Журнал «Вокруг Света» №1 за 2003 год
Шрифт:
Местное население занималось в основном рыболовством, охотой, сеяло яровую рожь, овес, ячмень, хотя хлеб рос здесь плохо. Известно, что конец XVII века оказался очень трудным для местных жителей. В 1695—1697 годах восточную Прибалтику поразил неурожай, который привел к памятному в истории Швеции «Великому голоду» – массовой смертности, падежу скота, исходу людей в более хлебные места. Финский ученый С. Кепсу пишет: «Условия жизни в Ингерманландии на рубеже двух столетий были ужасными. Генерал-губернатор Отто Веллинг в своем письме в Стокгольм от 13 января 1700 года писал, что земля находится в запустении». На основе судебных дел Кепсу показал, как среди жителей распространилось мало встречавшееся раньше преступление – воровство из соседских амбаров. Зерно похищали «через щели в полу.
Когда через несколько дней ладья архиепископа Афанасия отчалила от Ниена и вышла на простор Невы, чтобы взять курс на Стекольню, корабельщики на палубе весело галдели – вся устюжская рожь в больших бочках ушла по очень хорошей цене. Архиепископ же вновь вернулся к своим запискам: «От того города Канца идти вниз Невою-рекою до устья 12 верст. На устье той реки, в морском проливе, стоит остров Котлынь». И дальше записал, что на острове есть знаменитый котлинский камень: «великий, недвижимый силе человеческой. На том камне с русской стороны (на восток. – Прим. автора) изваян крест и начертан Великого государя герб с подписью славянскими буквами, на другой стороне того камня шведами тоже высечен герб короля шведского с подписью латинскими буквами».
…Так получилось, что вернуться из Стокгольма прежним путем архиепископу Афанасию не удалось – в августе 1700-го началась Северная война…
И хотя в первый свой год она громыхала далеко от Ниена, у стен Нарвы, куда и двинулась армия Петра I, жить в городе, а особенно вокруг него, стало опасно. Слабые силы шведского генерала Крониорта со штабом в Дудергофе были не в состоянии защитить материковую часть Ингрии, а коменданты Нотебурга и Ниеншанца – удержать под своим контролем все течение Невы. Разместившийся с двухтысячным отрядом в Старой Ладоге воевода П.М. Апраксин уже не давал шведам покоя от Ниена до Нотебурга. Он посылал в приневские места усиленные разведывательные диверсионные отряды, нападавшие на небольшие укрепления и мелкие группы противника, разорявшие жилье, захватывавшие пленных и угонявшие скот. 13 августа 1701 года на берегах Ижоры произошло сражение русского войска с отрядом Крониорта. Шведы потеряли около 500 человек и отступили к реке Славянке и Сарской мызе (ныне Царское Село) и вскоре, опасаясь быть отрезанными от основных сил, переправились через Неву на правый берег, бросив на произвол судьбы подданных короля на левом.
А потом началось великое наступление Петра I на Ладоге и Неве. Сосредоточенная в начале сентября 1702 года в районе Старой Ладоги 35-тысячная русская армия 27 сентября появилась под стенами Нотебурга, и осадная артиллерия начала обстрел крепости. После кровопролитного штурма 11 ноября гарнизон сдался.
Поздняя осень не позволила двинуться вниз по Неве к ее устью, но всем было ясно, что судьба Ниеншанца предрешена. Уже с середины марта 1703-го Петр, поселившись в Шлиссельбурге, стал спешно готовить войско к походу. 23 апреля оно двинулось вниз по Неве, по ее правому берегу и вскоре подошло к Ниеншанцу…
Как и во все времена, оскал войны был страшен. Все деревни и мызы в округе либо сожгли, либо разобрали на военно-строительные нужды. Нева была непривычно пустынна, грохот канонады далеко разносился вокруг. Было бы неверно думать, что местное, в том числе и русское, население единодушно и радостно приветствовало приход армии царя Петра. Сюда, на берега Невы, за ближний пограничный рубеж, из России бежали во множестве помещичьи крестьяне и холопы. Они знали, какие длинные руки у сыщиков, которых нанимали помещики для поиска беглых холопов и крестьян, а потому восторга при виде русской армии не испытывали.
