Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Ч.1
Шрифт:
– Бэзил! Бэзил, разбуди меня!!!
Из покосившейся крыши вылетела балка и перебила хребет серой лошадке; толпу повело в сторону, ударило о кладку буропенной волной. Новый толчок, и торчащая над стеной колокольня неторопливо накренилась, уронила венчавшую ее свечу и начала падать, рассыпаясь в полете. Эйвон Ларак вздрогнул и бросился в глубь дворов, мужчины у ворот принялись с удвоенной силой орудовать своим бревном.
Снова тряхнуло, и граф едва не налетел на бьющуюся в агонии лошадь. Он пьяно шатался, но пытался бежать… Почему никто не прикончит
– Бэзил, проклятье! Ты что, оглох?! Я хочу проснуться!!!
Одна из внутренних стен заколебалась и осела, подняв столб красноватой кирпичной пыли; завал отрезал бросившегося к церкви Ларака от площади. И тут ворота наконец разлетелись. За ними была скала.
Обвал сожрал развалины вместе с пересохшей чашей, но мертвое дерево не потеряло ни единой ветки, уцелела и тропа. Раньше она приближалась к обрыву лишь в двух местах, теперь черный ломаный зигзаг подползал к ней вплотную везде, насколько хватало глаз.
– Здесь больше не будут ходить, – прошептала Луиза. Она думала об одном, дочь услышала другое.
– Все погибнут, – тихо сказала она, – Надора не будет и дороги не будет…
– Помолчи, могильщица! – прикрикнула капитанша. – Зоя обещала…
– Она обещала Айри, – Селина судорожно сглотнула, – и Ларака… А Реджинальд? А Дейдри с Эдит? Мама, сколько людей в Надоре?
– Не знаю, не считала! – Сколько же их? Сотни две, если не три. И еще деревня за мостом, но туда оно не доберется… Оно?! Почему она так подумала?
– Пойду посмотрю, что внизу.
– Я с тобой.
Внизу был туман, в котором тонули дрожащие черные стены. Мелкие камни сыпались градом, крупные отрывались от края обрыва реже и не сразу. Где же носит эту Зою?! И как она вернется, если развалин, в которых кто-то околел, больше нет? А может, они пошли другой дорогой? Люди вечно умирают и убивают. Конечно! Джоанна говорила, что осенью повесился мельник… Конечно же! Они вышли на мельнице!
– Ничего не видно, – Селина встала на колени и свесила голову в пропасть, – одни камни.
– Тогда пошли назад!
Дочь без лишних слов встала, она и раньше-то не была болтушкой, а теперь и вовсе сникла.
– Тебе не холодно?
– Нет… мама, на небе правда четыре луны? Под деревом?
– Правда. Это место такое. Видишь, опять…
– Какие они яркие, – посетовала Селина, – как… как беда. А внизу все грохочет.
– Закрой глаза и думай, что это телеги. Помнишь, когда в Кошоне строили церковь, ездили у нас под окнами?
– Помню, – кивнула Селина, но глаз не закрыла, – мы должны были остаться со всеми.
– Мы не знали! – Опять! Святая Октавия, опять! Для всех – горе, для нее – всего лишь неудобство… Так уже было. С Манриками. Дамы Катарины тряслись от страха, а госпожа Арамона смотрела на тех, кого уводят, как… Как кошка с забора бойни. Вот в Октавианскую ночь она могла бы взвыть от ужаса, но на ней висела семья. Сейчас – только Селина.
– Все хорошо. Все будет хорошо.
– Мама, ну как ты можешь?!
Как она может? Она сама не знает как, но кричать она не станет. Кудахтать с насеста, когда рядом умирают… Это не всем дано.
Под ногами прополз очередной воз, развернулся, покатился назад, земля задрожала сильнее, к подземному гулу присоединился донесшийся поверху грохот.
– Это в замке?
– Почему в замке? – возмутилась Луиза. – Глыбы валятся не только здесь! Забыла, что стена тянется до озера?
– Я помню.
Резкий удар и догоняющий его грохот. Где-то поблизости. Глыбы крошатся друг о друга и рычат, по земле черными ветвями ползут трещины, сыплются и сыплются камни с обрыва… Сколько же их!
– Подстели плащ как следует. Тебе еще детей рожать!
– Я же говорила… Неужели ты думаешь… Я не предам Айри! Никогда…
– Не предать – не значит хоронить себя заживо. – А луны сейчас сойдутся. Они будут крошить друг друга, как камни, или просто погаснут? А может, упадут? Что будет, если на тебя свалится луна? А четыре луны? Святая Октавия, чего только не лезет в голову…
– Мама!
Грузный одинокий силуэт закрывает звезды. Шляпа, шпага, плащ… Капитан Гастаки и больше никого.
– Я не смогла. – Безнадежный голос, безнадежное лицо, безнадежные слова. – Мне не дано… Дороги нет, ничего нет… Она бессильна. Даже Она…
Четыре золотых лица слились в одно, черное. Ослепительно вспыхнула золотая звезда. Пора! Во имя святого Алана, сюзерена и анаксии, во имя справедливости, пора! Дикон вскочил на коня и поднял клинок. Могучий темно-серый жеребец злобно заржал и прыгнул вперед. Юноша не оглядывался. Он знал, что воинство Скал не оставит своего Повелителя. Конница, набирая разбег, неслась на приступ. Топот копыт сливался в непрерывный, могучий гул, заполнивший зажатую скальными стенами долину. Скалы терпеливы, но есть предел и их терпению! Можно простить многое, но не втоптанную в грязь клятву…
Золотая звезда горела все ярче, указывая путь, мелькали поросшие лесом горы, дрожащие от нетерпения утесы, одинокое озеро, сломанное дерево, где-то Ричард видел похожее… В Сагранне? В Алате? В Эпинэ? Это не важно, важен долг!
Ричард пришпорил коня, ощущая себя единым целым с ним, с несущейся сзади армией, с окрестными скалами. Кавалерия не штурмует крепости, но только камень со-владает с камнем, и только верный вправе карать предавшего. «Верность изменнику суть измена, как и родство с изменником – измена, и послушание оному». Таков закон! Предательство не искупит ничто, кроме смерти, но изменнику даровано право покарать себя самому… У него был выбор, у него было время. Шестнадцать дней и шестнадцать ночей…