Журнал «Вокруг Света» №10 за 1989 год
Шрифт:
Платформа «Кольская» маячила на горизонте светлым пятном, точно чайка, сидящая на воде. Мы шли к ней на водолазном судне «Спрут». Раньше я видел морские нефтяные промыслы в Охотском море и на Каспии, в местах не таких глубоких и не особенно суровых. Теперь предстояло встретиться с ними в Ледовитом океане. Впрочем, такую же параллель можно провести между буровыми в Мексиканском заливе и Северном море.
Известно, что в последние годы люди все настойчивей обращают свой взгляд к Мировому океану. По словам генерального директора Национального центра по эксплуатации океанов Ива ла Прери, он станет столь же необходимым для существования людей, как воздух и свет, земля и растения. Но сегодня многие еще и не подозревают об этом. Охотно соглашаясь
Первыми на пути к освоению океана оказались шельфы. Согласно принятому международному определению, континентальный шельф, или материковая отмель,— это мелководные зоны, которые тянутся вдоль берега материков. Это подводное продолжение материка от линии прибоя до уходящего в глубь берегового склона занимает обширные пространства. К примеру, площадь континентального шельфа Франции равна почти трети ее суши.
В пронизанных солнечным теплом водах, в буйных водорослях скапливается много рыбы и другой живности, что издавна составляло главное богатство шельфа. Но когда за него взялись геологи, выяснилось: у шельфов нет соперников по залежам минерального сырья. Беспрерывное движение воды превратило шельфы в гигантские промывочные лотки. В них обнаружили нефть и газ, золото и редкие металлы, каменный уголь и руды. Однако сокровища этого «Эльдорадо» не возьмешь голыми руками. Прежде чем ресурсы океана начнут в полной мере служить человеку, пройдут годы и годы. Нужно провести массу геологических, геофизических и геоморфологических исследований, картирование океанского дна, собрать пробы грунта, определить магнитные и гравитационные поля. Для этой колоссальной работы, конечно же, потребуются значительные финансовые средства, научные кадры, техническое оборудование.
После того как Европу и Америку тряхнул энергетический кризис и резко подскочили цены на нефть, деловые люди поняли, сколь ненадежны стали традиционные источники нефти. Но еще до этого, в 60-х годах, они стали искать месторождения в малоисследованных и труднодоступных районах океанического шельфа. Особенно крупные месторождения были открыты в Северном и Норвежском морях — на шельфах, принадлежащих Англии, Норвегии, Нидерландам, Бельгии, ФРГ, Франции.
В начале 80-х годов за шельф Баренцева моря взялись и наши нефтяники. На рейде Кольского залива появились специальные суда, личный состав которых был одет в заморские ярко-оранжевые и серо-голубые комбинезоны с надписью по всей спине: «Мингазпром». Вообще-то мурманчане, привыкшие к морякам и атрибутике разных стран, подобно одесситам, ничему не удивлялись. Однако тут пришли в изумление, и не потому, что рабочая одежда, привычно говоря, спецовка, выглядела как выходной наряд. Озадачило слово «Мингазпром».
Со дня рождения Мурманск считался сугубо рыбным городом и удобным портом, незамерзающим круглый год из-за неослабного влияния Гольфстрима. Рыбаки, рыбопереработчики,полярники, докеры, судоремонтники были его подлинными хозяевами. А тут появились нефтяники, возникло объединение «Арктикморнефтегазразведка», вскоре ставшее таким же могучим учреждением, как пароходство.
Для начала взялись за Песчано-озерское месторождение на острове Колгуев. Геологи знали, что обычно месторождения на шельфе и в прибрежных районах на суше связаны друг с другом. Знали геологи, разумеется, и о том, что образующие нефть углеводороды возникли в результате разложения бактериями органических остатков, веками накапливавшихся в осадочных породах. И вот когда с помощью буров добрались до этих углеводородов, случился выброс — неподвластный человеку, как пожар, землетрясение, ураган. Из темных глубин под давлением в 150 атмосфер вырвался нефтяной фонтан, разметал многотонные конструкции буровой вышки. От искры, которая могла возникнуть где угодно — в дизеле, осветительной сети, просто при ударе железа об железо,— полыхнул огонь.
Пожар бушевал неделю, выжег все вокруг, пока его не удалось потушить. А какие беды нанес бы выброс, случись он на платформе в море?! На суше еще как-то можно спастись, но куда денешься в море?
