им говорят Etazini, они даже не догадываются, что имеется в виду то же самое. Неприятно…»
Возможно, именно давней и объяснимой неприязнью островитян к бывшим колонизаторам объясняется и то, что самая крупная зарубежная диаспора выходцев с Гаити находится в США , а не во Франции , где их практически нет (при том, что авиабилет в обе страны стоит примерно одинаково). Лишь во времена диктаторских режимов Париж стал на время пристанищем опальной гаитянской творческой интеллигенции. Так, именно там записывала при Дювалье свои альбомы всемирно известная Tabou Combo, одна из наиболее популярных групп за всю историю гаитянской музыки. Позднее, с уходом обоих «Доков» и постепенным улучшением жизни эмигрантов с острова в США, мысли о Франции улетучились вовсе. Взоры нынешнего поколения безраздельно обращены к соседнему континенту: на сегодняшний день Америка является основным импортером местных какао и кофе, а все знаменитые современные гаитянские художники работают исключительно на экспорт, поставляя картины соскучившимся по родине «зарубежным соотечественникам».
Еще одно из проявлений всеобщего отторжения по отношению к колониальному прошлому можно наблюдать в топонимике городов. Если в столице старые названия улиц, худо-бедно, сохранились (хотя коренное население и пользуется ими неохотно), то в Кап-Аитьене — втором по величине и значимости городе страны и второй точке нашего маршрута — все французские имена официально изменены на нью-йоркский манер. Дороги, идущие с юга на север, стали обозначаться цифрами от 1 до 24. Те, что ведут с востока на запад, — буквами от A до Q.
Кап-Аитьен. Небесный корабль
Лошади тяжело выдохнули и вошли в туман. Их спины напряглись, на ногах выступили толстые жилы. Им предстояло отвезти нас через туман к вершине горы. Взгляд у лошадей был усталый и покорный.
Мы поднимались к Цитадели, самому интересному, пожалуй, памятнику на всем острове. Тридцать с лишним километров от Кап-Аитьена до подножия гор тянулись целых полтора часа — дорога шла через тростниковые поля, мимо бесконечных частных заводиков, где «варят» забористый бурый ром. Далее же она вовсе исчезала, оставляя путникам только узкую, мощенную булыжниками тропу к плоской вершине горы, где виднелась огромная каменная крепость.
Двести лет назад ее построил безумный «черный король» Анри Кристоф после того, как помог другому рабу, Туссен-Лувертюру, очистить Гаити от ослабевших французов. Когда Туссен попал в плен и власть над севером острова досталась Анри, то он, одержимый манией преследования, ожидал возвращения белых врагов во главе с самим Наполеоном. Для защиты от врага он и возводил крепость руками таких же бывших рабов, как он сам, — на «стройке века» несчастные попали в еще более страшную кабалу, чем у плантаторов. Бонапарт не появился. Цитадель стала просто большим каменным складом оружия. Самым большим в Западном полушарии.
Отсюда, снизу, крепость была видна плохо. Стоящая на уровне облаков, она тонула в них, как самый настоящий небесный корабль, — сравнение напрашивалось само собой. Я сказал об этом Николя, своему новому другу и чуть ли не единственному белому жителю Кап-Аитьена. «Конечно, — кивнул он. — Ведь ждали, что Наполеон приплывет сюда на корабле, поэтому Цитадель и получила именно эту форму». Острый корабельный нос крепости резал набегающие на него рваные белые «ошметки». «Судно» словно висело в воздухе.