Журнал "Вокруг Света" №2 за 1999 год
Шрифт:
До танцев было еще много времени, и нас повели в школьную столовую. Там мы встретили девочек навахо лет шестнадцати в национальных костюмах — длинных разноцветных юбках и бархатных блузах; на некоторых были платья с узорами, изображающими красные горы. Эти девушки и должны были сегодня танцевать. Оказалось, что одна из них ездила в Ханты-Мансийск и знает много русских слов: «Э-э-м... Здравствуйте. Я понимаю. Как дела у вас. Нет», — перечислила она, вопросительно глядя на нас и смущенно улыбаясь.
— Здорово! — оценили мы. — Почему все ученики говорят между собой на английском? Это же школа навахо, — спросила я у Клайтона, когда мы выходили из школьного здания.
— Понимаете, и тот и другой нужны. Основная проблема в том,
Мы сами не заметили, как наш разговор перешел на обсуждение проблем сохранения культурного наследия навахо.
Клайтон Лонг курирует двуязычные и поликультурные программы, работает в Управлении образования округа Сан-Хуан и потому многое знает об этом.
— Сейчас, — говорил он, — почти все старые навахо умерли, остались только дети и внуки, многие из которых не могут, как это подобает каждому истинному навахо, думать и говорить на нашем языке. Некоторые не хотят быть навахо, а потому отказываются от своего происхождения, веры и культуры, уходят из резервации и становятся просто американцами. Но, к счастью, остались такие индейцы, которые говорят: «Да, мы навахо, мы думаем и говорим на родном языке и хотим, чтобы наши дети не забывали свои традиции и язык и жили самостоятельно, никому не подчиняясь». И группа взрослых навахо сейчас пытается поддерживать наших детей и в резервации, и вне ее, в их стремлении познать, кто они, и потому мы занимаемся созданием традиционного навахского образования и проблемами столкновения национальной культуры и современных нововведений. К примеру, работы с компьютером.
Настоящие навахо должны уметь работать своими руками: ухаживать за овцами, строить хоганы, лепить глиняную посуду, ткать ковры, обеспечивать жизнь себе и своей семье. Они должны понимать, кто они есть. Но наша нация — открытая, и мы заимствуем все лучшее из других культур...
США, штат Юта
Кристина Золотова, ученица школы 1314, Москва
Земля людей: Манор и его хозяин
Ипсвич — небольшой город на восточном побережье Англии. Быстрый поезд доходит из Лондона за час с небольшим, и еле успевшая прочитать толстые утренние газеты публика спешит кто куда. Я иду к автобусной остановке, и вскоре за окном уже типичный сельский пейзаж, и автобус катит по узким дорогам, так что ветви деревьев бьют по окнам и крыше. Частые чистые деревеньки сменяют друг друга, забирая из автобуса пожилых в основном людей с пакетами покупок. Каким-то фантастическим видением проплыло поле, где паслись сотни две свиней, причем каждая около своего собственного домика-укрытия. Очередное технологическое новшество, пожалуй.
Как-то враз из-за поворота открылось море с щетинкой мачт у причала, и дорога закончилась.
— Бодси, — сказал водитель. — Приехали.
Замок Бодси Манор стоит у моря. Его красный камень обдувают ветры, иногда штормовые, а чаше ласковые — такой уж здесь климат, в восточной части графства Саффолк. Когда-то им владел сэр Касберт Квилетт, и много окрестной земли принадлежало ему. Собственно так и выглядит типовая английская помещичья усадьба, и главное строение — Манор — традиционно напоминает о временах рыцарских поединков. Замок не столь уж стар — ему чуть больше ста лет, но он обладает всеми необходимыми атрибутами: башни, причудливые переходы, из благородного дерева лестницы и, конечно, привидение — как же без него. Дух солдата, бросившегося из окна во времена первой мировой, живет в боковой башне, не причиняя никому вреда. Зовут его Бедный Артур.
В 1935
Новые владельцы Манора — семья Тоетчер — с радарами и сельским хозяйством ничего общего не имеют. Купили они это поместье за сравнительно небольшие деньги, спустя четыре года после того, как военные его покинули. Долго приводили в порядок и теперь открыли здесь международный языковый колледж. Надо сказать, идея оказалась удачной — сюда охотно приезжают группы не только из европейских стран, но даже из Аргентины. Нильс, глава семьи, по образованию лингвист и философ, рассказывает, что увлечение языками у него с детства. Родители еще во время войны держали сеть дешевых гостиниц для молодежи и, естественно, наслушались интересных историй, которыми так богаты были туристские вечера. После школы Нильс шесть лет жил в западноевропейских странах — учил английскому и сам учил другие языки. Потом университеты — Гейдельберг, Гранада и Лондон — языки, филология, философия. Жена Анна и брат Джон тоже имеют лингвистическое образование, и вот вместе и открыли школу английского в Лондоне в 1965. Дважды расширялись, и все места не хватало. Продали все и купили Манор. Здесь просторно.
— Хлопот, конечно, хватает — много земли и десяток строении, — говорит Нильс, — крутимся, чтобы выжить. Школу назвали Александр-колледж — это ведь целое предприятие — приходится нанимать сорок-пятьдесят человек.
Он сидит за огромным столом, заваленным бумагами, счетами, папками — всеми приметами кипучей административной жизни. И как бы заметив ход моих мыслей, говорит, что его первый опыт самостоятельной деятельности состоялся еще в детстве. В молодежной гостинице он открыл лавочку, где продавал шоколадки и сушеные бананы. Дело пошло хорошо, и он очень этим гордился. К тому же шоколад и самому перепадал, а он очень его любил.
А рассуждая философски, говорил он, самое главное быть ответственным на любом месте и, кстати, менеджмент — занятие вовсе не скучное. Да и некогда скучать: целый день звонки, посетители, дела. Все нужно организовать так, чтобы дело постоянно развивалось и детям чтобы интересно было. Большинство учащихся Александр-колледжа все же дети.
Нильс встал, подошел к окну и долго смотрел на море, такое широкое отсюда, с высоты...
Англия
Александр Беркович
Земля людей: Город волжский, город древний...
На воде играла легкая золотистая зыбь. По самому краю ее застыли редкие фарватерные буи. Вписываясь в небольшой поворот, они уходили вдаль, где на клубящихся темной зеленью берегах раскинулся древний город... Соседи в подрагивающем салоне подхваченного волжской волной «метеора» — молодой иностранец с такой же молодой попутчицей обсуждают на полурусском-полуанглийском языке какую-то научную тему. Вдруг замолчали. Взгляд в оконный проем... И вот уж бежит, выхватив из сумки фотоаппарат, иностранец на открытую бортовую площадку. Врезавшись в кучку тамошних завсегдатаев-ребятишек, с блестящими от возбуждения глазами он запечатлевает раскрывающийся пейзаж. Горят на вечернем солнце золоченые кресты высящихся на холмах церквей. Утопают в зарослях вековых деревьев старые дома. Слегка туманятся разрезы оврагов, словно бы из былины вышедшего города... Таким, или приблизительно таким, видят волжский город Тутаев прибывающие сюда пассажиры.