Злато-серебро
Шрифт:
— Чёрен мрак, какие болваны! — не выдержал Серп. — Врете нескладно, а главное — кому?
Иволга с Кайтом огорошено переглянулись и захлопнули рты.
— Надо же, какая преданность, — поджал губы Юнкус. — Ты-то, стражник, почему его выгораживаешь?
— Он мой земляк.
— А-а, ты и есть тот пиролец, что живет теперь в доме Боровика. Как тебя там кличут? — изобразил забывчивость верховный. — Крыстэль?
— Крестэль, — поправил Кайт. — Из Приморского Предела.
— Забирай своего земляка и тащи домой.
Юнкус приоткрыл завесу, выпуская троицу. У соседних домов стояли, непонимающе озираясь, жители. Горожан разбудили дрожь земли и грохот, теперь, глядя на пустую улицу, что привычно тянулась вдоль замковой стены, люди недоумевали, что же потревожило их сон.
Внезапное появление из воздуха трех человек напугало любопытных, но, как прекрасно понимал Кайт, ненадолго.
— Серп, сможешь сделать нас невидимыми?
— Смогу. Только тогда тебе придется меня нести, — хмыкнул чародей, который по-прежнему тяжело опирался на плечо Иволги.
— Ничего, донесу, если понадобится. Пока обопрись-ка о меня. И давай, не тяни с невидимостью. Не хочу я с зеваками объясняться.
— Не хочешь — не объясняйся. Поручи это птахе. Вон она как с верховным говорила, я заслушался, — теперь Серп висел на плече Кайта. — Не зря старики говорят, что нельзя баб грамоте учить. Мигом от рук отбиваются.
— Я почтительно с ним говорила! — возмутилась Иволга. — Это он грубый и злой! Ну и что, что чародей? Кверкус тоже чародей, но совсем не такой.
— Кверкус не верховный, — Серп неожиданно соскользнул вниз, упал на колени, и его все-таки вырвало. — Ну вот, навел невидимость, — проворчал, отплевавшись. — Трудно мне сейчас чаровать. Волшба недолго продержится, надо убираться от замка.
Кайт подхватил чародея и закинул себе на плечо.
— Тяжело? — участливо спросила Иви.
— Если уж он Лилею пол-Мелги тащил, то я его как-нибудь донесу.
— Ох, какой же ты все-таки болван, Крестэль! — простонал Серп и лишился, наконец, сознания.
Очнулся чародей в постели. Иволга сидела рядом, то ли шила, то ли штопала.
— Птаха, дай попить, — просипел, с трудом ворочая пересохшим языком.
Девушка тут же поднесла к его губам кружку с водой.
— Ночью тебя тошнило от травяных взваров. И от воды, вообще-то, тоже. А сейчас как?
— Не знаю, — Серп сделал несколько глотков, с большой осторожностью подвигал головой и тут же ощутил боль. Не острую, как ночью, приглушенную, но его все равно замутило. — Пожалуй, лучше, но не особенно.
— Принести поесть?
— Нет.
— Что с тобой? Мы никаких ушибов не нашли и ран тоже, кроме пореза на боку. Он неглубокий, кровь не шла, но Кайт все равно зашил. Стежки кривые получились, — Иви глянула
— Придется научиться, — угрюмо изрек Серп. — Не желаю, чтобы меня осматривали мужики, да еще и штопали кривыми стежками. — Иволга захлюпала носом. — Что ты, птаха? Я не сержусь. Пошутить хотел.
— Я поняла, — смахнула слезинки. — Это от радости. Я очень боялась за тебя. И сейчас еще боюсь.
— Не бойся. Я поправлюсь. Надеюсь, быстро. Хотя если порез не затянулся… Наверное, Госпожа Луна прогневалась, что я убил Рубуса пред ее ликом без предупреждения. Поэтому и силой меня так крепко ударило. Ох, Светлое Солнце, да поправлюсь я, все равно поправлюсь! — Серп с трудом потрепал вновь залившуюся слезами девушку по руке. — Проваляюсь на несколько дней дольше, вот и все.
Несколько дней растянулись на пару недель. Поначалу чародею было плохо, есть он не мог, только пил, и то помалу. Но постепенно тошнота и головная боль прошли, вернулся аппетит. Иволга, прежде почти все время сидевшая у постели больного, теперь была занята приготовлением разных блюд повкуснее и мытьем посуды.
Кайт воспользовался ее отсутствием и заглянул как-то вечером, сразу после ужина, в комнату чародея.
— Я Иволге все объяснил насчет Лилеи, — первым делом сообщил слегка смущенный великан. — Сказал, что ты уже тогда следил за лиходеями, вот и пошел к ней. Иволга, оказывается, слышала разговоры на рынке. Ну, знаешь, что девица памяти лишилась, а потом…
— …От великой любви вспомнила своего суженого, — закончил Серп, слегка оправившись от удивления при виде стражника.
— Да, это самое. Она теперь еще больше тобой гордится. Аж завидно, — усмехнулся Кайт.
— Чему тут завидовать? Могу представить, что обо мне твои сослуживцы болтают. После развала сокровищницы и половины замка.
— Половины замка! Любишь же ты заноситься! Ту трещинку в стене уже почти заделали. И обидного никто не болтает. Гриф и вовсе тебе благодарен. Еще и отдельное спасибо передавал за того белобрысого, дружки которого купца обчистили. Вермей вот на днях спрашивал, как ты.
— Ему помощника не хватает.
— Ну что ты за человек? — покачал головой Кайт. — Я, выходит, Иволге жизнью обязан? Если б она тебе не пригрозила, ты б меня прикончил?
— Нет, не прикончил бы. Ты-то знаешь, надеюсь, что есть разница между желанием, пусть и самым искренним, и способностью пойти у него на поводу?
— Как не знать! Совсем недавно руки чесались старейшине, что капитана допекал, кое-что на кулаках объяснить. Да и прежде бывали случаи. Но отец мне эту разницу еще в детстве втолковал накрепко.
— А Рубус, преступный чародей, про эту разницу забыл. А может, некому объяснить было, поэтому и связался с лиходеями, — Серп с досадой поймал себя на том, что говорит на манер своего наставника.