Журнал «Вокруг Света» № 11 за 2003 год
Шрифт:
К этому событию Лидия Яковлевна отнеслась достаточно равнодушно, но исчезновение после XX съезда КПСС с карты города самого проспекта имени «вождя всех народов» явно пришлось ей по душе. Магистраль была переименована в Московский проспект. В это же время растворились и вертикальные доминанты, свидетельствовавшие о незыблемости сталинизма на берегах Невы. Быстро демонтировали изваяния вождя на Поклонной горе, у Балтийского вокзала и в конце проспекта Обуховской обороны. С памятником же на Средней рогатке и вовсе произошел курьез.
Въезд в город со стороны Москвы был декорирован фигурами двух вождей – Ленина и Сталина. После снятия скульптуры
Новый ритм городской жизни тех лет определило открытие в 1955 году Ленинградского метрополитена. И внешний, и внутренний декор первых станций – площадь Восстания, Кировский завод, Автово – и некоторых других были еще по-сталински монументальны и помпезны. «Роскошь» подземного города, феноменальная глубина эскалаторных шахт образца того времени породили новую традицию. Посещавшие город высокопоставленные зарубежные гости считали своим долгом не только наведываться в традиционные места паломничества – Эрмитаж и Русский музей, но и обязательно спускаться в метро. Этот вид транспорта пришелся по душе и рядовым ленинградцам. Появление на городских улицах больших букв «М» создавало ощущение равенства со столицей, где метро было еще до войны. Молодежь стала назначать свидания на станциях метрополитена.
Казалось, власть хочет реабилитироваться в глазах ленинградцев и за муки, которые они претерпели в дни блокады, и за репрессии 40-х. Складывалось впечатление, что Москва явно заигрывала с «питерским» менталитетом. Во всяком случае, именно так расценили многие горожане, и в их числе ироническая «старуха» Лидия Гинзбург, весьма странное действо – празднование в конце июня – начале июля 1953 года 250-летнего юбилея города.
Во время юбилейных торжеств на Стадионе имени Кирова на стилизованном ботике под бурные аплодисменты трибун по искусственным волнам «проплыл» сам Петр I. Вдоль всего Невского на каждом втором фонарном столбе были укреплены трехъярусные паруса, напоминавшие о мечте царя-реформатора – добиться выхода страны к Балтийскому морю. Именно тогда с Нарышкина бастиона Петропавловской крепости вновь прозвучал выстрел полуденной пушки. Как дань петербургским культурным традициям было воспринято и запоздалое открытие, приуроченное к 250-летию, памятника А.С. Пушкину на Площади искусств.
Впрочем, «странный» тот юбилей был воспринят ленинградцами и как еще одно свидетельство новой, свободной жизни. А их, кстати сказать, было в конце 50-х не так уж и мало. В городе появились первые реабилитированные узники ГУЛАГа, тогда, например, из ссылки вернулся Лев Гумилев. Уже в 1955 году в Ленинграде прошла неделя французского кино, а спустя год с небольшим жители города познакомились с творчеством Федерико Феллини. Его ленту «Дорога» считал тогда необходимым посмотреть каждый «шестидесятник» – будь то юный Андрей Битов или уже убеленный сединами ученый-филолог Владимир Адмони. Люди буквально рвались на выставки Пабло Пикассо, проходившие в залах Эрмитажа. И среди них, конечно, была Лидия Яковлевна Гинзбург. Она прекрасно знала живопись начала века и была по-настоящему счастлива тем обстоятельством, что теперь импрессионистов и кубистов могут увидеть все ленинградцы.
Но, конечно, совершенно особые эмоции у нее вызывал взрыв поэтического творчества. В то время у Лидии Яковлевны появилось множество молодых знакомых, среди которых были ныне всем известные Александр Кушнер и Яков Гордин, и многие-многие другие талантливые люди.
Ленинград буквально бурлил поэтическими страстями. Молодые питерские литераторы сражались на знаменитых «Турнирах поэтов» во Дворце культуры имени Горького. Там блистали Горбовский и Рейн, Уфлянд и Соснора. Появлялся во Дворце и приезжавший из геологической экспедиции Городницкий, и совсем еще юный Бродский. Чье-то творчество Лидия Яковлевна принимала безоговорочно, а иные стихотворные опыты казались ей надуманно сложными.
Непримиримый дух молодых, их искания бесконечно импонировали Лидии Яковлевне. Но поскольку она была человеком реальным, вполне земным, то в жизни города 50—60-х замечала она и многие другие черты нового времени. Прежде всего – смену стиля повседневной жизни.