Отток местного населения из
Те, кто не поступил так благоразумно вовремя, вскоре раскаялись в своем легкомыслии и недальновидности. Из дел, отложившихся в шведских архивах, известно, что русские солдаты грабили и убивали жителей, устраивали на них охоту, прочесывая окрестные леса вокруг брошенных ими деревень и мыз.
Весной 1702 года суд в Ниене рассматривал дело Лизы Куукки, задушившей своего младенца. Оказалось, что она вместе с жителями своей деревни Нахкала (на реке Славянка) бежала в лес и спряталась вместе с другой женщиной под верхушкой поваленной сосны. Однако солдаты обнаружили товарку Лизы и убили ее тремя выстрелами. Лизу же с ребенком под сосной они не разглядели. «Лиза спаслась, но была вынуждена сильно прижимать ребенка к груди, чтобы он не плакал и не раскрыл их убежища. Когда опасность миновала, Лиза увидела, что ребенок задохнулся». Так записано в судебном деле. Однако суд снял с женщины обвинение в предумышленном убийстве ребенка из-за форсмажорных обстоятельств.
Русские солдаты грабили «свейские пределы», тем же занимались и шведы, вторгаясь через границу на соседнюю новгородскую территорию. В своих челобитных крестьяне нескольких погостов Водской пятины жаловались, что «неприятельские шведские воинские люди приходили в твою, государь, сторону, в Водскую пятину… церкви Божии и помещиков наших домы и деревни пожгли и разорили без остатку, и хлеба стоячие и молоченые вывезли, и скот всякий выгнали, и крестьян побили и поранили и в полон поимали».
Комендант крепости Йохан Аполлов прекрасно понимал, что силы сторон неравны, но воин он был настоящий. Уже в октябре 1702-го он со своим гарнизоном в 800 человек изготовился к обороне: подготовил все 49 пушек цитадели, а 20 октября приказал поджечь город и казенные склады на берегу Охты. Русские тогда не пришли, но помощи Аполлов все равно не дождался. 9 апреля 1703 года он писал королю: «Как только лед сойдет с Невы, противник, вероятно, придет сюда со своими лодками, которых у него имеется огромное количество, обойдет крепость Шанцы и встанет на острове Койвусаари (Березовый остров), откуда у него будет возможность препятствовать всему движению по Неве». А уже 26 апреля Аполлов доносил о действиях противника: «Около трех часов он штурмовал бастионы Пая и Сауна. После двухчасового сражения атаку русских отбили… В моем распоряжении 700 здоровых мужчин. Командира полка нет, я сам настолько устал, что меня должны сажать в седло, чтобы я мог проверять построения обороны. Я вижу сейчас, что они идут вдоль берега с развевающимися белыми флагами». После неудачного приступа войска Шереметева начали рыть апроши и ставить батареи.
В этот самый день Петр впервые увидел места, с которыми впоследствии навсегда связал свою жизнь. Когда он 26 апреля 1703 года подошел под стены Ниеншанца, то в письме А.Д. Меншикову заметил: «Город горазда больше, как сказывали, однакож не будет с Шлютельбурх…». Впрочем, шведы успели укрепить крепость так, что знающий толк в фортификации Петр отметил: «Выведен равно изрядною фортофикациею, только лишь дерном не обложен, а ободом больше Ругодива» (то есть Нарвы. – Прим автора).
Через два дня Петр I во главе флотилии лодок с гвардейцами проследовал вниз по Неве мимо Ниеншанца, с бастионов которого тщетно пытались огнем пушек этому воспрепятствовать. Плавание это имело отчетливо разведывательный, рекогносцировочный характер – русское командование опасалось, как бы флотилия адмирала Нуммерса, базировавшаяся в Выборге, не подошла на помощь осажденному гарнизону Ниеншанца. Поэтому Петру необходимо было знать о силах и расположении шведских кораблей. Лодки дошли до взморья, шведов видно не было, на Витсаари (Гутуевской остров) Петр оставил заставу из гвардейцев и на следующий день, 29 апреля, вернулся в лагерь под осажденным Ниеншанцем.