Злодей и Паинька
Шрифт:
– У меня тоже есть вопрос, Эми. Настолько важный, что боюсь, не смогу есть, пока ты мне на него не ответишь. Ты ждёшь ребёнка? От меня?
Теряю дар речи от такой прямоты и проницательности. Молчу и внимательно разглядываю лицо Германа. И он так же пристально сверлит мое. Мы прямо как бык и тореадор перед корридой! В лице Германа напряженное ожидание, смешанное со страхом, словно от моего ответа очень многое зависит.
– Тогда и я спрошу! – фыркаю в ответ.
– Илона ждёт от тебя ребёнка?
– Нет! – почти кричит Герман, и у меня теплеет на сердце. Ответил, не задумавшись ни на секунду. Трудно сомневаться в его искренности,
– Это была ужасная ложь с ее стороны, - глухо продолжает Громов.
– Когда я узнал об этом… было слишком поздно, Илона давно уехала. Наверное, если бы она была в тот момент в городе, я бы нашел её, и не знаю, что бы с ней сделал! Хотя не в моих привычках обижать женщин. Но после твоего побега, я довольно быстро избавился от неё, как и планировал. Отправил восвояси. Мне она никогда не говорила о своей беременности, да и не могла она залететь, уж точно не от меня. Со мной бы такая ложь не прошла. У нас с ней было все кончено слишком давно, много времени прошло с последнего интима. Там даже отдаленной возможности не могло быть. Я просто дар речи потерял, когда твоя сестра меня посвятила в эту ложь! Почему ты не поговорила со мной? Не спросила правда ли это. Зачем было убегать в другой город, мучить нас обоих, лишать возможности быть вместе?
Хм, последняя фраза – Злодей в собственном репертуаре, даже не сомневается в моих мучениях. Но мне все равно приятно, в груди разливается тепло. Он страдал по мне! Тосковал, бегал, искал. Это мило и ужасно приятно. Может он прав, и я слегка переборщила с побегом? Но пока не собираюсь открывать ему душу! Поэтому, говорю строго:
– Я не убегала от тебя, Герман! Потому что не была с тобой. Все, что было между нами - это спонтанность и ложь, и немного физического притяжения… Тебе не кажется, что этого маловато для откровенного разговора? Чтобы я прибежала к тебе и потребовала объясниться о твоей беременной подруге, которая пришла «поговорить»?
– Ты права конечно, - вздыхает Герман. – Знаешь, со мной впервые такое, - признается тихо.
– Какое?
– Влюблённость. Желание быть с человеком постоянно, довериться ему. Тоска по нему... Раньше я такого ни к кому не испытывал. В тот день, после галереи, после вечеринки… я поехал за обручальным кольцом для тебя. Хотел встать на одно колено, сделать тебе настоящее предложение. Твой побег стал ударом для меня. Сначала я думал, что это игра, что ты вернешься. А потом с ума сходил, понимая, что потерял тебя, что ты от меня убежала и приняла решение… что не хочешь меня. Я умирал от тоски по тебе, еще и под гнетом постоянного презрения от своей тети и твоей бабушки жил. Не говоря уже об Одетте… Которая вечно смотрела так, словно убить хочет. И ни одна из них, ни словечком про твое положение не обмолвилась.
– Они сами недавно узнали об этом. Не нужно их винить, ты сам виноват во всём. Неужели не знал, что из себя представляет Илона?
– Да не думал я никогда о ней! Хотел избавиться как можно быстрее, решил, что пара консультаций и звонков в тот день помогут, и я отделаюсь от нее с наименьшей потерей времени и нервов. Чем если буду пытаться отделаться от неё прямо и грубо. Она слишком любит ныть, это меня всегда раздражало. Когда общался с ней, думал только об этом. Но я больше никогда не повторю такой ошибки, обещаю. Раз ты такая ревнивая, вообще ни одну женщину близко не подпущу, - подмигивает Злодей. Его улыбка и хитрая, и грустная одновременно. И я понимаю, что верю ему. Что страдал, мучился. Что со всех сторон его обложили. Он тоже жертва. И совсем не злодей, ведь все что пытался – это быть отзывчивым.
Герман расстегивает рубашку, и показывает на кольцо, висящее у него на шее. У меня начинает щипать глаза.
– Я… не могу так быстро перестроить свою жизнь, пойми. Мне было… очень больно. Пережить тот разговор с Илоной, разлуку с родными, - говорю тихо.
– И наши с тобой непонятные отношения… теперь такое неприемлемо, потому что будет малыш, и он должен чётко понимать, кто его родители друг другу. Если ты не готов стать родителем, возможно нам лучше расстаться и больше никогда не видеться.
– Я не буду врать, Эми, малыш - это неожиданно для меня. Всегда думал, что детей надо планировать, строго и четко… Но потом встретил тебя и все планы полетели к черту. И знаешь - я счастлив. Шокирован, но безумно счастлив! Если ты еще не поняла – все эти слова сейчас, их можно уместить в одну фразу. Я тебя люблю. Слышишь? По-настоящему, очень сильно. И готов добиваться ответного чувства. Прости, что сразу не сказал. Ты позволишь мне дотронуться до него?
Последняя фраза ставит меня в тупик. Чего он хочет? Просит дотронуться до ребенка?
– Когда он родится? – спрашиваю удивленно.
– Нет, сейчас… Позволь мне дотронуться до твоего живота.
ЭПИЛОГ
Могла ли я не дать Герману шанс? Нет конечно. Тем более, что он был преисполнен решимости завоевать меня. Я сказала, что не вернусь в родной город как решила изначально, и Герман сказал, что без меня тоже не вернётся. Мы остались в гостинице Жанны, и начали с чистого листа, ухаживаний, свиданий. Узнавали друг друга, делились откровениями.
В этом городе почти никто не знал нас, кроме Жанны и Ирины Петровны, которая была счастлива познакомиться с отцом моего ребёнка. Мы были предоставлены друг другу, целыми днями гуляли по городку, взявшись за руки. Наступали холода, народу становилось в городе все меньше, он выглядел опустевшим, но это придавало ему особый шарм и романтику. Холодные вечера возле камина, в компании редких постояльцев. Мы пили чай и рассказывали друг другу разные истории из прошлой жизни. Валялись в постели, читали книги и обсуждали будущее, например, как назовём малыша. На первом же УЗИ узнали, что будет мальчик. Я немного расстроилась, не представляла, как справлюсь. Я всегда мечтала о девочке… На что Герман сказал, что и девочка у нас обязательно появится. Живот подрастал, время родов приближалось, естественно, на девятом месяце бабушка не выдержала и примчалась ко мне. А я ведь так и не решилась рассказать, что Герман теперь со мной… Просто мне это казалось не телефонным разговором.
Бабуля увидела Германа, опешила, но ничего не сказала. Лишь позже, за вечерним чаепитием заметила, если мы снова начали встречаться и обманываем родственников, ничего в этом нет хорошего.
Позже у нас состоялся с бабушкой откровенный разговор. Я призналась, что люблю этого мужчину, и не могу не дать нам обоим ещё один шанс. Дело даже не в ребенке. А в моих глубоких чувствах к нему. Бабушка согласилась, что главное - у ребёнка должен быть отец, и лучше всего, биологический. Ну а потом, с каждым днем видя, как Герман старается наладить наши отношения, оттаяла к нему.