Журнал «Вокруг Света» №06 за 1989 год

Вокруг Света

Председатель клуба «Полярный Одиссей», капитан коча «Помор» Виктор Дмитриев рассказывает:

— В первых же походах по Беломорью мы поняли, что невозможно будет воссоздать коч, не уяснив до мелочей не только условия плавания, но и вообще жизнь поморов. Поначалу думали, что лишь в Беломорье и Архангельске строились раньше большие морские суда. Но оказалось, что по всему побережью шились и лодьи, и шняки, и елы. И в каждой деревне мастер привносил свои неповторимые элементы в это древнее ремесло. Ведь никаких чертежей коча не существовало, а рисунки этого судна помочь нам при его постройке не могли. Поэтому годами по крупицам мы собирали у старых мастеров и изучали древнюю технологию постройки лодок и карбасов в Поморье. С одним из таких народных умельцев, Григорием Ивановичем Белым, мы познакомились в Кеми. Он и поведал нам об особенностях известных

ему конструкций поморских судов, показал, как раньше сшивали корпус вицей.

Несколько лет назад, в походе по Беломорью, нам пришлось оставить свое парусно-моторное судно «Полярный Одиссей» в одной их бухт Терского берега Кольского полуострова и сушей добираться до поморского села Варзуга. На речной тоне Колониха задержались посмотреть, как колхозники выбирают из невода улов семги. Здесь и познакомились с рыбаком, который в это время шил себе баркас. Нас заинтересовали некоторые подробности строительства лодки. Дело в том, что у баркаса, как и коча, обшивка идет внакрой — кромка на кромку. Именно на Белом море возник этот совершенно новый, неизвестный ранее тип корабля — ледовое судно с прочным яйцевидным корпусом и срезанными в виде салазок носом и кормой.

А кроме того, собственный опыт мореплавания помог нам понять и разобраться, каким все же должен быть поморский коч. И к его строительству мы приступили, надеясь, что, как говорят поморы, «доска сама покажет, что делать». Так и получилось...

Вплоть до XVIII века на кочах «бежали под парусом» и «ходили гребью» по неласковым северным морям карелы и русские — отважные мореходы, искусно строившие надежные суда. И на Руси повсеместно знали о высоком потомственном мастерстве поморов. Они накапливали веками опыт вождения своих судов, постичь который за короткое время мы, естественно, не могли. Трижды пытались пробиться в Баренцево море из Беломорского горла, и всякий раз встречные северные ветры отбрасывали наш коч назад. Как тут не вспомнить книгу-лоцию поморов, в которой записано: «Весною и летом наибольшую непогоду в Белом море разводит ветер-полуночник. Из океана ударит в горловину, что в трубу, вырвется, катит взводень...»

Мы надеялись на Гидрометцентр, но его прогнозы оправдывались далеко не всегда. Помню, когда мы услышали по архангельскому радио, что на ближайшие четверо суток ожидаются сильные северные ветры, то решили уходить к Терскому берегу. Но через сутки ветер неожиданно стих. Мы встали на якорь у села Тетрина. И тут бригадир рыбаков вдруг говорит нам, что «вскоре восток задует, парит сильно». Именно восточного ветра мы и ждали, но рыбаку не очень-то верили — накануне Гидрометцентр сообщил: следует ожидать западных и северо-западных ветров. И действительно, он с северо-запада вскоре и задул, штилеющее море покрылось мелкой рябью. Мы подняли якорь, поставили паруса и только успели отойти от берега, как ветер зашел с востока и начал быстро набирать силу. Сбылось-таки предсказание старого помора. Спустя сутки мы пришвартовались уже к причалу поселка Умба, расположенного в уютной Пирья-губе Кандалакшского залива.

Таким образом, описав почти тысячекилометровую морскую петлю, возвратились назад. Причины, не позволившие нам пробиться через горло Белого моря, в одном — плохом знании силы и направленности доминирующих ветров в этом регионе. Из исторических источников известно, что поморы ходили на Мурман лишь в определенные периоды летней навигации. Первые плавания на раньшинах — само название говорит об этом — совершались вслед за дрейфующим из беломорской горловины льдом. Второй выход поморов в море приходился на июль, когда прогревалась северная часть Белого моря и начинали «работать» устойчивые ветры. В это время суда обычно грузились на мурманских факториях рыбой и шли далее в Норвегию. Наши неудачные попытки пройти в середине июня беломорское горло лишь подтвердили незыблемую правоту древних поморов.

И все же считать нашу экспедицию неудачной было бы неверно. Каждая миля, пройденная на коче, становится для нас еще одним шагом в постижении секретов мастерства вождения поморских судов нашими предками. И все-таки мы надеемся, что коч «Помор» дойдет не только до Мурманска, но и до Шпицбергена, до берегов Норвегии, как в старину...

