Зимние волки полуночи
Шрифт:
Вдруг один из них, с узким шрамом, пересекающим щеку от виска до нижней скулы, достал лютню и совсем по-человечески сел на стол, закинув ногу на ногу и предоставляя всем возможность полюбоваться высокими, чуть выше колена, сапогами из очень мягкой кожи, отделанными серебром. Перебрал тонкими пальцами по струнам, заставляя их немного грустно запеть.
Все голоса резко приглушились, говорящие перешли почти на шепот, а людей в помещении находилось немало — никто не хотел мешать эльфийскому барду, зная, что подобное они вряд ли скоро услышат. Интересно, что он сейчас споет? Похабную частушку, которых в запасе у эльфов, невзирая на любовь исключительно к прекрасному, водилось много, или балладу, повествующую о героических подвигах?
Чуть прищурившись, мужчина
— Сходи к эльфам, они еще не забыли, что такое настоящий язык мирозданья. Послушай их баллады, они удивительны.
Вьенна… как ты был прав, Роллон, это пение стоит послушать хотя бы раз в жизни. Я не понимала ни слова в песне, сплетенной не из фраз, а эмоций и чувств, но почему-то знала, о чем он поет. Эльф пел о любви, холодных звездах, печали… и разлуке, это остро чувствовалось в каждом аккорде и каждом слове, вся песня была пропитана пронзительной тоской. Я смотрела в глаза эльфу, не в силах оторвать взгляд, а он не позволял мне расслабиться и не дослушать песню. Он словно знал, что если сейчас опустит или отведет глаза, я убегу отсюда, не в силах дальше слушать. Но и не слушать я не могла… вместе с мелодией и словами как-то нахлынуло сразу все, и я не выдержала.
Все бы на свете отдала, лишь бы сейчас не чувствовать на своих щеках мокрые капли…
Эльф наконец закончил петь, в последний раз перебрав по струнам пальцами. Зрительный контакт наконец-то разорвался, и бард легко спрыгнул со стола, направившись к стойке. Вслед ему полетели дружные аплодисменты.
— Лита, с тобой все в порядке? — осторожно тронул меня за плечо Гларед. Я кивнула, стирая со щек мокрые дорожки.
— Да, в полном. Извините, — я застыла, снова поймав на себе взгляд барда, и мне показалось, что он мне подмигнул. Остаток вечера я старалась не смотреть на него — мне было очень неуютно от этого взгляда, и очень не хотелось думать о том, что он читает меня насквозь. Высшая раса, чтоб ее…
Больше за сегодняшний вечер ко мне никто не приставал, и я даже попробовала вернуть себе хорошее настроение. Получилось плохо, конечно, но к концу веселья я даже начала немного улыбаться. Что ж, похвально… если у меня получится, к следующему месяцу я даже думать забуду про Роллона.
Водоворот студенческой жизни быстро втянул меня в себя, я даже моргнуть не успела, как заново начала жить почти нормальной жизнью, полной эмоциями и впечатлениями. Впрочем… вряд ли можно назвать нормальной жизнь, когда утром я встаю только потому, что надо, иду на занятия только потому, что мне нужно получить диплом, смеюсь, потому что мне надо быть веселой и живой… мне не хотелось рассказывать друзьям правду, вернее, я была скорее еще не готова это сделать. Вечером я ложилась спать, но долго не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок и снова вспоминая все. Каждую минуту, каждую секунду, которых раньше совсем не ценила и которые вдруг стали так дороги. Я старалась не подавать виду, но стала раздражаться по пустякам, больше всего злясь на саму себя и не зная, куда выместить эту злость. К счастью, занятия помогали мне отвлечься, и я хваталась за каждую возможность не оставаться одной. Лишь бы чем-нибудь заняться, лишь бы отвлечься. А еще мне очень неуютно было находиться в обществе Олеса — я каждый раз чувствовала, что мне будет легче, если я расскажу все хоть кому-то, но все равно не могла набраться сил. Старалась начать жизнь заново, хотя этот короткий период в июле перевернул ее полностью, оставив меня в замешательстве. Я ругала себя за сентиментальность и излишнюю чувствительность, старалась быть жестче и контролировать свои чувства, но получалось пока достаточно плохо. Ничего… прошел уже
Олес только удивленно приподнял бровь, когда на алхимии я поставила сумку на стол с такой силой, что склянки и баночки, лежащие в ней, испуганно зазвенели.