Преображался любимый ею Невский проспект, на который Лидия Яковлевна выходила каждый день, отправляясь или в Публичную библиотеку, или в Дом книги, или в издательства. На центральной улице Ленинграда появились новые персонажи. Первыми ласточками перемен стали так называемые «стиляги». Выглядели они примерно так: туфли на толстой подошве, пестрые носки, волосы, уложенные в виде кока а-ля Элвис Пресли, клетчатые пиджаки с ватными плечами и галстук, который за экзотическую расцветку получил название «пожар в джунглях». Надо сказать, что вид этих стиляг вызывал у Гинзбург скорее улыбку, чем раздражение, – ведь когда-то же и Маяковский щеголял в желтой кофте… А вот у городских властей на этот счет было совсем иное мнение. Они призывали всячески бороться с подобной «плесенью», «попугаями» и «тарзанами», отлавливать же их на Невском, называвшемся на сленге 50-х годов «Бродом», было поручено возникшим в 1954 году бригадам содействия милиции. Так что, «бригадмильцы» тоже были новыми персонажами на ленинградских улицах времен «оттепели».
К счастью, после прошедшего в Москве в 1957 году Всемирного фестиваля молодежи и студентов война с любителями пестрых одежд стала смешной и нелепой. Представители самой «прогрессивной молодежи» планеты, посетившие не только Москву, но и Ленинград, были одеты весьма живописно и раскованно. Кроме того, в те годы в Советский Союз хлынул поток импорта, в магазинах появились яркие китайские вещи. Многие ленинградцы с удовольствием оделись в плащи, платья и рубашки из поплина, снабженные этикеткой с надписью «Дружба».
Хотя действительно хорошо одетого человека на улицах Ленинграда в конце 50-х увидеть было сложно. Западная мода проникала сюда с весьма изрядным опозданием. Ленинградские модницы после триумфально прошедших а городе фестивалей французского и итальянского кино принялись копировать туалеты уже уходящего стиля «New Look», в котором явственно ощущались размах и солидность. Видимо, поэтому стиль этот приобрел и некоторый «официальный» оттенок. В ту эпоху на свет появился мужской советский «New Lоок»-набор, состоящий из весьма презентабельного бостонового костюма с широкими брюками, габардинового мантеля и широкополой шляпы – все квадратное и двубортное. Так вот, с его помощью яркий пример «хорошо одетого советского человека» тогда являл Фрол Романович Козлов. Ленинградцы отлично запомнили идеально отутюженный темно-синий костюм, белую рубашку с черным галстуком, на котором выделялась золотая с бриллиантом заколка, и завитые волосы первого секретаря Ленинградского обкома КПСС.
Однако истинным ленинградским «шестидесятникам» сей помпезный стиль был чужд. В те годы они находились под сильным влиянием романов Э.-М.Ремарка и Э. Хемингуэя. Их герои, столь несхожие с ходульными образами литературы соцреализма, привлекали многим, и в частности элегантной сдержанностью и изысканной небрежностью в одежде. Именно этому хотелось подражать. Складывалось впечатление, что в разгар «оттепели» на Невский проспект из-под книжной обложки вышли три товарища Ремарка. Чуть позже там же можно было увидеть своеобразных «двойников» персонажей романов «Фиеста» и «Прощай, оружие!» и даже «самого» Хемингуэя.
На Западе же в это время стремительно укорачивались женские юбки, суживались мужские брюки и носы обуви. И «очаровательные франты» 60-х годов с готовностью впитывали в себя дух отрицания в одежде всякой позы, помпезности и напыщенности, с которыми стойко ассоциировалось сталинское время, они так чужды были истинным «детям Петровым». Простота импонировала и «старухе» Гинзбург, воспитанной на авангардистской эстетике быта.
Лидия Яковлевна, как и большинство ленинградцев той эпохи, с симпатией относилась к внедрению в повседневную жизнь достижений науки. В эти годы благодаря тотальной химизации народного хозяйства горожане и горожанки приоделись в капроновые чулки и безразмерные носки, в прозрачные кофточки и блестящие рубашки из нейлона, в химический каракуль и плащи «болонья». Пристрастие к синтетической одежде стало у шестидесятников одним из законов элегантности. Жителям города крайне полюбились выставки «Синтетика в быту». Они восхищались игрушками из пенопласта и небьющейся посудой. В 1964 году на Ново-Измайловском проспекте был открыт специализированный магазин «Синтетика», где все это химическое великолепие продавалось в больших количествах. Гинзбург тоже не могла устоять перед соблазном приобретения вещей из новомодных материалов.