Зима в Непале
Шрифт:
В густом лесу тропа круто пошла вверх. Когда я остановился отдохнуть, появился носильщик с необычной ношей: у него в корзине сидел молодой парень. Выяснилось, что этот парень сломал ногу, кость кое-как вправили, и теперь его больная нога при помощи веревочного приспособления была укреплена в корзине. Он просил, чтобы я подлечил его, но, если бы я и был врачом, тут вряд ли можно было хоть что-нибудь сделать. Даже моему неопытному глазу стало ясно, что кость снова придется ломать, чтобы потом правильно соединить ее. Уже четыре дня он путешествовал в корзине, и только через два дня они рассчитывали добраться до больницы христианской миссии в Тансинге. Я утешил его, как мог, однако, если учесть, что он отправился в путь только через две недели после перелома, бедняга мог остаться калекой на всю жизнь. Когда носильщик со своей ношей удалился, я погрузился в грустные размышления, не столько из-за своей неспособности чем-либо помочь, сколько из-за того бессердечного пренебрежения,
В тот же день я встретился с умным молодым брахманом, одним из тех немногих, которые сознают, что их высокое рождение и образование возлагают на них определенные обязанности перед обществом. Юношей брахмана послали учиться в Катманду, но его отец умер прежде, чем удалось закончить обучение. Брахман был старшим сыном, — И ему не оставалось ничего другого, как вернуться в горы, чтобы заниматься хозяйством. Строго говоря, он не был гуркхом, но причислял себя к ним. Ему хотелось как-то улучшить их жизнь. Поэтому брахман стал членом одной из новых политических партий, так называемой партии независимых. Однако вскоре он понял, что деятельность большинства ее членов сводится к борьбе за власть и деньги. Еще больше он разочаровался, убедившись, что правительственные чиновники, называющие себя демократами, безразлично относятся к судьбе жителей гор. Он был даже склонен думать, что в целом народу лучше жилось в период господства Ран, хотя раны были продажны и деспотичны.
— Не следует осуждать гуркхов за их безразличное отношение к политическому положению страны, — сказал он. — Большинство из них неграмотны, а правительство не сделало ничего, чтобы объяснить им перемены, происходящие в столице.
Я посоветовал брахману поселиться на некоторое время в Катманду, чтобы рассказать там о положении в горах. Он ответил мне:
— Я простой деревенский житель и то немногое из английского языка, что знал мальчиком, уже забыл. Кроме того, у меня нет средств, чтобы, прибегнув в взяткам, принять участие в политической жизни.
Вечером мы разбили лагерь над Гансингом, административным центром дистрикта Палпа. Это самый важный после Покхры населенный пункт Западного Непала, поскольку здесь сходится большинство путей, ведущих с гор на равнины. Сам город невелик — это беспорядочное скопление крытых жестью хижин и лавок, многие из которых держат индийцы. Единственный большой дом занимает губернатор, поблизости находятся казармы и полковой плац (полк издавна квартирует в Тансинге).
Я давно хотел попасть в Тансинг. Тридцать, лет назад я видел его издали. Тогда махараджа дал мне редкое для того времени разрешение проехать на несколько миль в глубь Непала. Махараджа подчеркнул, что ни при каких обстоятельствах я не должен пытаться проникнуть в этот город, и указал название хребта, дальше которого я не имел права заходить. Естественно, я питал романтические иллюзии относительно Тансинга. для меня он стал землей обетованной, куда мне никогда не будет дано проникнуть. Теперь, когда мечта эта стала реальностью, я был совершенно разочарован из всех городов, которые, мы видели за время путешествия, Тансинг оказался самым непривлекательным. Сначала мы, собирались задержаться здесь на несколько дней, но место это было, настолько скучным, что на следующее утро мы снова тронулись. в путь.
Тансинг расположен по обе стороны невысокого хребта: внизу простирается большая долина, окруженная горами. Очевидно, подобно долинам. Катманду и Покхры, здесь было когда-то озеро.
Дорогу заполнили люди, идущие в обоих направлениях. Если бы все они не несли грузы, я решил бы, что это какой-то праздник. Январь — время торговых передвижений, к этой дороге со всех сторон подходило множество троп. Я заговорил с одним человеком, который шел с партией, переносившей из Батоли в Тансинг — пять-шесть дней изнурительного пути — железные балки. Это был щуплый субъект, и трудно было поверить, что он может, выдержать большую физическую нагрузку. Однако его ноша оказалась такой тяжелой, что я даже не смог приподнять ее с земли. Носильщик сказал, что за работу ему платят двадцать две рупии. На эту сумму он должен прокормиться. С сооружением автомобильной дороги от равнин до Гансинга отпадает необходимость этого мучительного труда (по крайней мере теоретически). В то же время множество людей, которые зарабатывают себе на жизнь переноской грузов, останутся без работы. Даже здесь, на сравнительно удобном участке, строительство дороги, которое длится уже несколько лет, оказалось трудным делом. В нескольких местах полотно уже разрушилось, а поскольку поверхность дороги представляет собой утрамбованную землю, магистраль будет часто выходить из строя. Группы чернорабочих орудовали какими-то, напоминающими садовые, инструментами, бессмысленно пересыпая землю с места на место. Я спросил надсмотрщика, какие цели преследует строительство этой дороги.
— Мы страна современная, — сказал он, — у нас должны быть дороги.
