Зимняя война 1939-1940 гг
Шрифт:
Неизбежно некоторые из этих храбрых женщин принесли самую дорогую жертву — слишком замерзшие для того, чтобы спуститься с вышки при налете, убитые бомбами или из русских пулеметов.
«Три члена «Лотта Свярд» выполнили свой долг до конца, — гласил приказ Густава Маннергейма от 26 декабря 1939 года. — Они остались на боевом посту и стали первыми лоттами, погибшими в бою».
Погибло еще больше лотт. В одном ужасном случае погибли мать и сестра несчастливого фенрика по имени Хукари, одного из подопечных Анны-Лиисы Вейялайнен на Туппуре. Летом 1939
Затем, в один из дней «затишья», как его называла Вейялайнеп, пришла весть, что его мать и сестра убиты при налете на Куопио.
«Мы все считали, что для одной семьи это слишком. Когда высокий, бледный парень, потрясенный этими вестями до глубины души, неровным шагом вышел из столовой и пошел к себе наверх, я хотела возопить к Богу: «Где Ты, если Ты позволяешь такому случиться?»
Немного погодя я зашла в его комнату. Он сидел за столом, уронив голову на руки. Я попыталась пробормотать слова утешения. «Я остался единственным кормильцем двух младших братьев. У меня не осталось ни одной фотографии моей семьи и моего дома!»».
Во время разговора Вейялайнен, уже опытный утешитель, незаметно забрала пистолет, который лежал на столике. «На всякий случай».
Всего за финскую войну погибли шестьдесят четыре лотты.
Май-Лис Тойвола, которая теперь служила наблюдательницей рядом со своим родным Койвисто, тоже смотрела смерти в глаза. 14 января, за день до переезда на новый пост, Тойвола сидела дома и расчесывала волосы перед зеркалом. Внезапно она услышала шум приближающихся истребителей, и она бросилась на пол. Раздался свист пуль и свист бомб, падающих неподалеку. Когда она встала, то в зеркале была дыра от пули как раз напротив того места, где она стояла.
В середине января, когда Май-Лис исполнилось 18, ее повысили до наблюдательницы. «Наблюдательная вышка была построена на вершине трех сосен, — вспоминала она. — платформа была тонкая, из нескольких досок. Мы работали парами, в двухчасовые смены.
У нас был бинокль и телефон. Нас не учили, как отличать свои самолеты от чужих. Мы сами как бы научились в ходе войны. Когда мы видели русский самолет, мы звонили и передавали информацию в соседний бункер».
Вражеских самолетов было много, как она вспоминала. Сначала появлялись истребители и расстреливали все живое, затем появлялись рои бомбардировщиков. Несмотря ни на что, работа наблюдательницы не была лишена забавных моментов — например, ее подруга лотта пришла на смену с завивкой. «Неважно, что шла война. Ей было важно хорошо выглядеть».
Иногда, отдыхая после смены, молодая наблюдательница писала письма своей матери, к которых излагала мысли о том, насколько увлекательной была ее жизнь. Как, например, в этом письме в январе:
«Мама, я сейчас на посту воздушного наблюдения. Вчера я здесь была одна — в первый раз. Очень холодно. У меня брюки, две шубы и вся шерстяная одежда, какая у меня только есть. Русские истребители пролетают надо мной весь день. День очень солнечный. Истребители все время стреляют…
Все очень интересно. Здесь так красиво. Деревья все под снегом. Бомбы все время падают. Сейчас война,
«Разумеется, мы хотели, чтобы война кончилась, — вспоминала позднее лотта-ветеран. — Но мы были готовы сражаться бесконечно. Наш боевой дух был на высоте».
Пока Май-Лис пристально присматривала за русскими воздушными захватчиками, большинство лотт в тылу занималось приготовлением пищи, шитьем и другими важными делами. Среди наблюдающих за ними была юная Ээва Кильпи. «Женщины вязали для солдат разнообразные шерстяные вещи, например, подшлемники, такие, что были видны только рот и глаза. Они также делали эти ужасные рукавицы, где была дырка на месте указательного пальца. Это было для винтовки, разумеется».
Иногда, как вспоминала будущая писательница, она тоже делала свой скромный литературный вклад. «Я писала стихи. Они были простые: Боже, помоги, Боже, защити. Я пыталась писать их в рифму. Потом я вкладывала их в продуктовые посылки на фронт».
Тем временем международная пресса продолжала петь похвалы финским фронтовикам. «Каким бы ни был конечный результат войны России в Финляндии, — написал Гарольд Дэнни в своей аналитической статье в «Нью-Йорк Таймс», — финский солдат уже завоевал уважение в мире своей храбростью, стойкостью и изобретательностью. Его боевая эффективность вряд ли была превзойдена в истории, и вряд ли кто с ним сравнится».
«Несмотря на то, что затишье на линии Маннергейма явно измотало нервы финских фронтовиков, боевой дух солдат в траншеях и блиндажах на перешейке оставался сильным, — писал Дэнни. — Представляя себе финских солдат в траншеях и блиндажах и их редкие периоды отдыха в тылу, можно представить их как мрачных и психически измотанных героев, уставших от недель тяжелых боев, отчаянно удерживающих позиции в неравном бою».
«Но это не то впечатление, которое они на самом деле производят, — продолжил американец, который только что вернулся со своей поездки на линию Маннергейма. — Хотя они и усталые, и они сражаются упорно, ничего мрачного или отчаянного в них нет. Наоборот, они самые улыбчивые и веселые солдаты, которых я где-либо видел».
Олави Эронен и Эрик Мальм, чьи полки, 11-й и 10-й, стояли на линии фронта всю войну, не вспоминают январь таким тихим, как его описывает Дэнни. Однако они соглашаются с тем, что боевой дух войск был на высоте, несмотря на то, что жизнь на фронте имела свои трудности, особенно в конце войны.
«Самым важным была, разумеется, еда, — сказал Эрик Мальм. — Она всегда была к месту, тем более что мы всегда были голодными. Ее везли в Марьяпеллонмяки — ближайший город к месту, где мы стояли на санях. Но нас кормили, и кормили хорошо».
Самым важным, соглашались оба солдата, было слышать и видеть русских, когда те сновали вокруг, готовясь к следующему наступлению. «Мы слышали русских почти каждый день во время январского затишья, — писал Мальм. — Они жили по ту сторону ручья, на самом деле. Их было слышно и видно. Но мы не могли ничего поделать из-за недостатка боеприпасов».
«Самым ужасным на финской войне, — соглашался Эронен, — был недостаток боеприпасов. Мы слышали, как русские готовятся к наступлению, и могли бы нанести превентивный артиллерийский удар, но у нас не хватало для этого снарядов. Нам приходилось ждать наступления и стрелять только тоща, а не заранее. Это сильно расстраивало».