Зимний излом. Том 2. Яд минувшего Ч.2
Шрифт:
А службу Жермона приняли Торка и Арно Савиньяк, но на опозоренном офицере не висели ни родичи, ни вассалы. Он отвечал только за себя и, кажется, ответил…
– Герцог, ваши доводы весьма разумны. – Сосредоточенно раздумывавший Райнштайнер, похоже, вынес вердикт. – Многие беды прошлого года сделаны руками Манрика и Колиньяра. Судьба вашей семьи и мятеж в Эпинэ есть порождение их жадности и глупости, но мы будем еще об этом говорить. Виконт Сэ, я настоятельно советую вам принести герцогу Придду свои извинения.
Арно вскинул голову:
–
– Полагаю второе излишним. – Улыбнулся одними губами Придд. Как же звали того гвардейца, в рожу которому двадцать лет назад Жермон выплеснул вино? Казалось, уж это имя он не забудет, а забыл…
– Полковник Придд, – усмехнулся Ариго, – я, в отличие от господина Райнштайнера, свободен и не прочь размяться. Вы хороший фехтовальщик?
– В Лаик я несколько уступал виконту Сэ, – сообщил Придд, – он вышел шестым, я – восьмым.
– Я был вторым, – усмехнулся Ариго, – но последние десять лет фехтовал реже, чем хотелось бы. Составите мне пару?
– Охотно, господин генерал.
– Герман, вам следует взять учебные шпаги, – напомнил Ойген. – Господин Фельсенбург, вы нужны вашему адмиралу, а вы, теньент, как явный зачинщик ссоры, коменданту. Идемте.
Арно задрал нос и вышел вслед за Ойгеном, Фельсенбург тоже сорвался с места. Родич кесаря до мозга костей был предан сыну оружейника. Все мы кому-то преданны, особенно в двадцать лет. Придд начал с того, что отсалютовал Ворону шпагой, а кончил тем, что напал на конвой.
– Полковник, вы назвали одну из причин вашего решения, но были и другие. Я прав?
– Господин генерал, другие причины не являлись определяющими.
Вот ведь скотина! Безрогая, до безобразия упрямая молодая скотина, которая станет раз за разом нарываться и рано или поздно нарвется. Жермон глянул на собственный клинок, словно видя его впервые. Ойген будет вне себя. Если узнает.
– Очевидцы рассказывают, что вы оказали герцогу Алва в день его ареста королевские почести. Это так?
– Да. – Говорить мы не желаем. Еще бы, гордость раньше нас родилась. А глупость раньше гордости. Жермон с силой вбросил шпагу в ножны.
– Вам не верят те, кто не верил вашему отцу. – Возможно, он делает глупость, но не сделать ее – сделать подлость. – Мне не верили те, кто верил моему… Верят… верил… верили… Похоже на упражнение по грамматике, кошки б разодрали моего ментора! Пойдете в авангард под мое начало? Да или нет?
Глава 4
Надор. Старая Придда
Толстуха Мэтьюс в Надоре не протянула бы и дня, а если б и протянула, вернулась бы в столицу тощей, как ручка от лопаты, но Луизе терять было нечего. Кроме головы, а для этого требовалось нечто поопасней герцогских кушаний. Капитанша опустилась в скрипучее кресло, скользнув безнадежным взглядом по гнутому серебру и коровьим мощам.
Домочадцы Повелителей Скал уныло готовились к ужину, а за стеной тупо скакал Невепрь. Тварь не брал ни Мирабеллин Создатель, ни Денизины демоны, ни сон, ни дневной свет. Грохот то замолкал, то возобновлялся с новой силой, и Луиза решила считать, что рядом забивают сваи. Что решила Мирабелла, капитанша не знала, но герцогиня была верна себе.
– Вознесем молитву во славу Создателя нашего, служителей Его и всех убиенных во имя Чести и Долга. – Даже будь надорские коровы моложе, а вина – старее, вдова Эгмонта превратила бы их в уксус с подметками одним своим видом. Надорская скупость имела определенный смысл – зачем тратиться, если даже лучший кусок станет драть горло.
– Мэдоси те урсти. – Отец Маттео поспешно залопотал ставшую за без малого два месяца привычной муть. Если б не скандалы и Эйвон, можно было свихнуться и решить, что время из Надора удрало, позабыв в развалинах один-единственный день, который, закончившись, тут же начинался заново.
– Сударыня. – Замшелый слуга наполнил кубок Луизы торской кислятиной и поплелся дальше. Нужно попросить Левфожа привезти приличного вина, спрятать в спальне и пить ночами. Вместе с возлюбленным.
– На дворе ужасная погода, – завел беседу Реджинальд. – Какое счастье, что я успел вернуться до бурана.
– Старый Джек говорил, что метель должна стихнуть, – поддержал сына Эйвон, – но она не прекращается.
– Все в руке Создателя, – прошелестела Мирабелла, и безгрешный разговор увял на корню. Госпожа Арамона укрепилась духом и отправила в рот кусок скончавшейся от постов и праведности коровы, поняв наконец, почему медведи не сожрали святую Кунигунду. Не смогли прожевать.
– Создатель исполнен милосердия, – вяло откликнулся отец Маттео. – Молитесь, и он простит.
– Но не слабость веры и не отступничество, – напомнила герцогиня. – Еретиков, изменников, гордецов и прелюбодеев ждет Закат.
Лучше Закат, чем Рассвет, если он полон мирабеллами и похож на Надор, только с чего это герцогиня заговорила о прелюбодеях? Вспомнила почти святого мужа или разнюхала об Эйвоне? Луиза бросила взгляд на любовника. Тот горестно жевал, соперничая скорбностью лика с самым святым из развешанных по заплесневелым стенам мучеников.
– Кузина, – восседавшая рядом с супругом графиня Аурелия многозначительно вздохнула, – я видела сон. Мне явился наш дорогой Эгмонт, он был весь изранен…
Луиза злобно уставилась на пегую стену. Сны графине Ларак снились с удручающим постоянством и походили друг на друга, как дохлые пыльные бабочки. Было ли это следствием воздержания или желанием привлечь внимание великой кузины, капитанша не знала, но с каждым окровавленным Эгмонтом укреплялась в мысли, что Эйвон толстой дуре ничем не обязан.