Журнал «Вокруг Света» №08 за 1995 год
Шрифт:
Немецкие критики все беды приписывают удушению Рейна, который с прошлого века находится в постоянно сжимающемся «корсете». Почти все пойменные земли, через которые когда-то текла великая река, теперь застроены. По сравнению с тридцатыми годами XIX века протяженность русла Рейна сократилась на 80 километров; тогда в интересах судоходства были проведены работы по выпрямлению верховьев реки. Альпийский маршрут от границы со Швейцарией до немецкого города Карлсруэ, обычно занимавший шестьдесят часов, теперь требует половину этого времени. Клаудиа Мартини, министр окружающей среды германской земли Рейнланд-Палатинат, отметила, что регулярные бурные потоки неизбежны. «Мы насиловали природу столько лет, — сказала она. — Рейн показывает, что мы были не правы».
У зажатых на небольшой территории голландцев не было недостатка
Планы возведения прочных насыпей вдоль водных путей в Европе обсуждались многие годы. Дело в том, что против их строительства активно выступают борцы за сохранение чистоты окружающей среды. В Германии они имеют многочисленных сторонников. Но в Нидерландах «зеленые» не получили поддержки населения. Для многих людей, оторванных из-за наводнений от родных домов, сохранение красоты пейзажей оказалось менее важным, чем обеспечение возможности жить на незатопляемой земле. В конце концов голландское правительство решило к следующему ноябрю укрепить и нарастить семьдесят километров наиболее уязвимых дамб.
До недавнего времени Голландия самую упорную борьбу вела с морем, отдавая этому фронту основные силы. В 1953 году приморская оборонительная линия была прорвана в Зеландии, что привело к гибели 1800 человек. Хотя в феврале 1995 года в Европе не произошло ничего похожего на эту катастрофу — в общей сложности погибло около тридцати человек, включая всего троих в Нидерландах, — голландцы, видимо, больше не намерены полагаться на свои дамбы. Эти сооружения, состоящие из песчаной сердцевины и обложенной вокруг нее глины, по большей части датируются XIII веком.
Когда через такую древнюю дамбу прорвался поток коричневой воды, одной из первых в опасности оказалась деревня Октен.
Аварийные бригады, укладывавшие в стену вдоль берегов реки пластиковые мешки с песком, лишь незначительно улучшили положение. Эвакуация была организована в аккуратном голландском стиле — сообщения о месте сбора заранее рассылались по почте. Но, несмотря на тщательную подготовку, переезд вызвал непредвиденный хаос. Жители стремились вывезти весь свой скарб. В результате некоторые дороги оказались совершенно забиты. Казалось, любой способный двигаться автомобиль, от легковушки до грузовика, был использован беженцами для перевозки самого разнообразного груза, от свиней до пианино.
По мере того, как исход с затопляемых земель принимал все большие масштабы, зоопарк Оувезандз в городе Ренен, чуть к северу от зоны наводнения, постепенно превращался в современный Ноев ковчег. Три дня сюда стекались потоки животных, от комнатных обитателей до пони, ослов, фазанов и кенгуру. Смотритель Питер вам дер Эйк утомленно сообщил: «У нас здесь высоко и сухо, но территория совершенно забита».
Комнаты в мансардах, церковные хоры и вторые этажи все еще открытых таверн также были более чем переполнены. Людям, укрывшимся в них, пришлось, пожалуй, еще туже, чем животным Оувезандза.
Видимо, европейцам, памятуя о библейском потопе, и впрямь нужно всерьез разобраться с причинами современных наводнений. И не только возводя дамбы.
По материалам журнала «Time» подготовил Андрей Колпаков
Поувоу — это... поувоу
Каждое лето многие тысячи коренных жителей Америки снимаются с насиженных мест и начинают накручивать на спидометры своих стареньких «фордов» и «бьюиков» все новые и новые сотни миль, переезжая из штата в штат, из Монтаны в Оклахому, из Коннектикута в Северную Дакоту — гонят сломя голову по ухоженным шоссе-интерстейтам, нарушая все и всяческие правила, от одного живописного табора из составленных вместе пикапов, разноцветных туристских палаток и традиционных индейских шатров-типи к другому. И патрульный полицейский, с воем сирен погнавшийся было за очередным возмутителем дорожного спокойствия, обреченно махнет рукой: в Соединенных Штатах наступило лето — пора поувоу...