Виктор Георги, участник экспедиции «Помора»

Комментарий специалиста

В свое время Петр I издал указ, запрещающий строительство кочей. Ослушников подвергали немалым штрафам, а построенные

поморами суда сжигались. Смысл этого заключался в том, чтобы насильно заставить поморов-судостроителей участвовать в создании боеспособных фрегатов и галиотов — царю нужен был флот. И за два с половиной столетия древний опыт строительства отечественных промысловых судов для плавания в суровых арктических водах был утерян. До нас дошли лишь отдельные детали судов. Эти остатки изучаются Полярной экспедицией Института археологии АН СССР, работающей на Шпицбергене под руководством доктора исторических наук В. Ф. Старкова, и нашей Арктической экспедицией, организованной НИИ культуры Министерства культуры РСФСР и Академией наук. Цельных конструкций поморских судов до сих пор не найдено. Очевидно, именно поэтому некоторые зарубежные исследователи утверждают, что поморы не могли строить суда для плавания в экстремальных условиях Арктики. Вот почему так важна работа петрозаводского клуба «Полярный Одиссей». Исторические эксперименты крайне необходимы, они откроют нам действительно героическое прошлое северных народов в освоении Арктики.

П. Боярский, кандидат физико-математических наук, заведующий сектором НИИ культуры

Ховард Уолдроп. Гадкие цыплята

Под новой рубрикой «Вокруг света» предполагает опубликовать лучшее из зарубежной фантастики. Мы решили делать отбор из тех произведений, которые уже прошли строгий конкурс. Это будут рассказы лауреатов престижных американских научно-фантастических премий — «Хьюго» и «Небьюла» (впоследствии мы расскажем, за что и как они вручаются), обладателей награды Гэндальфа, которая присуждается произведению в жанре «фэнтези» (об этом жанре и о том, кто такой Гэндальф, наш читатель узнает тоже), а также писателей, удостоившихся премий в Великобритании, Италии, Болгарии, Японии, Франции, Чехословакии и так далее. Таким образом, читатель нашего журнала сможет получить определенное представление о том, «кто есть кто» в современной зарубежной фантастике. Рассказ «Гадкие цыплята» признан Американской ассоциацией писателей-фантастов лучшим рассказом 1980 года, а в 1981 году он получил высшую премию американской фантастики — «Небьюла». Его автор Ховард Уолдроп — из нового поколения американских фантастов. Родился он в 1946 году в Хьюстоне, учился в Арлингтонском колледже (Техас), в Техасском университете. Работал линотипистом, агентом по рекламе. На литературном счету X. Уолдропа — два романа и множество рассказов, но «Гадкие цыплята» считаются пока лучшим творением автора. В 1990 году в рубрике «Антология зарубежного фантастического рассказа» будут представлены лауреаты последних лет. РЕДАКЦИЯ БУДЕТ РАДА ПОЛУЧИТЬ ВАШИ ЗАЯВКИ, ПРЕДЛОЖЕНИЯ И МНЕНИЯ, УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ.

Ведущий рубрики — писатель-фантаст Виталий Бабенко.

Машина, как назло, сломалась, а в одиннадцать я должен был читать лекцию. Потому пришлось ехать рейсовым автобусом.

Все прошлое лето я провел в лесах; ползал с кинокамерой и магнитофоном по зарослям, снимал и записывал на пленку последнюю оставшуюся на Земле пару белоклювых дятлов. Этот фильм вы можете увидеть теперь в любом местном отделении Одюбоновского общества.

В этом году я планировал что-нибудь столь же запоминающееся для науки, но менее утомительное лично для меня. Может быть, изучение популяции бермудских тайфунников или новозеландской птицы, которая называется пастушок такахе. Месяц (с небольшим) пребывания под теплым (но не горячим) солнцем мне бы совсем не повредил. Опять же и для науки польза...

В дороге я перелистывал книгу Гринвэя «Вымершие и исчезающие птицы планеты». Автобус петлял по фешенебельному району Остина, то и дело останавливаясь, чтобы выпустить мексиканок, негритянок или вьетнамок, работающих на кухнях или в садах владельцев богатых домов.

— Давненько я не видела этих гадких цыплят.— Через проход для пассажиров в мою сторону наклонилась седовласая женщина. Я посмотрел сначала на нее, потом огляделся. Может быть, эта женщина отправлялась за покупками и просто произнесла вслух то, о чем в тот момент думала... Но, вновь взглянув на нее, понял, что слова были адресованы именно мне.