Зло той же меры
Шрифт:
В тот день даже автобус не вызвал у меня стандартного от него приступа тошноты, хоть по всем канонам последних лет он был и с пыхтящим чёрным дымом из выхлопной трубы, и трясущимся даже на ровном асфальте. А внешне весь потёртый, размалёванный и грязный. Наверное, моё к нему нейтральное отношение было вызвано тем, что мне впервые за последние полгода удалось занять сидячее место, что означало, что салон не был забит людьми, словно сельдями в бочке, уставшими и понурыми после тяжёлого рабочего дня. Видимо, в «Офисе» не только я имел привычку задерживаться после стандартного рабочего дня. И сейчас со мной ехали сотрудники, проведшие этот день в точности как и я, занимаясь спортом и отдыхая от стандартной ежедневной рутины.
Конечно, серые и безликие пейзажи улиц Новоградска за окном радости прибавить не могли, но я решил и не любоваться ими. Воткнув поглубже внутриканальные наушники, я включил какую-то расслабляющую подборку, а сам уткнулся в экран телефона, продолжив тем самым отложенное неделю назад чтение книги Михаила Зыгаря [1]
1
Минюст РФ включил Зыгаря в реестр иноагентов 21 октября 2022 года.
За чтением время в поездке прошло намного быстрее. Я бы читал и в обычные будние дни, но стоя это делать было неудобно, особенно когда тебя сжимают и пихают со всех сторон пассажиры, непонятно куда спешащие, даже уже находясь в автобусе. А советуемые мне не раз Лизой аудиокниги я просто-напросто не воспринимал на слух, каждый раз терял нить повествования и не мог влиться обратно в описываемые, а вернее читаемые диктором события.
И вот я уже выходил на остановке, от которой пять минут идти пешком – и я наконец окажусь дома. Наш район был далеко не самым худшим в городе, потому пройтись по нему вечером не казалось столь ужасающим и страшным действием. Конечно, фонари ещё не светили, опять же, в целях экономии ресурса электроэнергии, да даже и когда включались, то работали через один, но, в принципе, на улице было ещё относительно светло. Конечно, мусор и грязь были и здесь размазаны по всем тротуарам, бордюрам и проезжей части, но в более или менее терпимом количестве, в отличие от самых бедных и пугающих районов Новоградска. Вот уже я видел саму многоэтажку, в которой мы жили, обошёл её – вот и он, родной подъезд… Внезапно чувство необъяснимой тревоги сковало меня, сердце сжалось, а по спине пробежали неприятные мурашки. Я остановился как вкопанный и теперь осматривался по сторонам, стараясь всё же понять, что могло стать причиной тревоги. Странный запах? Вроде нет. Что-то не так в цветовой гамме? Тоже нет. Всё как обычно. Всё как и всегда. Но почему тогда меня снедает изнутри какое-то очень странное волнение?
Спустя пару мгновений я продолжил свой путь, приближаясь к подъезду. Неприятное ощущение не уходило, но тем не менее понемногу притуплялось, из-за чего я продолжал сохранять концентрацию и быть весь в напряжении. От него я попытался избавиться, поднимаясь на лифте, – опять же, я не должен был нести в дом к жене и дочке какие-то негативные эмоции и чувства, отравлять их этой заразой, которой и так полон вокруг мир.
Наконец створки скрежещущего и трясущегося все этажи лифта раскрылись и я вышел на своём этаже. Приблизился к общей коридорной двери – она была открыта. Что было странно, так как раньше такого никогда не бывало. Быть может, кто-то, уходя утром из дома, оставлял её всегда так, а просто сегодня я вернулся раньше других, обычно закрывавших её? Тем не менее, несмотря на логичное объяснение, имевшееся у меня в голове, неприятное чувство тревоги вновь усилилось и заиграло ещё более яркими красками. Шаг за шагом я преодолел общий коридор и приблизился к двери нашей с Лизой квартиры. Достал из кармана ключ, вставил его в замочную скважину… Дверь от лёгкого толчка начала сама собой открываться. В коридоре горел свет…
Всё дальнейшее было как в тумане, облечённом серой, едва заметной дымкой. Я вступил в прихожую, осматривая из неё коридор, уходивший к детской, кухню и нашу спальню. Вокруг меня было перевёрнуто с ног на голову, валялось раскиданное по полу.
– Лиза, Наташа! – окликнул своих любимых я, но не дождался ответа. Вмиг образовавшийся ком в горле не давал вдохнуть, но у меня не было времени поддаваться панике. Я бросился в нашу с Лизой спальню – как и в прихожей, все вещи были вытащены, вырваны и разбросаны по полу. Створки шкафов раскрыты, из них теперь на меня смотрели покосившиеся полки, некоторые из которых вырваны с корнем. Ограбление? Телевизор и компьютер отсутствовали, но мне было плевать. Где мои жена и дочка?!
Вернулся в прихожую, с тяжёлым сердцем преодолел коридор, направляясь к двери в детскую комнату. И перед моими глазами открылось самое страшное… На полу, спиной ко мне, рядом лежали тела Лизы и Наташи, словно даже после смерти они стремились быть поближе, искали защиты и спасения друг в друге. Вокруг них разливалось алое пятно уже начавшей загустевать крови. Без сил я упал на колени перед ними прямо там же, где и стоял. Мне хотелось кричать, рвать и метать, хотя бы заплакать, но я не мог. Лишь отяжелевший ком в горле и сухие глаза… Внутри меня всё пылало, разрывало
– Нет… Боже, нет… – сумел произнести я едва послушными губами.