Слово «поувоу» (или «паувау», транскрибировать его можно по-разному) давно и прочно вошло в разговорный американский язык и широко используется ныне в обиходной лексике граждан США всех вероисповеданий, национальностей и оттенков кожи как ироническое обозначение любого крупного (или не очень) публичного сборища — будь то научная конференция, профсоюзное собрание или предвыборный митинг. Тем не менее, как и в случае со многими другими заимствованиями из индейских языков, нынешний смысл слова не имеет с его первоначальным значением практически ничего общего.
Европейцы, по своему обыкновению, недопоняли — алгонкинское «поу воу» было не словом даже, а выражением и в буквальном переводе значило «он спит», а не в буквальном — служило своеобразной уважительной титулатурой знахаря-шамана. Ну, а «какая свадьба без баяна», можно ли представить себе шамана без ритуальных плясок? Вот любознательные бледнолицые братья и посчитали «поувоу» общим названием всех представлений подобного рода, а потом стали именовать им вообще любые сборища аборигенов — не только у алгонкинов, но и у других индейских племен. В этом значении слово и вернулось к потомкам исконных обитателей Североамериканского континента, вернулось — и снова приобрело новую, совершенно особенную смысловую нагрузку.
Так что же это такое, поувоу? Белый ответит на этот вопрос не задумываясь, в крайнем случае сверив точное значение со словарем Уэбстера, а вот индеец... Индеец, скорее всего, уверенно скажет, чем поувоу не является. Это не развлечение (точнее, не только развлечение). Это не представление на потеху праздной публике (по крайней мере, не только на потеху и не только праздной). Это больше, нежели простая дань прошлому. Поувоу это... поувоу.
...От басового грохота гигантского барабана вот-вот лопнут барабанные перепонки, еще бы — никак не меньше десяти раскрашенных и разряженных энтузиастов, не зная устали и не покладая рук, лупят в него разноцветными колотушками, аккомпанируя грохоту пронзительными воплями. Впрочем, воплями они кажутся только первые несколько минут — как только ваши уши привыкают к непрекращающимся акустическим ударам, вы понимаете, что слышите самую настоящую песню, притом довольно ритмичную и стройную — пусть и не вполне привычную европейскому слуху. Хотя голоса певцов и усиливаются многократно поставленными тут же динамиками, они так и не могут до конца перекрыть дружное позвякивание сотен колокольчиков и тысяч бубенчиков (их традиционно мастерят из скрученных в трубочку крышек от банок с нюхательным табаком), привязанных к запястьям, лодыжкам, нашитых на одежду пяти сотен мужчин, женщин и детей, радостно и слаженно утаптывающих землю под непрестанный барабанный рокот. И в такт движениям танцоров, над их головами колышется и раскачивается целый лес разноцветных перьев. И поверх этого леса, на деревянной эстраде — три индейца с мегафонами. На взгляд и особенно на слух стороннего наблюдателя — если, конечно, подобное зрелище вообще способно хоть кого-то оставить в стороне — может показаться, что троица на помосте по каким-то непонятным причинам избрала возвышение для шумного и, возможно, более публичного выяснения своих сложных отношений. Они разве что не бросаются друг на друга с кулаками, хотя на самом деле над площадкой на языке индейцев кроу разносится примерно следующее: «Макс Пятнистый Медведь! Ты очень хороший человек! Сын твоего племени хочет сделать тебе подарок!» «Билл Человек Дождя! Билл Человек Дождя! Где ты? Эти одеяла приготовлены для тебя и твоей семьи, приди и возьми их!» И одеяла переходят из одних рук в другие в сопровождении увесистой пачки изрядно истрепанных долларовых банкнот — не самого крупного достоинства, разумеется. Уже далеко за полночь, но это не волнует ровным счетом никого — в резервации кроу в штате Монтана полным ходом идет поувоу.