Мельком глянув на рецепт эликсира, который нужно было приготовить, я щедро плеснула в новенький котел воды. Кажется, немного не рассчитала…
Друг смахнул со лба намокшую челку и со вздохом захлопнул залитую тетрадь с расплывшимися от воды чернилами.
— Что с тобой происходит?
— Ничего, — мрачно ответила я. Вид у меня, скорее всего, был отсутствующим, и от Олеса, как и всегда, это не укрылось.
Всю лекцию он молчал, лишь иногда удерживая мою уже занесенную руку с совсем не тем компонентом, который я хотела положить или подлить. Я была ему за это благодарна — иначе Афанасий с легкой душой запряг бы меня отстраивать аудиторию, раз выгнать не может.
С облегчением сдав образец эликсира, цветом очень не похожий на тот, что должен был получиться, я поспешила выйти из аудитории. Уже на пороге я поймала на себе взгляд оборотня — серьезный и проницательный, он словно видел меня насквозь, как тот эльф месяц назад в таверне.
Да так и было.
Он нашел меня, сидящей на любимом месте, а именно — на большом камне, нагретом еще теплым осенним солнцем. Я любила приходить на это место — к валуну, лежащему недалеко от небольшого, затянутого ряской озерца. Здесь было тихо, спокойно… и безлюдно, а людей мне хотелось видеть сейчас в последнюю очередь.
Решив не ходить сегодня на боевую тренировку (раны еще напоминали о себе неприятными ощущениями), я пришла сюда, как и много раз до этого. В последнее время я часто приходила сюда, чтобы посидеть вдали от всего и побыть одной. Впрочем, раньше я здесь читала и перечитывала «Сагу о Зимнем волке» — книгу, с каждой страницей которой я узнавала о Роллоне все больше, и с каждой страницей мне было все более стыдно за то, как я вела себя, особенно в предпоследний день. Глупая…
Олес присел рядом, бросив сумку на траву и даже не спросив разрешения. Хотя ему можно.
— Что случилось? И можешь не лгать, что все в порядке — не поверю.
— Не верь, — кивнула я, откидываясь на Олеса, как на спинку кресла и чуть прикрывая глаза. — Тебе это интересно?
— Ты прекрасно знаешь, что я спрашиваю не из праздного любопытства. Просто в последний раз у тебя было такое состояние чуть больше двух лет назад, после смерти Лаорта.
Как и всегда… он снова прочитал меня насквозь.
Может быть, мне станет легче, если я все расскажу? В конце концов, Олес был единственным, знавшим, кем являлся для меня Лаорт. Об этом не догадывался никто, но утаивать что-то от этого парня мне было попросту бесполезно. Да к тому же он и сам был не совсем человеком, а принадлежал к одному из родов оборотней, М'ел-и-ат, превращавшихся в необычайно красивых волков черно-серебристого окраса.
— Я все равно должна была рассказать это хоть кому-то. Нет сил на то, чтобы держать все в себе, — начала я, чувствуя, что комок в горле, стоявший там уже несколько дней, почему-то начинает медленно исчезать. Странно… я думала, что когда человека утешают, он должен расплакаться. Впрочем, Олес и не утешал. Он просто сидел и слушал, ничего не вставляя и не перебивая. Он не пытался говорить мне слов утешения, прекрасно зная, что ничем не поможет мне. И действительно, самое лучшее, что он мог сделать сейчас — это просто молчать, дав мне спокойно выговориться. Он дал, но я все-таки не выдержала — уже через двадцать минут я всхлипывала у него на плече, и успокаивать меня все-таки пришлось. Через некоторое время ему все-таки это удалось, и всхлипывания стихли. Я вытерла слезы, поправила запутавшиеся от ветра волосы и снова нормально села, внимательно посмотрев на друга.