Памятная катастрофа на Колгуеве сразу многому научила. Она сжала людей
Первый опыт в освоении арктического шельфа накапливался на буровом судне «Севастополь». В одну из весен, когда началась подвижка льда, стоявшее на цепких якорях судно стало испытывать чудовищные перегрузки. Из Мурманска поступила радиограмма с требованием эвакуировать людей. Приказ есть приказ, ему положено подчиняться. Но заместитель начальника буровой Стефан Павлович Серебро решил оставить на «Севастополе» часть вахты, чтобы посмотреть, как поведет себя судно в момент мощных ледовых перемещений, выдержит ли корпус, устоит ли буровая на месте, можно ли вообще использовать подобные суда в морях Ледовитого океана.
«Севастополь» выстоял. Его лишь развернуло, но якоря, намертво вцепившись в дно, удержали от сноса.
Следующая зима выдалась более суровой. К подвижке начали готовиться загодя, окружили нос и корму судна специальными стойками с тросами; надеялись, что пока лед борется с ними, он растеряет свою убойную силу. Так и получилось.
Однако поиск продолжался. Проверялись идеи монопода — жесткого ледостойкого основания из железа и бетона, катамарана — сдвоенных судов, а также полупогружных платформ... Опыт, полученный «Севастополем», пригодился буровым судам «Валентин Шашин», «Михаил Мирчинк», «Виктор Муравленко», названным именами известных геологов, буровым установкам «Шельф-4», «Кольская».
Для выполнения водолазных и подводно-технических работ, а также для обеспечения буровых судов и платформ за рубежом приобрели водолазное судно «Спрут» с двумя обитаемыми подводными аппаратами — ОПА — «Спрут-1» и «Спрут-2», одели людей в фирменные комбинезоны, так изумившие мурманчан. Потом настало время работы.
Когда я ступил на палубу «Спрута», а было это летом прошлого года, руководил водолазными спусками Владимир Сергеевич Рябцев. Бывший водолаз Черноморского флота, Рябцев обучался подводному делу в Марселе на фирме «Комэкс», известной тем, что поставляет технику и обучает водолазов многих стран. Пройдя через тьму головоломных тестов, усвоив теоретические и практические уроки, Владимир Сергеевич стал свободно разбираться в разных типах снаряжения и оборудования, научился жить в условиях длительного пребывания под повышенным давлением, варить и резать металл под водой, работать с гидравлическим инструментом и понтонами — в общем, выполнять все, что требовалось в подводном ремесле. После четырех с половиной месяцев обучения Рябцеву выдали диплом глубоководника с правом работы в любой из иностранных фирм.
Два года Владимир Сергеевич провел на водолазных комплексах Сахалина и Каспия, а потом не удержался от соблазна поработать и на Севере. Вместе с В. Вишняковым, И. Туманом, А. Клепацким, В. Зубцовым, В. Донцом и другими Рябцев освоил новую технику на «Спруте». А ей, надо сказать, принадлежит на судне чуть ли не половина полезной площади. В состав глубоководного комплекса входят четыре барокамеры (одна 4-местная, одна 3-местная, одна транспортная и спасательная на 18 человек), водолазный колокол, обитаемые подводные аппараты для глубин 300 и 400 метров. Плюс масса механизмов и систем. Всей «матчастью» на комплексе «Спрута» руководит электроника, а электроникой заведует тишайший и предельно осторожный инженер Юрий Иванович Андреев.
...В гулком, наполненном маслянистым воздухом машинном отделении утробно бубнили дизеля. Вибрировало все объемное пространство «Спрута». Казалось, что даже капитанский мостик, расположенный на уровне пятиэтажного дома, содрогался от могучей работы машин. Оттуда, с застекленного верха, хорошо просматривалась маячившая на блеклом фоне моря буровая платформа «Кольская». На стуле с высокими ножками сидел капитан Георгий Михайлович Рейтман в синей тенниске и беспокойно оглядывал горизонт.
— Между прочим, этой «Кольской» досталось на переходе,— проговорил он, теребя ремешок бинокля, и тут же поведал историю.
Шторм налетел в открытом море — внезапный, непредсказуемый, каким он бывает в Арктике. Десятиметровые волны били в корпус, в надстройку, снесли вертолетную площадку, раскачали платформу высотой с Московский университет до критической точки. Люди уже надели спасательные пояса, приготовили к спуску катера и шлюпки. Как всегда в аварийных ситуациях, нашлась умная голова, предложившая опустить «ноги». К счастью, глубина оказалась сравнительно небольшой, «ноги» уперлись в грунт, увеличили остойчивость. Испытание «Кольская» выдержала. Когда ее поставили на место, то быстро восстановили порушенное, заварили швы в корпусе, подняли вертолетную площадку, словом, залечили раны — и она начала работать.