Журнал «Вокруг Света» №11 за 1972 год
Шрифт:
...Уже потом, в Москве, прочел я тезисы сообщения, подготовленного молдавским Обществом охраны памятников истории и культуры: «Руководствуясь Законом и некоторыми постановлениями правительства республики, мы не допускаем начала строительных работ без того, чтобы предварительно на участке не было проведено изучение археологического памятника как такового». Этот Закон берет под свою строгую, деловую, лишенную каких бы то ни было эмоций защиту не только памятники уже известные, видимые на поверхности, но и те, всего лишь возможные, что могут открыться при проведении земляных работ. Лишь после такого археологического исследования передается участок по акту «пользователям землей».
Я позволю себе процитировать некоторые конкретные факты, выборочно приведенные в тезисах: «Перед началом строительства Гиндештского
...Я помню неторопливые переговоры на высшем уровне в Алчедаре, которые велись между доктором наук и председателем колхоза, на чьих землях разведкой были обнаружены следы крупного славянского поселения. Дипломатическая платформа председателя была непогрешимо проста — мне надо кормить людей (и вас, археологов, между прочим), и просто нельзя мне, крестьянину, бросаться землей, годной под работу. И столь же неторопливо-рассудительны были слова нашего шефа о том, что не хлебом единым жив человек. И хотя оба понимали, что выход из положения есть, мало того, он уже потаенно известен каждой из договаривающихся сторон: археологи будут начинать свои раскопки лишь глубокой осенью, после сбора урожая, а председатель побережет эти земли весной от плантажного плуга, — как и полагается крепким, по-настоящему радеющим за свое дело хозяевам, они вели переговоры долго, уточняя в атмосфере дружеского и умного доверия все детали будущего неписаного договора. Это была конференция сторон, равных по своему полномочию перед историей. И когда на сбереженных колхозом землях была найдена первая в Молдавии древнерусская металлургическая печь, которая увенчала многолетние поиски экспедиции, в научной публикации с глубокой признательностью была особо отмечена заслуга колхоза...
2
Бырня откровенно гордился своей экспедицией. Он врезался в экспедиционные заботы, наслоившиеся за два дня его отсутствия, как ледокол в молодые льды, он разваливал их на несерьезные обломки, которые, в свою очередь, буквально на глазах истаивали естественной смертью. Такими раскопками действительно можно было гордиться. Семьдесят человек — шеренга за шеренгой — углублялись в землю. Первая шеренга снимала самый верхний слой и переходила дальше, на нетронутую целину. Следующая за ней углубляла на штык раскоп. Для спешной газетной информации общий вид раскопок можно было бы сравнить с лестницей, уходящей в Подземелья Истории. Шеренги, продвигаясь, оставляли за собой на вылизанной поверхности отдельные скопления камней, непонятные на первый взгляд, аккуратно подровненные возвышения — все то, что вскоре превратится в остатки древних очагов, землянок, строений Старого Орхея.
Старый Орхей — многослойный памятник. За этим понятием всегда скрывается хаотическое нагромождение врезанных друг в друга веков и культур, приводящее в отчаяние первых исследователей. Сейчас на археологической карте Орхея относительное благополучие. Отмечены следы стоянки древнекаменного века, остатки скифского и славянского городищ; безошибочно узнаются в раскопе слои древнерусского, золотоордынского и молдавского городов, раскопана и отреставрирована каменная цитадель XV века; примерно намечено, где стояла деревянная стена древнерусского города; на девятьсот метров прослежены мощные земляные валы и проведены обмеры средневековых монастырей, вырубленных в скале над Реутом, притоком Днестра, охватывающим с трех сторон Орхейский мыс.
...Святой в экспедиции послеобеденный час Бырня пожертвовал мне на экскурсию по Орхею. Мы прошли безлюдной по рабочей поре улицей Бутучен, красивого, по-молдавски опрятного села с разноцветными, до блеска ухоженными домами («Здесь хотят живой этнографический музеи учредить — в придачу к Орхею; здоровая мысль!»), и с гребня каньона, вырытого Реутом, неприметными каменными ступенями спустились ко входу в пещерный монастырь, венчающий весь заповедный орхейский пейзаж. Коричневая вода Реута была недвижна, а берег измят
...Нам виделся Орхейский заповедник уже во всем величии — двухэтажное (мы были скромны) прохладное здание музея с профессорским блеском витрин экспозиции и рабочим хаосом камеральных лабораторий. Нам виделись толпы туристов с глянцевитыми многоцветными путеводителями в руках, благоговейно выслушивающих экскурсоводов на многочисленных смотровых площадках. Мы спускались в раскопы, ибо не представляли себе этот заповедник без ежедневных, все расширяющихся археологических работ, а на бровке стояли в почтительном молчании туристы, ожидая появления клада. Сидели за уютным столиком кафе (уставленным, разумеется, напитками прохладительными) и заходили в сверкающие чистотой дворики Бутучен, где привычные уже к своей новой на старости лет работе ласковые бабуси объясняли нам вековую мудрость устройства крестьянского своего дома. Мы пили ледяную воду из колодца, скрытого в тени глинобитной башенки, украшенной изображениями скорбного месяца и хитроглазого солнца, — обычного, традиционного молдавского колодца.
Но долго мечтать Бырня за эти десять лет так и не научился. Он неожиданно вскочил и потащил меня к яме с обвалившимися краями, на дне которой лежали заросшие травой камни. «Пилоны караван сарая. Золотая орда. Уникум».
...Мы привыкли обращаться к жителям тех мест, где раскопками обнаружены исторические памятники, с просьбами и призывами хранить их, не разрушать, оберегать, ставим охранные знаки (иногда монументы целые), но как часто забываем о главном — о психологии тех, к кому обращаемся. Археолог видит в камнях, лежащих на дне раскопа, уникальный памятник, а случайный прохожий — лишь яму с беспорядочной кучей никому не нужных камней. Но никто никогда не тронет ни камня, если увидит, что сюда вложен человеческий труд, что эти камни — научная ценность, о которой помнят, над которой работают. Если бы тогда же, когда нашли эти пилоны, пришли сюда реставраторы, хотя бы наскоро, до дальнейших исследований, закрепили кладку цементом, уберегли их от разрушения, ни одного камня не было бы стронуто с места. Но реставраторы только в Кишиневе, их мало, а работ по всей республике невпроворот. И когда дойдет очередь до орхейских пилонов, может оказаться, что здесь уже делать нечего...
Все, что нужно для заповедника, должно быть у его директора. Он должен обладать возможностями и обязанностями премьер-министра и отвечать за все, что входит в понятие «Заповедник Старый Орхей»: за сохранность экспонатов и за текущие научные исследования, за своевременную реставрацию и размещение туристов за рекламу и состояние подъездных путей... «Да разве могу я сейчас сказать, за что потребуется отвечать в Орхее? Ведь аналогий такому памятнику нет нигде...»
Бырня вновь стал хозяином, человеком, не только гордящимся своей верховной властью над порученным делом, но и ответственным за дальнейшие судьбы его.
...Ну что ж, социологическую аксиому — уровень ситуации характеризуется уровнем претензий и требований — пока еще не отменил никто...
3
И, слушая эти претензии и требования, читая сугубо деловые фразы «об утверждении схемы функционального зонирования Государственного заповедника «Старый Орхей» и мероприятий по археологическому исследованию, реставрации, застройке и благоустройству его территории», обязывающие несколько министерств и ведомств республики провести конкретные, четкие, определенные работы, воспринимая все это как нечто само собой разумеющееся, трудно представить себе, что еще три десятка лет назад археологии Молдавии, по сути дела, не было вообще.