Злая Русь. Пронск
Шрифт:
Вскоре осаждающая детинец тьма действительно отступила в лагерь, покинув Ижеславец. Прочие тысяцкие согласились с Годжуром — ведь, в конце концов, в гибели гвардии или в том, что орусуты сумели угнать скот, никто из них не был виновен. Лишь бы только потерявший сознание от раны Бурундай не умер прежде, чем предстанет перед глазами хана! Живым, пусть и в беспамятстве, он примет на себя весь гнев Бату за неудачу — тем более, ларкашкаки может и пожалеть раненого любимца… Зато за смерть нойона хан обязательно накажет кюганов и тьму! Потому стоит поспешить — кто знает, сумеет ли темник оправиться от раны, или же горячка вскоре спалит его изнутри?!
Глава 7
Как оказалось, решение забить скот оказалось абсолютно верным. Утром, уже через несколько часов с начала нашего
Спустя еще пару часов хода на лыжах — сквозь лес, в среднем темпе — мы поравнялись с хвостом орды (из-за деревьев поганые были вполне заметны). И тут у самых храбрых да отбитых начались настоящие искушения: «вот он, обоз — чего ждать, когда враг встанет лагерем?», «ударим сейчас, а после лесом и уйдем — пробираться, пусть и ночью по стоянке татар будет гораздо сложнее да рискованнее!», ну и прочее в том же духе…
Определенно, здравый смысл в озвученных предложениях присутствовал. Шастать по вражескому лагерю крупными отрядами в несколько сот воев, когда противник в любой момент может обнаружить тебя (и тогда останется лишь с честью сгинуть, так и не выполнив главной задачи!) — идея не самая блестящая. Оттого мне вдвойне сложнее было удержать горячие головы, вроде все того же Захара Глебовича, от попытки атаковать сей же час! Ибо нападение на обоз орды с тысячным отрядом… Смело и глупо одновременно. Я ведь видел во сне-яви атаку Коловрата — и ведь даже легендарный богатырь с втрое более крупным отрядом не добился успеха, уничтожив едва ли четверть китайцев да катапульт… Обозная колонна растянулась не менее, чем на три с половиной версты, а поскольку пороки еще не построили, то и расположение в ней именно китайских мастеров установить было абсолютно невозможно.
Не сразу, но меня услышали, согласившись с тем, что лучше будет атаковать, как только ворог начнет строить камнеметы. Но когда мы продолжили путь и догнали следующую за обозом тумену, укомплектованную исключительно монголами, да увидели в хвосте ее ханский позолоченный шатер в окружении не менее трех тысяч тургаудов… Руки зачесались едва ли не у всех ратников, включая меня самого! Ведь в подобном шатре мог бы путешествовать сам Батый!
Искушение было велико, но… Что, в сущности, изменила бы гибель предводителя похода, когда вокруг его целое отделение внуков Чингисхана? Провозгласили бы ларкашкаки иного чингизида, наиболее достойного кандидата на эту роль — все одно на личности Бату-хана ничего завязано не было. Это вам не Александр Македонский и не Юлий Цезарь, не сам Чингис-хан, (гори огнем его проклятое семя!). Более того, бытует мнение, что настоящим военным лидером, вдохновителем и ключевым звеном командования монголов в западном походе был старик Субэдэй, автор победы в тяжелейшей для степняков битве у реки Шайо в Венгрии.
И пусть моральный эффект от удачного нападения на ставку хана был бы сильнейшим, наш успех с убийством Батыя не остановил бы тяжелой поступи восточных завоевателей по русской земле. Зато они бы точно узнали, что где-то в тылу — не в голове орды, а именно в тылу! — следует отряд орусутов, способный в буквальном смысле на любую дерзость! И тогда боевое охранение у пороков и шатров китайских инженеров усилилось бы вдвое… Также, как и увеличилось бы число дозоров да постов вокруг будущих стоянок и лагерей. Ну и само собой разумеющееся, что во время работ по строительству катапульт противник стал бы тщательнее оберегать своих мастеров! Другими словами, напав на Батыя и даже убив его, главной цели по уничтожению монгольской артиллерии и специалистов-конструкторов мы бы уже не достигли.
