Журнал «Вокруг Света» №05 за 1971 год
Шрифт:
Пленник папы римского
В средневековой Европе, задавленной властью христианской церкви, алхимия стала одной из немногих отдушин для науки, дала возможность приложить к конкретному делу свою склонность к научному исследованию.
Не удивительно, что вплоть до расцвета Возрождения все более или менее известные европейские мыслители так или иначе были связаны с алхимией. Но если алхимия становилась для них делом жизни, то вело это чаще всего не к гениальным озарениям, а к великим заблуждениям.
Чтобы не быть голословным, стоит поведать историю жизни крупнейшего мыслителя европейского средневековья Роджера Бекона.
Учился Роджер Бекон в Оксфорде, затем уехал в Париж, где получил звание магистра, и в 1250 году вернулся на родину. Как и многие другие ученые, Бекон вступил в монашеский францисканский орден, так как это давало защиту
Роджер Бекон далеко обогнал свой век. До сих пор удивляет сила его предвидения, его образованность и ясность ума. Вот что пишет Бекон, к примеру, о будущем (учтите — в середине XIII века!): «Корабли будут передвигаться без помощи весел, так что самым большим кораблем сможет управлять один человек, и плыть он будет быстрее, чем его смогли бы двигать многие гребцы. Будут и машины, которые будут передвигаться без тянущих их животных и также куда быстрее... будут придуманы и летающие машины, так что человек будет сидеть в этой машине, поворачивая некий механизм, управляющий искусственными крыльями... будет изобретена и машина небольшого размера, могущая поднимать невиданные тяжести... будут даже машины, в которых можно будет опускаться на дно рек и морей без опасности для жизни... и подобные вещи могут быть созданы во множестве, даже мосты через реки без опор и быков...»
Алхимия, которой Бекон посвятил наибольшее время, стремясь добраться до сути вещей, стала для него трагедией. Как для ученого, так и для человека.
Вряд ли алхимия была на первом месте в круге интересов Бекона. Он был известным противником магии и с профессорской кафедры в Оксфорде неоднократно заявлял, что лишь опыт может быть критерием науки. Однако чем дальше, тем шире распространялись слухи, что Роджер Бекон умеет добывать золото. Папа Климент IV, который покровительствовал ученому, полагал, видимо, что слухи эти не лишены оснований. Бекон был окружен шпионами, которые должны были доносить папе о его открытиях. Несговорчивый нрав и независимость Роджера Бекона создали ему множество влиятельных врагов, и ему пришлось оставить кафедру в Оксфорде. Папа предложил ученому перебраться в Париж, обещая предоставить все условия для работы. К этому времени церковные власти полностью убедились в том, что Бекон достиг желаемого, и им ничего иного не оставалось, как заточить его в тюрьму — во избежание «утечки информации». Официально было объявлено, что Бекон обвиняется в магии и ереси.
Бекон провел в тюрьме много лет. Он был начисто лишен возможности общаться с другими учеными, ставить нужные ему опыты. Каждый шаг его контролировался монахами, и каждое слово, написанное им, немедленно направлялось самому папе. Монахи послушно приносили ему книги. Но книги особого рода — сочинения мудрецов алхимии.
Бекон мог лишь размышлять, но не мог проверить своих мыслей. Порой ему казалось, что он достиг основного секрета превращения металлов, но прямо сказать об этом он не хотел — это значило бы подарить монахам свою тайну. Бекон зашифровывает свои рецепты, он пишет «Зеркало алхимии», «Большой опус», «Малый опус», он сводит в стройную систему все теории алхимиков... И упирается в тупик.
Академик Морозов писал о Беконе: «При других условиях из Бекона вышел бы Ньютон современной химии, а теперь в его лице мы видим Ньютона, из которого церковное самодержавие средних веков сделало больного мечтателя...»
Убедившись в том, что Бекон золота делать не умеет, монахи выпустили его из тюрьмы и отпустили в Англию, где он умер в 1294 году. И последующим поколениям алхимиков работы великого затворника сильно усложнили жизнь. Там, где нужно было понимать его слова в переносном смысле, где Бекон пользовался аллегориями, алхимики все воспринимали всерьез. Он писал, что ртуть и серу можно извлечь отовсюду, так же как и золото, желая сказать, что любое вещество содержит в себе элементы другого. Алхимики воспринимали это буквально. Образно сказал он, что даже в грязи есть философский камень. В отчаянии поздние алхимики копались в грязи, отыскивая золото, — уж очень был велик авторитет затворника. Алхимик Ле Мартинье сообщал совершенно всерьез: «Я собрал жидкости, вытекающей из носа во время насморка и плевков, каждой по фунту. Я смешал все вместе и положил в реторту, чтобы извлечь из них квинтэссенцию. По ее полном извлечении я сделал из нее твердое вещество, которое применил к превращению металлов. Но напрасно!»
