Журнал «Вокруг Света» №09 за 1976 год
Шрифт:
— Сейчас мы возвратимся, — сказал я. — Помни — в моем маузере десять патронов. В тебя, в первого, я не промахнусь. Иди, иди... И в остальных тоже, а Кадыркула пощажу. Он главный и расскажет все. Иди!... Иди. И помни — лишнее твое движение — я стреляю.
Чтоб властвовать, их надо было разделить. Старший брат, Исмагул, не мог простить младшему Кадыркулу, что тот главный, даже в глазах врага. Мы миновали тамбур.
— Стань справа от двери, лицом к стене, — говорил я, думая — лишь бы он не загородил того парня, спрятавшего под себя пистолет. — Ну, открывай дверь!
Мы вошли.
— Произвол! Вы ответите! — звенел голос Кадыркула.
И первое, что я увидел, — красное от натуги лицо молодого парня, сидящего на кошме. Он жал и жал на спусковой крючок пистолета, направленного прямо в живот стоявшего вплотную в нему капитана. А тот не видел!
— Ну! — гаркнул я Исмагулу. Он ткнулся лицом в стену, я ударом ноги выбил из рук парня пистолет и поймал его в воздухе. — Ошалел от страха, мерзавец! Предохранитель-то спускать надо...
Молодец мой Вася! Распорядился он прекрасно! Первым в кругу бандитов стоял Ахмет-ходжа с гранатой-лимонкой. За ним — Кабаргин, а прикрывал их капитан. Трое против четырнадцати и двух женщин у тазов, наполненных кипящим маслом.
— Капитан, во двор! Остальным выходить по одному. Потом шубы вынесем! По одному, по одному! Женщины — в угол, в угол! По одному!..
Мы их всех усадили на снегу. Провели обыск и обнаружили в одеялах пятнадцать пистолетов.
Оставил я Васю и капитана с бандитами и Ахмет-ходжой. К командиру отряда, к Пузырю этому, отправился, доложить, что у него в расположении творится. До штаба километров пять-шесть было. Выпряг я одного вороного и без седла поскакал.
Вот когда Кабаргину досталось. Капитан хоть и с пистолетом, но в рукопашной схватке при случае от него немного пользы — на протезе он. Ахмет-ходжа плохой помощник. Гляди, как бы он сам не стал на сторону бандитов. А им терять нечего.
Свора сначала сидела тихо. Кабаргин устроил их у освещенной солнцем стены барака. А сам с капитаном и Ахмет-ходжой в тени, около строения, что рядом. Чтоб хорошо видеть, заметить, если сговариваться начнут, попытаются напасть.
В бараках-то никого, рыбаки на лове. Женщины выглянут — и спрячутся. Боятся.
Меж бараками расстояние небольшое — метров двадцать. За один рывок преодолеть можно. Это от силы три-пять секунд. В зимней одежде бандиты, пока-то поднимутся. Пистолеты на морозе держать нельзя — откажут в нужный момент, застынет масло.
Тишина головокружительная — слышно говор женщин за стенками барака, а стенки-то утепленные. Вдруг снег скрипнул. Вася огляделся — нигде никого. И бандиты неподвижно сидят. Опять скрип — совсем явственный. Покосился Кабаргин на капитана, на его протез. Может, он нечаянно ногой шевельнул. А тот сам на Васю с удивлением смотрит, брови вскинул.
Скрип все чаще слышится. Догадался Вася — рассредоточиваются потихоньку бандиты: то один двинется чуток, то другой. По сантиметру, по сантиметру, а дальше друг от друга. И следить за их действиями трудней и трудней. Пока на одном он свой взгляд остановит, другой шевельнется. Вверх стрелять — что, бандиты этакого шума не слышали? В них — нельзя. Живыми приказано брать. Да и выстрели один раз, убей одного, остальных уже не сдержишь — ринутся. Дело известное. Капитан забеспокоился:
— Что делать будем?
А бандиты поскрипывают. Уж заметно расползлись, полукольцом охватывать начали. В молчании все — скрипят, расползаются, окружают. Не убивать же их по одному, кто шевельнется? Два месяца ходили, искали, а нашли и взяли, да сохранить не сумели — это не работа.
— Знаешь что, капитан, — сказал Кабаргин, — ты иди к углу барака, стань там и уж оттуда бей всякого, кто поднимется. Или в барак захочет прорваться. Пали! Может, у них там еще чего из оружия спрятано.
— А ты? — спросил капитан. — В бою мне все понятно, а с такой поганью я дел не имел.
— Ничего, капитан. Я с ними справлюсь.
Достает Василий гранату-лимонку, зажимает в правой руке.
— Уходи, уходи, капитан, — приказывает.
Тот послушался, подчинился. Тогда Кабаргин срывает колечко. Отпустить предохранитель ему осталось, чтоб граната разорвалась, и все. Потом сам садится на снег.
— Теперь ползите, гады! Хоть медленно, хоть быстро. Только поближе, поближе ко мне. А вот когда я решу, что хватит, я разожму пальцы, и половины из вас сразу не будет. Ну! Коли поняли — сидите смирно.
Потом сунул руку с лимонкой за пазуху чтоб не замерзла рука, и держал бандитов в страхе, пока я пробивался в кабинет к Пузырю, разговоры вел.
Приехал я тогда, конечно, с подкреплением — все хорошо...
И вот с той поры болеет Вася. Дорого ему дались те минутки. Подошли рыбаки, помогли нам охранять арестованных. Пригласили байбиче — ну, пожилую женщину, чтобы обыскать женщин. Обнаружила байбиче у них в шальварах восемьдесят тысяч рублей денег. Пока шел обыск, со станции приехал Таукэ и привез еще одного бандита. В куржуне у него нашли по три паспорта на каждого из банды: полугодовой, годовой и трехгодичный, на чужие фамилии; подделанные справки из канцелярии отряда.
Обыскали мы всех еще раз тщательно. Когда подошел я к Исмагулу, он вдруг сказал:
— Я про Оморова, про Макэ хочу сказать...
Чувствую — свело скулы от ненависти, проговорил сквозь зубы:
— Что ты хочешь сказать...
А сам Васю подозвал, чтоб стал меж мной и Исмагулом. На всякий случай. Ну как не сдержусь.
— Говори. Говори про Оморова Макэ, которого вы убили...
— Оморов потому погиб, что Кадыркул не хотел пойти с ним на свиданье. Нам передали — Макэ поговорить с нами хочет. А Кадыркул ему засаду устроил.
— Для трибунала это не доказательство твоей невиновности.
— Я не о том, чтоб во внимание принимали. А как все было. Чтоб вы знали.
— Буду знать... Запомню на всю жизнь. Дядя ваш, Абджалбек где?
Опустил голову Исмагул:
— Не знаю... Какой он дядя — бросил нас...
— Свинье не до поросят, когда на огонь тащат.
Отошел было Исмагул, обернулся:
— Макэ нам кричал. Звал. Мы на голос шли...
— Замолчи! — заорал я. И спасибо Васе — отвел меня в сторону.