Журнал «Вокруг Света» №05 за 1986 год
Шрифт:
— Второй готов...
Значит, так же отвечают остальные операторы. Одновременно у всех четырех вибраторов ступни металлических плит тяжело опускаются на землю. С сейсмостанции раздается команда: «Работаем!», и там нажимают кнопку «Пуск».
От вибраторов идет глухой гул, трясет даже в кабине. Когда же стоишь на земле, то подошвами чувствуешь, как она содрогается. Начинаешь физически воспринимать избитую фразу: «Земля задрожала под ногами». Из-под плит вибратора вспухают клубы пыли, и в кабине становится сумрачно. А механику хоть бы что, он еще мне объясняет:
— Теперь оператору надо быть внимательным:
Бывает иногда, что опорные плиты попадают на камни и трескаются. Опять же нужно глядеть в оба, чтобы на мину не угодить. Таких случаев у нас не было, но эфиопские саперы до сих пор мины находят — следы интервенции неспокойного соседа — Сомали.
Проходят секунды, кончается тряска, плиты ползут вверх. Кривоногое нажимает педаль, и машина делает новый рывок вперед. Снова гул и дрожь земли. Сквозь пылевую завесу лишь маячит красное солнце саванны. А в недра разбуженной земли вибраторы сейчас посылают сейсмические волны. Отразившись от пластов разной глубины залегания, они возвращаются наверх. Здесь отраженные сигналы улавливает аппаратура станции, обрабатывает их на ЭВМ. Кассеты с магнитограммами отправляют на самолете на базу нефтепоисковой экспедиции в Дыре-Дауа. Там в вычислительном центре их расшифровывают и составляют геологические структурные карты. По ним определяют уже новые, перспективные точки бурения. Сейсмостанция с вибраторами переезжает на другое место, продолжая свой путь по саванне...
На прощание Кривоногое наливает мне кружку чая из термоса:
— С лимоном, очень полезно в здешних местах.
— А вы как же? — пытаюсь отказаться.— У вас же целый день впереди...
— Я уже привык к жаре,— добродушно бурчит Иван Алексеевич.
Вездеход Шапкарина доставляет нас в срок на аэродром в Годе, и Ан-26 летит на буровую.
В самолете каждый устраивается как может: кто на сиденьях, подпираемый какими-то запчастями, мешками с продуктами и даже жестяными коробками с кинолентами, а кто прямо на ящиках, покрытых брезентом и стянутых веревками. Со мной рядом Юрийчук и эфиопский геолог.
— Знакомьтесь, Абдульфаттах Ибрагим,— представляет Владимир Иванович кудрявого молодого человека с остренькой бородкой,— набирался вначале опыта у нашего старшего геолога Ивана Николаевича Малярчука, а теперь работает самостоятельно.
Неожиданно тот заговаривает со мной по-русски. В поездке мне уже неоднократно приходилось убеждаться, что эфиопы очень способны к языкам и часто владеют несколькими. Абдульфаттах же кончил недавно Горный институт в Ленинграде.
Здесь, над безводной саванной, странно и приятно слышать о прохладных белых ночах Ленинграда, влажной зелени Летнего сада, завесе дождей над Невой...
Оказалось, что Абдульфаттах местный, вырос в деревеньке под Дыре-Дауа.
— Вернулся после учебы домой — ахнул, как все изменилось!—
Перед прошлыми майскими праздниками (правда, по нашему календарю это 23 миазиа, и год сейчас не 1985-й, а 1977-й) я был в унылые просторы саванны.— На дорогу обратите внимание: чисто, под корень все срезано. Тут постарались Гетачеу Чекола и Фирев Абеба, эфиопские бульдозеристы. Мы с ними вместе на базе живем — без их помощи с таким объемом работы не справились бы.
Владимир Иванович с уважением говорит об упорстве эфиопских друзей в настойчивом поиске природных богатств в Огадене. Исходя из геологического строения района в Огаденском бассейне, здесь весьма вероятны залежи фосфоритов. Но главное, конечно, нефть. Поисками ее и раньше занимались различные западные фирмы, но нашли лишь немного газа.
— Дело даже не в немедленном результате — поиск может быть длительным. Американцы держались замкнуто, вели себя высокомерно, показывали свое превосходство над эфиопами и вызывали к себе недоверие.— Юрийчук умолкает на минуту.
— Припоминаю один случай. Мы бурили первую скважину, и я заметил, как один эфиопский рабочий приглядывается к сливной яме. Подхожу ближе и вижу, как он нюхает слитое, уже отработанное дизельное масло. Потом подружились, и он признался: «Думал, нашли нефть и скрываете...»
Весь народ ждет открытия нефти. Когда к нам прилетел товарищ Менгисту Хайле Мариам, я водил его по буровой. Генеральный секретарь ЦК РПЭ держался по-деловому, интересовался советским оборудованием. Он сказал, что сейчас стране нефть обходится дорого, приходится за нее платить золотом, хлопком, кофе. Поэтому поиски своей нефти, ее открытие — важнейшее дело для народного хозяйства.
Все в нашей экспедиции хорошо понимают это. И не только сами не жалеем сил, но и готовим эфиопских специалистов. Первое время они со сменой работали, стажировались, теперь на курсах учатся.
Уже после моего отъезда в Дыре-Дауа побывал министр шахт и энергетики Текезе Шоа Айитенфису. Он вручил дипломы эфиопским бурильщикам, окончившим технические курсы, где преподавали советские специалисты...
— На посадку идем,—выглядывая из пилотской кабины, предупреждает командир самолета Юрий Алексеевич Казанцев.
Еще перед вылетом из Дыре-Дауа, знакомя меня с экипажем, он пошутил:
— Команда «воздушного трамвая». Буровиков на работу возим. Правда, подчас легче в Аддис-Абебу слетать, чем их из саванны доставить. Здесь налетали больше, чем за всю жизнь. Возим все, даже воду. Одним словом, обеспечиваем бесперебойную работу бурового оборудования.— Затем добавил:—Но мирные полеты любые хороши.— Казанцев кивнул в сторону соседней взлетной полосы. Там замер пузатый и пятнистый транспортный самолет ФРГ. Рядом с черным крестом и военной геральдикой на фюзеляже, по которым можно даже определить подразделение бундесвера, откуда прилетела машина,— голубая надпись: «Полет милосердия». С самолета выгружали мешки с канадской пшеницей.