Злоба
Шрифт:
Тут я вспомнил, как мне помог старший. У всего есть цена, у любой помощи. Поэтому мой следующий ответ был логичен и закономерен.
— Я отработаю. Помоги мне прийти в себя, выздороветь и встать на ноги. В ответ я отработаю на вас столько, сколько скажете.
Повисла тишина. Мои слова строились на двух предположениях. Первое: что у всего есть цена, у помощи тоже. Второе: то, что слепая старуха, блуждающая во тьме, в этой помощи нуждается.
— Доверие, — наконец выдала она, спустя очередную вечность, когда я почти снова потерял сознание, стремительно
— Никак, — ответил я правду, — Если бы я хотел обмануть, то мог бы соврать, что мне можно доверять.
Ничего лучше, чем говорить прямо и откровенно я в тот момент не придумал. Да и как иначе, если меня всю жизнь воспитывали быть честным. Честность и открытость часть моей личности, которая вылезла, растолкав всю обретенную в бегах шелуху, стоило мне ослабнуть.
Когда я почти отрубился, старуха дала ответ. Едва слышно, так, что я не смог понять, показалось или она действительно это произнесла.
— Хорошо. Я дам тебе шанс.
***
В следующий раз я очнулся перевязанным и обтертым. Но потребовалось время, чтобы осмыслить это. Мысли продолжили ворочаться с трудом. Да и тело плохо слушалось. Поэтому я, когда открыл глаза, убедился, что живой и нахожусь вроде как в безопасности, на каком-то древнем матрасе. Не старом, а именно древнем, судя по тому, насколько плохо он выглядел. После этих открытий я всё же ощупал себя и проверил раны. Их кто-то перевязал, перед этим обмыв меня. Кое-где гряз ещё оставалась, да и запах от меня шёл так себе, но в местах ранений нашлась чистая кожа. А ещё с меня содрали защитный костюм и накинули сверху простыню, тоже древнюю. Нашел я себя, кстати, в том же самом месте, что и до этого. Гладкие стены, пол и потолок, проход ведущий неизвестно куда и дверь, сейчас закрытая.
«Готовность к инициации 79%»
Глаза по привычке изучили надпись и я удивился, как далеко продвинулся. Но мне это сейчас не помогало. Просто один приятный факт, что меркнул на фоне того, как я себя чувствовал и ЧТО я чувствовал.
Не будучи практиком, мне хватило ума и понимания, чтобы диагностировать... кхм... плачевность своего состояния. Эмоции притупились, но в этом виновата усталость и истощенность, а не их отсутствие. Я чувствовал мертвецкую апатию и обреченность, чувствовал страх за будущее и ужас от того, в какую ситуацию попал. Ещё ощущал жгучии угли ненависти к Рику и судьбе за то, что так обошлись со мной.
На закуску нащупал ощущение, что начал растворяться. Вспоминать свою жизнь было тяжело. Задумываться о будущем и строить планы — ещё тяжелее. Я не находил смысла бороться дальше. Если уж сама судьба так ополчилась против меня, то зачем? Проще сдаться, закрыть глаза и умереть.
От меня осталось совсем немного, крупицы, которые ещё подавали робкий голос, что надо попробовать выжить. Именно в этот момент, когда я пытался сосредоточиться на крупицах остатков себя же, дверь скрипнула и открылась.
— Живой? — глянула на меня старуха своими отсутствующими глазами.
— Вроде... —
— Какой вежливый, — сказал она с неопределенной интонацией, — Встать сможешь? Или обещание отработать было пустыми словами?
То, что мне нужен отдых, попить и поесть, а ещё хороший врач — я решил оставить невысказанным. Раз уж мне помогли, а не убили, то и правда, надо облагородить. Но не уверен, я так подумал не только в силу воспитания. Кажется, мозг зацепился за эту возможность, что надо отработать долг, как утопающий спасается за протянутую руку. Эта идея стала той точкой фокусировки, куда я попытался убежать от поглощающей апатии и других чувств.
— Смогу. — ответил я, пытаясь скрыть неуверенность.
А ещё попытался скрыть стон боли, когда вставал. Это далось легче, чем ожидал, но больнее, чем хотелось бы.
— Идем. Не отставай.
Неведомо как, но старуха «видела», что я поднялся и прекрасно ориентировалась в местных коридорах.
Она нырнула в темноту прохода, я поспешил за ней, чтобы не отстать. В отличие от неё, мне пришлось опираться о стену, держаться за неё рукой, чтобы не упасть и не заблудиться. Потому что если слепой старухе не нужен свет, то мне нужен и ещё как. Повезло, что чуть дальше нашелся ещё один светильник, что указал спуск вниз, куда мы и направились.
Через пару минут блужданий по темноте коридоров и переходов, старуха привела меня в то самое место, где я первый раз её увидел. Она остановилось, вслушиваясь в гул перемалываемых вещей. Они вылетали из прохода напротив нас, метрах в тридцати. Падали на платформу и замирали. Здесь собралась изрядная куча мусора и оставалось только подивиться, почему, если куча постоянно пополняется, здесь осталось свободное место.
— Тебе надо найти что-то ценное, — повернулась ко мне старуха, — Чего ждешь? Вперед. Ищи дерево, металл, любые хоть немного целые предметы. Если увидишь что-то необычное, то говори.
Я видел лишь очертания, смутные силуэты, но даже этого хватало, чтобы понять — передо мной куча редкостного хлама. Не в том я положение находился, чтобы проявлять щепетильность, поэтому смело полез в самые большие кучи.
— Сапог нашел. С оторванной подошвой, — отчитался я.
— Резиновый или кожаный?
— Резина кажется. Ещё дырки в нескольких местах.
— Кидай рядом со мной.
— Хорошо. Здесь туго с деревом и прочим, что вы озвучили.
— Никто не говорил, что будет легко.
— Ясно.
— Вода, мазь и перевязка — всё стоит тридцать монет. Ты наверняка захочешь есть и пить, а цены на пайки сам знаешь какие. Ведь знаешь? Чтобы расплатиться, тебе потребуется несколько дней. Возможно — много дней. Так что старайся лучше, парень.
Сказано это было скрипучим, донельзя неприятным голосом. И подкреплено наведенным на меня оружием. Старуха опасается, что я взбунтуюсь и брошусь на неё?
— Как скажете, — ответил я мирно, — Не то, чтобы мне это нравится, но я выплачу свой долг. Нашел кусок дерева.