Затем какое-то чувство нереальности происходившего охватило меня всего целиком. Казалось, что всё это происходит не со мной, с кем-то другим. Словно в фильме или в страшном сне. Только как проснуться?.. Резкое осознание вновь охватило, затем отступило – теперь мне казалось, что всё это глупый розыгрыш, шутка. Или что я всё неправильно понял, ошибся. И сейчас они откроют глаза, побегут ко мне обнимать, успокаивать… Так, как было раньше. Как должно было быть и сегодня…
Не знаю, сколько времени я был отдан безумию. Стараясь собрать воедино раскалывающееся сознание, усилием воли поднялся на ноги. Оступился, едва не упав, только благодаря подвернувшемуся косяку двери. И теперь намётанным взглядом полицейского осматривал некогда столь уютную и любимую мной детскую комнату с разбросанными по ней вещами и лежавшими посередине двумя мёртвыми телами. Их горла были перерезаны, кожа покрыта гематомами и кровавыми подтёками. Одежда жены разорвана… Ограбление с изнасилованием и затем убийством свидетелей? Нет, этого не может быть… Почему именно моя квартира, когда сегодня весь день дома была Лиза? И тела явно брошены рядом после экзекуции и убийства – кровавые подтёки я видел на детской кроватке и у стены, значит, их убивали там… Неужели… чёртов шлем. И моё открытое для полицейских камер лицо… Месть? Но тогда кто слил информацию?
Моя душа была мертва, как и всё внутри. Теперь я двигался, словно железный механизм, выполняющий лишь заложенную в него задачу и ничего не чувствующий. Мыслящий лишь о мести. Кровавой и беспринципной мести.
Нападавших не интересовали игрушки, которыми была наполнена детская. В том числе они не тронули и плюшевого медведя, сидевшего в роли элемента интерьера на полке шкафа, до которой Наташа не могла дотянуться в силу своего роста. И теперь уже никогда не сможет… Наташа всегда хотела чувствовать себя взрослой и самостоятельной. Потому, когда она подросла, мы с Лизой спрятали видеоняню в этого самого плюшевого медведя. Чтобы в те дни, когда Лизе нужно было, как и мне, идти на работу, она всё равно могла хотя бы мельком посмотреть, всё ли хорошо у дочери. Запись видео велась круглосуточно и циклически, затираясь каждый раз ровно в 23 часа и 59 минут. Я разодрал медведя по шву, сделанному Лизой, вырвал шнур питания, тянувшийся от розетки, и достал камеру. Карту памяти переставил в телефон и с маниакальной настойчивостью принялся искать нужный мне временной период, когда на видео покажутся те ублюдки, что сделали всё это с моей семьёй. Как бы мне ни хотелось останавливаться на фрагментах, на которых Наташа, ещё живая, полная счастья, мечтаний, стремлений, игралась с куклами или что-то рисовала, но я всё же заставлял себя перематывать их, чтобы скорее подобраться к самым страшным событиями.
И я отыскал их… на экране смартфона я видел, как Лиза вбежала в детскую и, закрыв дверь, старалась удержать её. Как дверь выбили, и в комнату проникли пятеро в разных масках, закрывающих у кого целиком, у кого лишь половину лица. У одного явно читалась треклятая татуировка дракона, так как повязка была от шеи до носа. Лиза спрятала Наташу за собой, спрашивала напавших, что им надо, зачем они пришли. Те лишь смеялись, чувствуя себя охотниками, наконец загнавшими жертву. Двое схватили Лизу, заломив ей руки и поставив на колени перед, по всей видимости, своим главарём. Бритоголовым с той самой маской на пол-лица. С татуировкой дракона. Он приказал ублюдкам разорвать одежду на моей жене, а сам подозвал к себе ещё одного члена банды, стоявшего до этого в дверном проёме и не смевшего шелохнуться. Довольно высокий неказистый жирдяй приблизился. Бритоголовый сказал ему, что пришло время «стать мужчиной». Толстяк понял слова главаря не сразу, переводя взгляд со своего командира на мою жену и обратно, пока его товарищи радостно гоготали. Когда же приказ был повторён, он медленно, путаясь и дрожа, словно осиновый лист, расстегнул ремень и ширинку, затем приспустил штаны. Державшие Лизу теперь положили её на кроватку Наташи, продолжая удерживать руки и ноги. Пятый из нападавших держал мою дочь так, чтобы она всё видела. Толстяк же всё стоял, то ли чего-то ждал, то ли не мог решиться, пока командир не подтолкнул его. Теперь его спина закрывала Лизу от камеры видеоняни, которая была спрятана в плюшевом медведе. Наверное, это было и к лучшему, потому что моё сознание и без того готово было окончательно разбиться на мелкие осколки. Толстяк долго стоял, весь трясясь, затем, судя по всему, проник в мою жену, первым совершив акт насилия. После чего под заливистый лай остальных ублюдков, задыхаясь, подбежал к шкафу, опёрся на него рукой, почти соприкасаясь лицом с медведем. Часто-часто дыша, он сорвал с себя балаклаву, показав мне своё жирное, прыщавое и испуганное лицо. Вынув из кармана предмет, похожий на ингалятор, сделал несколько затяжек, после чего вновь вернулся к дверному проёму, откуда далее и наблюдал за тем, как остальные четверо нападавших по очереди насилуют мою жену на глазах нашей дочери. Затем их бритоголовый командир лично перерезал горло сначала Наташе и бросил безвольное тело на пол. А после сделал то же самое и с Лизой, пока вся шайка всё так же глумилась и хохотала. Они порыскали по тумбочкам детской, но без особой ретивости, и наконец ушли…