Бережливая жена верного слуги
После Бекона и его великих современников европейская алхимия в течение нескольких веков топталась на месте. То, чего могла достичь алхимия, было уже достигнуто. Дальнейшие открытия тормозились шорами, снимать которые алхимики никак не желали. Например, они были уверены, что металлов семь. И даже если кому-нибудь из них пришлось бы встретиться с восьмым металлом, признаться в этом они не могли. Число «семь» было священным. «Восемь» и «девять» священными числами не были.
Наступившее Возрождение приблизило конец алхимии, но именно перед смертью эта наука невиданно расцвела. Не было двора в Европе, при котором не трудились бы алхимики. Не было города, где они не встречались бы в аптеках и подвалах, ревниво наблюдая друг за другом. За знаменитыми алхимиками охотились монархи и епископы, их награждали, сажали в тюрьмы, давали им звания графов и рубили им головы.
Семнадцатый век — агония алхимии. Смерть алхимии принес следующий век, восемнадцатый.
Джеймс Прайс, последний английский алхимик, родился в Лондоне в 1752 году, когда о расцвете алхимии многие уже забыли. Был он членом Королевского общества по химии (а не алхимии, ибо химия тогда уже отделилась от своей прародительницы), но фанатично верил в могущество алхимии. И то, что в течение веков алхимия так и не породила философский камень, казалось ему всего-навсего случайностью. Но алхимия умирала, и Прайс решил возродить ее... И ради этого пошел на подлог. В начале 80-х годов Прайс поселился в своем доме в графстве Суррей, где оборудовал химическую лабораторию. Вскоре он объявил окружающим, что умеет превращать ртуть в золото, и пригласил нескольких лордов, а также самого короля к себе в лабораторию, чтобы они могли собственными глазами убедиться в справедливости его слов.
На глазах у гостей Прайс добавил в ртуть белого порошка, и ртуть превратилась в серебро. Затем добавил красного порошка и получил золото.
Естественно, что эксперимент получил широкую огласку. В конце XVIII века выходило множество газет, и все они откликнулись на удивительное открытие. Кроме того. Прайс выпустил брошюру с описанием своих опытов, где, однако, не сообщил состава порошка.
В дело вмешались химики. Королевское общество, членом которого Прайс состоял, попросило у него разрешения направить авторитетную комиссию, но Прайс ее принять отказался, ссылаясь на то, что порошок у него весь вышел, придется готовить новый, а удастся ли это — неизвестно. Общество направило Прайсу ультиматум — или вы допускаете в лабораторию комиссию специалистов, или вас официально признают шарлатаном и из общества исключат. Прайс попросил шесть недель отсрочки и за это время съездил в Германию, где, как говорят, тщетно разыскивал живых алхимиков, чтобы те ему помогли. Фанатик все же надеялся на чудо.
Шесть недель истекли. В начале августа 1783 года три известных химика прибыли в дом Прайса. Прайс встретил их у входа. Он казался спокойным. Затем он провел комиссию в лабораторию, извинился, вышел на минуту и выпил заготовленный заранее бокал вина с синильной кислотой...
Когда Прайс был в Германии, он не мог знать, что чуть поспешил с визитом. Последний немецкий алхимик, причем алхимик поневоле, еще не начал своих опытов. Лишь в 1786 году некий барон Леопольд фон Хиршен заявил, что открыл «жизненную соль», обладающую способностью излечивать почти от всех болезней. С этой солью изобретатель направился к профессору теологии Иоганну Землеру, много читавшему об истории алхимиков и в глубине души верившему, что философский камень все-таки может существовать. Землер испытал соль и пришел к выводу, что она не только излечивает от болезней, но и превращает металлы в золото. Для этого надо лишь растворить ее в воде и продержать в нагретом состоянии несколько дней. И тогда на дне сосуда образуется немного золота.
Профессор Землер пользовался репутацией солидного человека, и потому его коллеги по университету не решились поднять его на смех. Однако ему было предложено дать соль на анализ химикам. Химики исследовали состав и обнаружили, что соль состоит из смеси глауберовой соли и компонентов человеческой мочи. О чем и было сообщено профессору Землеру. Но профессор продолжал настаивать и требовать дальнейших анализов. «Мои опыты дают великолепные результаты, — писал он химикам. — Уже две колбы дают золото. Через каждые шесть дней я извлекаю из соли по пятнадцать гранов золота». Профессор умолял еще раз проверить удивительное снадобье, и, если можно, перед аудиторией. Химики поняли, что им так просто от Землера не отделаться, и согласились. В зал, где должен был быть проведен анализ, набилось множество народу. Даже министры покинули свои кабинеты, чтобы присутствовать при знаменательном моменте.