Объяснив это соратникам, я вновь убедил всех продолжить движение, не раскрывая себя неожиданной для ворога и крайне дерзкой атакой — чем настроил против своей персоны всех без исключения ближников, даже добряка Микулу! А хуже всего то, что я и сам не на сто процентов был уверен в правильности моих выводов и принятого, прежде всего, под моим влиянием решения…
Но выбор был сделан. И к вечеру, когда мы уже едва ли не поравнялись с головой ордынской тьмы, на высоко возвышающимся над рекой Покровском холме показался Пронский детинец. При виде его сердце мое остро, болезненно кольнуло — как ты там, Ростислава?! Осталась ли в граде, или же отправлена отцом на север? Хорошо бы, если последнее — хотя в то же время как сильно мне хотелось вновь с тобой увидеться…
Однако времени переживать не имелось совершенно. И чтобы отвлечься от терзающих душу мыслей, я активно включился в процесс размещения людей в лесу — как можно дальше от реки. А после принял участие и в формировании «разведгрупп» — прежде всего из привычных к дозорам елецких порубежников… Часть их уже под покровом ночи пересекли реку на лыжах, обтекая стоянку поганых, другие же по двое, максимум трое ратников оцепили юго-восточную оконечность огромного лагеря, раскинувшегося у Пронска! Задача у разведчиков была простая — засечь тех, кого отправят в лес рубить дерево для катапульт под присмотром китайских инженеров…
Однако же ночь прошла спокойно — за исключением монгольских постов, замерших на лесной опушке, никто не попался на глаза нашим дружинникам. А утром большая часть орды снялась, оставив для осады Пронска не более одной тумены…
Ох, как нелегко мне было удержать своих соратников от преследования именно Батыя: «град же осадило относительно небольшое войско, и вряд ли ворогу оставили китайских инженеров», «вон, под Ижеславцем вдвое больше поганых было, и то без пороков!»… Таковы были аргументы моих соратников — и отчасти я с ними согласился. Но я в буквальном смысле не смог позволить себе удалиться, не убедившись, что у монгол здесь действительно не появится артиллерии. Ведь в вещем сне накануне «переноса» я видел даже требушеты-манжаники!
Как оказалось, прав был именно я — хотя при этом понять логику монголов было сложновато… Но так или иначе, в течение всего светового дня не менее десятой части тумены работала в лесу, где без устали стучали топоры мокши, валящих стволы деревьев, в то время как кипчаки собирали тугие вязанки хвороста. Но при этом все «добытое» поганые сносили к внешнему валу детинца, вырытому на расстояние трехсот шагов от крепостной стены. Послушался, значит, княжич Михаил Всеволодович и его воевода моего совета! Однако же по итогам ров не стал для врага серьезным препятствием, что очень сильно меня покоробило… Татары просто забрасывали его вязанками сушняка — а впереди его, за пятьдесят шагов ото рва, они выставили заграждение из рогаток. Как я понял, тех самых, коими мы до того перекрывали реку! Неожиданный «доп» моей тактики, ничего не скажешь — но, очевидно, практичные монголы действительно решили, что добру нечего пропадать… А я еще голову ломал, почему за время нашего движения от Ижеславца до Пронска нам не разу не попались остатки заграждений на льду?
А вообще, логично! Обносить осадным тыном русскую крепость, растапливая снег и прогревая землю кострами, а после еще долго и нудно вкапывать в нее частокол (а бревна для него еще нужно нарубить и заострить поверху!) — задача не из простых. Между тем, рогатки не хуже защитят от внезапного налета конницы, но зато их установка (уже готовых!) требует совершенно незначительных затрат времени…
Наблюдая за ворогом, я также стал свидетелем того, как несколько нукеров, занимающихся выставлением заграждений, вдруг словно под землю провалились! А потом понял, что они действительно провались — в замаскированные русичами волчьи ямы. Их я тоже советовал нарыть защитникам Пронска — теперь же пришло время с ужасом осознать, что в крепость после налета на лагерь мы никак отойти не сможем! Ибо прорываться пришлось бы через полосу скрытых ловушек — и сколько бы они унесли жизней наших воев, неведомо… Да и стационарный мостик, перекинутый через ров к воротам, княжьи люди разобрали заранее, исключив любую для нас возможность беспрепятственно отступить в град после налета на стоянку поганых.