Зимовка на «Торосе»

Алексеев Николай Николаевич

— Что случилось там?

— Рулевого выбросило штурвалом из рубки, ногу, кажется, сломало.

Несколько человек осторожно снесли с мостика раненого; на руль стал боцман.

— Будем продолжать, Николай Николаевич, руль в порядке! — прокричал мне в мегафон капитан.

— Есть. Бей в ту же льдину!

«Торос» упорно наскакивал на большое ледяное поле, почти сплошь покрытое грунтом, что явно говорило о его прибрежном происхождении. Размеры поля были таковы, что от удара судна оно почти и не вздрагивало. Обойти это препятствие не было никакой возможности. После пяти или шести ударов стало ясно, что «Торосу» этого барьера не преодолеть.

— Стоп, Владимир Алексеевич, надо за аммонал браться.

Подрывание льда зарядами аммонала или какого-нибудь иного взрывчатого вещества довольно часто применяется

в практике ледовых плаваний. Однако, должен сознаться, что большого эффекта от взрывов обычно не наблюдается. Дело, конечно, опять-таки в том, что мы не успели еще выработать каких-нибудь определенных правил, как именно надо подрывать лед. Каждый судоводитель действует обычно по своему усмотрению, и в результате противники применения во льдах взрывчатых веществ имеют много оснований к утверждению, что «подрывается не лед, а авторитет подрывника». Подрывание ровного льда совершенно аналогично действию винтовочной пули на стекло, если она встречает его прямо на своем пути: получается отверстие без всяких трещин. Отсюда напрашивается вывод, что если судно не может преодолеть ровного ледяного поля, то и взрывчатые вещества ему почти не помогут. Иное дело, если приходится прокладывать путь в битом торосистом льду различной крупности. В этом случае часто получается так, что какой-нибудь один торос, заклинившийся в проходе между двумя ледяными полями, останавливает движение судна. Форсирование его ударами не дает положительных результатов и только сильнее вколачивает льдину в проход. При таком положении взрывы дают прекрасные результаты. Из нескольких сотен случаев применения аммонала для прокладывания пути судна во льдах, я вывел заключение, что хорошие результаты зависят не столько от веса заряда, сколько от удачно выбранного места взрыва. Второе заключение — это полная безрезультатность «открытых» взрывов, когда заряд взрывается просто на поверхности льда или при небольшом его углублении. Наилучший эффект получается в том случае, когда подрывается во льду как раз то место, которое сдерживает всю массу битого льда, причем взрыв делается на глубине около 1 метра под нижней поверхностью льда. Чрезвычайно важно отметить еще и то, что если лед находится в процессе сжатия, то никакими взрывами нельзя освободить корабль от ледяных тисков. Подрыванием небольших патронов можно только размельчить лед у бортов судна, для того чтобы создать «ледяную подушку» и тем самым избавить борта от давления краями сходящихся ледяных полей. Эту работу надо проделывать очень быстро и по возможности до того момента, как края ледяного поля уже вошли в соприкосновение с бортом корабля.

В нашем случае «Торос» встретил на своем пути обломок многолетнего ледяного поля, вклинившегося между большими пространствами почти невзломанного льда. Толщина поля была такова, что, когда судно выскакивало да него носом, поле почти не кренилось и «Торос», осев кормой, просто соскальзывал с него назад. Подрывание поля аммоналом могло дать положительные результаты, так как структура поля была не однородной и, следовательно, под действием моментального толчка большой силы слабые места поля должны были растрескаться.

— Распорядись-ка приготовить парочку зарядов, Владимир Алексеевич, а я пока навещу Шунгина.

В свое время рулевым было отдано распоряжение: когда дается ход назад — ставить руль прямо без команды. Это распоряжение выполнялось, а вот Шунгин, для ускорения дела, решил только немного перевести руль из положения «на борт», и перо натолкнулось на льдину в положении пол-борта; удар стремительно потянул штуртрос, штурвал пришел в быстрое вращение, рукоятками подхватил Шунгина и выбросил его из рубки…

В лазарете я нашел Васю, обложенного холодными компрессами. Первые приступы острой боли уже прошли, и пострадавший, увидев меня, сделал попытку улыбнуться, что, однако, удалось ему с трудом.

— Вот ведь какая оказия получилась!.. Стою, значит, руки на штурвале, вижу — капитан застопорил машину, ну, значит, сейчас, мол, «полный вперед» и руль «вправо на борт», на заднем-то ходу мы все влево укатывались. Я это уже начал вправо перекладывать помаленьку, а он вдруг, дьявол, как рванет… меня по ногам да по боку. Подняло немного — и в дверь.

— Больно? Шевелить ногами можешь?