— Да, конечно, — ответил я, — но вот эта дорога, для чего она нужна?
Он посмотрел на меня в недоумении и, прежде чем ответить, на минуту задумался.
— Ну, — сказал он, — губернатору будет удобнее: вместо того чтобы идти пешком, он будет ездить на машине.
Мы пересекли обширную долину и прошли густым лесом вверх по склону последнего хребта, отделяющего нас от равнины. Массианг — село, расположенное на вершине этого хребта (около пяти тысяч футов над уровнем моря). Отсюда открывается широкий вид. На севере — с Тансингом на переднем плане — возвышалась громада Гималаев, на юге, под нами, лежали тераи, отсюда они напоминали море, постепенно таявшее в туманной дымке. На этом самом месте тридцать лет назад стоял наш лагерь. Казалось, здесь ничто не изменилось. Вечером я поднялся на небольшой холм (помню, что тогда я провел здесь многие часы, ожидая, когда горизонт прояснится, будут видны горы и я смогу их сфотографировать). Теперь небо было безоблачным, и вдалеке сияли вершины-близнецы Мачар Пучхара. Сейчас, когда совершены восхождения на многие высочайшие вершины Непала, кажется почти невероятным, что еще недавно — в двадцатых-тридцатых годах — даже точное местоположение большинства из них было неизвестно. В те дни мы знали о непальских Гималаях очень немного. Визуально были установлены местоположение и высота самых значительных вершин; резиденты в Катманду производили опрос местного населения, хотя полученные сведения были весьма туманны, а зачастую и просто могли ввести в заблуждение. Подборка фотографий, сделанных мною с Массиангского хребта, была напечатана в «Гималайском журнале» в 1934 году (том VI). Эти иллюстрации, — комментировал их издатель, — хотя нельзя ручаться за точность подписей к ним, изображают различные части Гималаев, сфотографированные, по всей вероятности, впервые». Я был чрезвычайно доволен, когда выяснилось, что в свете последних данных, мои предварительные наблюдения и расчеты оказались совершенно точными, хотя в то время я основывался, конечно, не на научном исследовании, а только на анализе сведений, полученных мною от местных жителей.
До самой темноты я оставался один на вершине холма. Я знал, что, после того как мы спустимся с Массианга, нам больше не увидеть горы, и мне было как-то грустно при этом последнем взгляде с высоты на страну, которую так долго скрывали от глаз европейцев. Кроме того, в том, что наше путешествие должно было окончиться именно в этом месте, крылось нечто символическое. Сидя в сумерках на вершине холма, я вспоминал, что значил для меня Непал раньше. Еще тогда с пылом, свойственным молодости, я решил, что когда-нибудь отправлюсь путешествовать по внутренним районам этой страны. Теперь путешествие подходило к концу, и вряд ли можно было надеяться, что я снова попаду в эти прекрасные горы. Я поднялся и побрел обратно к палатке, но еще долго мне не хотелось разговаривать; Бетт и Денис, чувствуя, что происходит в мой душе, тоже сидели молча.
Дорога, которая идет от Массианга вниз, представляет собой наиболее оживленный торговый путь, но тем не менее она сплошь загромождена камнями, и для нас этот участок был едва ли не самым трудным за все время путешествия. В долине много деревень. Почти в каждой из них есть придорожная закусочная. Мы остановились позавтракать, когда к нам подошел крупными шагами факир — индиец с далекого юга. Он так усиленно тренировал себя, что его правая рука все время оставалась поднятой вверх: опустить ее он уже не мог. Факир носил длинные спутанные волосы и с головы до ног был усыпан пеплом. Его обнаженное тело едва прикрывали небольшие клочки материи, болтающиеся на железной цепи вокруг талии. Он уставился на нас с глубочайшим презрением и затем, не сказав ни слова, пошел дальше. Впервые я почувствовал физическое отвращение при виде человеческого существа.
На протяжении нескольких миль тропа шла по извилистому ущелью. Наконец после очередного поворота мы вышли на равнину. Пройдя несколько миль, я оглянулся назад. Передо мной сплошной стеной стояли заросшие густым лесом предгорья, словно неприступный бастион, выросший посреди равнины. Ущелья, через которое мы вышли, уже не было видно.
В тераях дул горячий ветер, и, как только мы пришли в Батоли, сбросив мокрую от пота одежду, искупались в реке, которая теперь превратилась в широкий и величавый водный поток. Большую часть населения Батоли составляют не непальцы, а индийцы. Этот населенный пункт, застроенный ужасающими лачугами и хижинами, — важный торговый центр: здесь происходит обмен товарами между жителями гор и равнин. Шерсть и другие продукты с гор продаются в Батоли, а затем отправляются на грузовиках в Индию. Полученные в обмен сигареты, керосин и прочие товары носильщики доставляют в горы.
В Батоли мы провели неуютную ночь. Засыпая палатку мелким песком, дул ветер, и хлопанье брезента мешало заснуть. Но мы были в хорошем настроении, считая, что все испытания кончились. Дальше нам предстояло путешествовать на автобусе или грузовике. Рано утром Анг Дава отправился в транспортную контору; автобусов было много, и он заказал места для всей группы. По расписанию мы должны были отправиться в десять часов. К вечеру автобус доставит нас в Бхайрува, к индийской границе, мы проведем там ночь, а утром полетим прямо в Катманду.