Злой дух Бузана
Шрифт:
Перед поездкой я узнал, что Алексей Николаевич Садов, семидесяти лет от роду, вот уж как двадцать годков является бессменным лидером деревни, носящей звучное имя Бузан. Личность он разумная, энергичная, радеет как в целом о благополучии родных краёв, так и о людях, регулярно избирающих его во власть, в частности. Это, знаете ли, вызывает нешуточное уважение.
Я понял, что Алексей Николаевич личность не только разумная, но и колоритная, как только увидел его. Он сидел на крыльце деревенского средоточия власти, о чем недвусмысленно сообщала массивная, прибитая над дверями
– Выходит, что это о Вас меня районное начальство предупреждало? – спросил, поднимаясь с крыльца, Алексей Николаевич.
Не дожидаясь ответа, он указал на дверь и предложил:
– Проходите, чего на улице-то торчать.
Пока я через деревню добирался до конторы, встретил несколько человек, которые органично вписывались в деревенский пейзаж. Другими словами, одеты были просто и удобно. Алексей Николаевич же, видимо основываясь на принципе, что руководитель должен быть заметен издалека, нарядился в светлый пиджак, темные брюки, коричневую рубаху и слишком длинный светло-синий галстук. Смесь убойная, не для местных условий жизни, зато теперь его ни с кем не спутаешь.
Рабочий кабинет местного начальства не отличался богатством и красотой убранства, напротив, Алексей Николаевич, по всей вероятности, придерживался минимализма и по-спартански был неприхотлив.
Большое здание конторы было собрано из бруса и на первый взгляд имело только одно помещение – кабинет главы поселкового самоуправления. Всё! Никаких тебе приёмных и служебных помещений, секретарш, прочих ненужностей и красивостей.
В кабинете стояли два стола в виде буквы «Т», причём было заметно, что ножку этой буквы изготовили местные умельцы. Приткнувшийся к столу одинокий стул, не внушающий доверие внешним видом, наводил на мысль о том, что совещания в этих стенах не проводились. Решения руководитель принимал самостоятельно и в советах не нуждался. Ещё одной характерной особенностью конторы были большие окна чуть ли не на полстены.
Алексей Николаевич вернул удостоверение и внимательно проследил, как я прячу его в нагрудном кармане. Когда я застегнул клапан кармана, он удовлетворённо кивнул, встал из-за стола, за которым мы сидели, и вдруг визгливо заорал, повернувшись к одному из окон:
– Гринька!.. А ну подь сюды, охломон!.. Дело есть…
По крыльцу протопали, судя по звуку, босые ноги, и в контору заглянул пацанёнок лет девяти-десяти. На нём, в отличие от разодетого местного руководителя, ничего не было, кроме застиранных, непонятного цвета шорт.
– Доброго дня, деда Лёша! – шмыгнув пару раз носом, поздоровался мальчишка, а потом, кивнув в мою сторону лохматой головой, добавил:
– И Вам, дядя, здрасьте!
– Ты чего это раздолбай по улице носишься?! – набросился на мальчишку Алексей Николаевич. – Не тебе ли было велено дома сидеть и со двора ни ногой?
– Да мне же за этим… за хлебом надо, – начал, выкручиваясь, врать Гринька.
– Покажь-ка деньги на хлеб, – строго потребовало начальство.
– Да я же под запись брать буду! – вывернулся из неприятной ситуации пацан и довольно разулыбался, демонстрируя отсутствие передних зубов.
– Под запись он брать будет… – проворчал Алексей Николаевич и, ткнув в меня пальцем, приказал:
– Сейчас вот проводишь Александра Андреича до Варвары, он у неё несколько дней поживёт. Ну и по пути покажешь ему, что у нас к чему, –протянув на прощание руку, он добавил, покосившись на ребёнка:
– Вы если что узнаете – уж сообщите, всё-таки дело вон какое страшное. Волнуются люди, знаете ли, страшно людям-то!.. Женщин с детьми мы почти всех вывезли, кроме этого, вот… один он у бабки остался. А она отсюда ни ногой!.. Говорит, что дома помирать будет!..
Он ещё долго мог бы рассказывать о местных делах-бедах новому человеку, но вовремя спохватился и завершил моё введение в местные события:
– Вы, Александр Андреич, если помощь вдруг какая потребуется, обращайтесь, чем смогу, как говорится, подсоблю.
Я кивнул и вышел вслед за Гринькой на улицу.
Бузан по таёжным меркам деревня большая, около сотни домов, но труднодоступная. Я несколько часов трясся по ухабистой дороге на полицейском УАЗике, прежде чем добрался до реки. Ну а дальше вы уже знаете. Хорошо ещё сезон сухой, можно на машине проехать, а как только пойдут дожди, всё, хана! Останется только ждать холодов, когда зимник проскребут.
Сам же Бузан дождя не боится. Даже во время осенней распутицы не случается здесь грязи – деревня на песке стоит. По этой же причине огороды находятся за деревенской чертой, что наверняка доставляет селянам неудобства.
Гринька вприпрыжку бежал рядом по утрамбованному до состояния асфальта песку и, бросая на меня любопытные взгляды, тараторил:
– Вон там у нас покосы, но они уже закончились, и не интересно стало! А вон там родник Егорьевский, кто хочет родниковой воды, сюда ходят. Так-то обычно колодцами пользуемся, они ведь у нас почти в каждом дворе есть! – с нотками гордости заявил Гринька и покосился на меня – как я отреагирую, на эту, несомненно, ошеломляющую новость.
– Да что ты говоришь! – не стал я разочаровывать пацана. – В каждом дворе колодец?! Здорово!.. За водой, брат, далеко ходить не надо! Да если ещё колонку рядом с колодцем воткнуть, так и совсем милое дело!
– Ага, ага! Точно!.. – обрадовался пониманию гостем ситуации Гринька и, поддёрнув шорты, добавил:
– А то на родник с флягой если ездить – морока одна!
Мы неторопливо шествовали по деревенской улице и болтали ни о чём, вернее, Гринька тараторил без остановки, стараясь вывалить как можно больше новостей на благодарного слушателя.
– Ну вот и пришли!.. – наконец-то сообщил мой проводник и ничтоже сумняшеся звучно высморкался, поочерёдно зажимая ноздри большим пальцем.
Он вытер ладонь о шорты и, кивнув на ворота дома, возле которого мы остановились, добавил:
– Тута бабка Варя живёт!.. Вы, дядя, заходите на двор, не бойтесь, собаки у неё отродясь не бывало! – и он, ещё раз поддёрнув шорты, вприпрыжку поскакал дальше по улице, размахивая как саблей какой-то рейкой и срубая головы росшему вдоль дороги чертополоху.