— Шевелил, пробовал, а сейчас не могу. Как лежишь спокойно — ничего, а чуть начнешь ворочаться — аж дух захватывает.

— А ты и не ворочайся. Сейчас лед рвать будем, так ты не пугайся.

— Чего его пугаться? На фронте не пугались, а страшнее было.

— Ну, поправляйся. Как встанешь, ребятам накажи, чтобы слушались, когда говорят. Как у него дело, товарищ доктор?

— Ничего, Николай Николаевич, «колеса» целы, через неделю в футбол играть будет, — улыбнулся лекпом Толстяков.

Оптимизм медика был чисто напускной. Выйдя со мной из лазарета, Серафим Федорович сообщил, что Шунгин сможет стать на работу не раньше чем через месяц, так как у него очень сильный удар пришелся по коленной чашечке, т. е. месту, особенно трудно поддающемуся лечению.

На корме гидрологи открыли, на разостланном брезенте, «завод» по изготовлению подрывных зарядов. Аммонал легко взрывается специальными капсюлями и не требует для этого особой хитрости. Важно только, чтобы в заряд не проникла вода. Наиболее простой способ изготовления заряда для подрывания льда следующий: аммонал насыпается в литровую бутылку, слегка утрамбовывается в ней деревянной палочкой, и ею же в прессованном аммонале делается углубление для вкладывания капсюля и бикфордова шнура. После того как капсюль со шнуром вставлены в бутылку, ее горло затыкается промасленной паклей и густо смазывается тавотом. Для помещения заряда на месте взрыва к горлу бутылки мы привязывали веревку длиной чуть больше метра. Второй конец веревки прикрепляли к краю льдины, которую надо было взрывать, после чего шнур зажигался и бутылка опускалась в воду. Длина бикфордова шнура выбиралась такой, чтобы «подрывнику» дать возможность после зажигания заряда отойти на безопасное расстояние от места взрыва. Всю эту операцию нам удалось проделать очень быстро. Секунд через 30 после того как был зажжен шнур, раздался глухой удар взрыва, на нос «Тороса» посыпались мелкие куски льда, и… дорога судну была почти расчищена. Ледяное поле растрескалось в нескольких направлениях, но каждый из получившихся кусков был настолько велик, что «Торосу» предстояла немалая работа.

Снова возобновились атаки корабля. Части поля, одна за другой, раскалывались под ударом окованного форштевня. «Торос» выходил победителем, но победа давалась ему ценой сильно поцарапанных бортов. На льду остались следы краски, а кое-где виднелись и крохотные ворсинки дерева от ледовой обшивки. Потери были невелики, но было бы лучше, если бы борта остались совершенно гладкими. Самое незначительное повреждение обшивки, простая царапина были уже началом откалывания от нее целых щепок. Говорят, однако, что «волков бояться — в лес не ходить». Помня это мудрое народное изречение, мы продолжали наш путь к берегу. Еще несколько сильных ударов, и мы на чистой воде широкого и длинного разводья. Вырвавшийся из плена «Торос», казалось, стрелой понесся мимо ледяных берегов полыньи. Гладкие, сверкающие в лучах заходящего солнца волны симметрично разбегались в стороны от судна. Проходя мимо нашей химической лаборатории, я встретил Сергея Александровича.

— Ну как? Увидели теперь лед?

— Видел, — хмуро ответил химик.

— Понравилось?

— Век бы его, чорта, не видать! Разве это плавание? Из рамок на полках повыпрыгивали банки с реактивами, побились, все смешалось в какой-то винегрет.

— Вперед наука, Сергей Александрович, зато дома будет рассказов на год — вы ведь мастер представить все в натуральную величину.

— Вы вот смеетесь, а нет, чтобы предупредить, что «Торос» превратился в трамвайный вагон, сошедший с рельсов.

— Ну, не грустите, пойдем чайку выпить, сегодня еще предстоит много работы.

Удивительно быстро меняется погода в Арктике. Когда я уходил с палубы, стоял мертвый штиль. Небо было почти без облачка, видимость замечательная. Приближавшийся берег, освещенный заходящим солящем, показывал все свои складки: песчано-каменистую прибойную полосу, отдельные валуны, разбросанные кое-где на склонах холмов. Сами берега были мало интересны. Необъятные ледники когда-то сгладили рельеф суши, и теперь все многочисленные острова так называемых шхер Минина были как бы причесаны под одну гребенку. На первый взгляд даже казалось, что собственно и островов-то никаких нет, а просто тянется ровный материковый берег. Только пристально всмотревшись, можно было различить что-то похожее на длинные и извилистые заливы, глубоко врезавшиеся в прибрежные холмы.