Злая Москва. От Юрия Долгорукого до Батыева нашествия (сборник)
Шрифт:
– Вот ты, Степан Иванович, потому спокойно и хозяйствуешь на своих землях, что никогда их враг не разорял, и воля тебе дана большая.
Кучка напрягся: вот оно! Неужто князь такие долгие разговоры вел, чтобы заставить дань платить большую. Тогда к чему, сказал бы просто и прямо, а не ходил вокруг да около… Но Юрий добавил совсем другое:
– Хорошему хозяину и не жаль дать воли большой. Любо-дорого глядеть, как у тебя все разумно устроено, вот бы мне так во всем княжестве сделать?
Кучка облегченно выдохнул:
– Да… слышал я, Юрий Владимирович, и у тебя недурно
Сказал, а сам затаенно ждал, вдруг ответит, что все княжество его владения. И снова ошибся боярин.
– Тоже стараюсь. Еще Шимоновичем все заведено да налажено. – Юрий сладко потянулся. – Ничего, Степан Иванович, будет и наша Суздальская земля, а твоя вон, Кучковская, тоже заселена и обжита, как Киевская…
Что ж, после таких речей не грех и пир в честь князя закатить. Но Юрий от пира отказался:
– Ехать поутру пора, дела не ждут.
– Куда ехать-то, Юрий Владимирович?
– В Смоленск, – просто ответил князь. Он ничего не скрывал. – Нужно убедиться, что не предаст меня племянник, да с новгородцами снестись, чтобы позволили Ростиславу мне помочь в случае надобности.
Юрий Владимирович уехал на встречу сначала с сыном Иваном, который вел свою дружину из Суздаля, а потом действительно в Смоленск. Ему не удалось заручиться поддержкой племянника и новгородцев тоже. Новгородцы, почувствовав, откуда ветер дует, тут же переметнулись к Великому князю, слезно просили вернуть им на княжение Святослава Ольговича, а сын Юрия, Ростислав, не только не смог помочь отцу, но и вынужден бежать из такого строптивого и неверного города.
Разозлившись на непостоянный город, Юрий захватил Новый Торг (Торжок), стоявший на торговом пути Новгорода, и снова запретил возить туда хлеб. Но было лето, это не зима, новгородцы сразу запрет на торговлю не почувствовали, к тому же теперь они были друзьями с Великим князем и хлеб подвозили по Днепру. А к осени бог весть что еще будет…
Это была тяжелая потеря для Юрия Суздальского, он остался один против всей остальной Руси. Хотя он вовсе не был против, князь хотел одного – чтобы его не трогали, чтобы его Залесье жило спокойно и мирно. Это было время, когда Юрия Владимировича даже не интересовал Киевский престол. Позже за особое рвение в Киев из далекого Залесья он даже получит прозвище – Долгорукий. Но ведь тянуться будет только тогда, когда будет иметь на это право, ни у Мстислава, ни у Ярополка, ни у Вячеслава, ни даже у Всеволода Юрий Киев не оспаривал, бороться за него начал только тогда, когда на престол попробовал сесть его племянник Изяслав, с которым у Юрия были особые враждебные отношения.
С Изяславом еще до Киева ему предстоит столкнуться, и их противостояние развалит Русь на три части – Киевскую, Залесскую и Волынскую – окончательно. А Новгород снова будет, как капризная невеста, выбирать, к кому же выгодней преклонить голову. Метаться будет до тех пор, пока Московский уже царь Иван не увезет вечевой колокол в знак полного подчинения города.
А ведь могли еще тогда договориться с Юрием Суздальским, и была бы земля столь сильная, что никому и ничем не взять… У Низа (как чуть позже стали называть
Авдей приехал к Кучке среди ночи, даже не сразу пустили на боярский двор, все не могли понять, кто это. Кучка вышел к свату заспанный, осоловевший, тем паче предыдущий вечер провели со старшим сыном и зятем за медами и разговорами. Но даже им Кучка не раскрыл своих разговоров с князем, мало ли как после повернет…
Сват сипло кашлял, видно, застудился где-то, Кучка поморщился:
– Эк тебя разобрало. Может, баньку велеть истопить?
– Не-е… – помотал головой Авдей, – сначала поговорить.
– Чего случилось-то? – крестя зевок, поинтересовался боярин.
– Дело есть.
– Де-ело… Да какие дела посреди ночи могут быть? До утра подождать не мог?
– Недосуг, мне поутру надо обратно, чтобы успеть к Якиму.
– Чего это?
– Ты, Степан Иванович, лучше челядь свою отправь досыпать да послушай, чего скажу…
Разговор, видно, предстоял тайный, Кучка, ворча, что ежели хотел втайне, так не надо было и шуметь, точно на торгу, все же сделал нужные распоряжения. Его челядь свое дело знала, тут же на столе появилось холодное мясо в большой миске, куря верченное, кусками рыба, соленые грузди, рыжики и еще много чего, словно за стол собиралась сесть вся Кучкова родня сразу. Сват от медов или заморского вина отказался:
– Сказал же, что по делу приехал.
– Так после…
– Вот после и подашь.
– Ну, говори, с каким таким делом ты ко мне среди ночи прибыл.
Авдей чуть помялся, но потом вскинул свои крохотные колючие глазки и почти шепотом поинтересовался:
– Степан Иванович, у тебя грамотка на твои земли есть?
– Хм, нет, так будет.
– Откель будет?
Не хотелось Кучке говорить, но пришлось, уж больно прилипчив Авдей, не отвяжешься.
– Князь намедни тут был проездом, обещал написать.
– Во-о-от! – почему-то довольно ткнул в боярина пальцем Авдей. – Ты от Юрия Суздальского намерен грамотку получить, так?
– Ну, так, его же княжество-то…
Кучка не мог понять, к чему это клонит сват, а тот был явно доволен услышанным.
– А про то, что Мономашичи с Ольговичами издревле не дружат, знаешь?
– Эк удивил.
– Но нынче князь Всеволод Ольгович и Мономашичей к себе переманил, всех, кроме нашего Юрия. Во как!
– И что?
– А то, что когда супротив самого Олега Святославича все русские князья поднялись, то и выгнали его прочь с Русской земли, недаром же Гориславичем прозван.
– Ты не темни, говори толком. Мыслишь, и Юрия могут погнать?
– А как же! – снова обрадовался кучковской сообразительности сват. – Вот он ныне поехал в Смоленск, а племянники-то его не подде-е-ерживают… О том, что князь Новый Торг захватил, про то еще не ведаешь?
– Не ведаю. Ну, и молодец, что захватил.
– Ага, только кто ему тот Торг простит? Как навалятся все вместе, так и пропал твой Юрий.
– Да не мой он! Чего ты-то хочешь? Не страшилки же ночью рассказывать приехал?