Злой дух Ямбуя
Шрифт:
Никакие ветры не могут вырвать корни этих растений из тесных щелей, и стужи бессильны умертвить их. Видно, здесь создаются более приспособленные к суровому климату и каменистой почве виды растений. Пока что здесь все бедно, рождается уродливым: цветы крошечные, без запаха, деревья чахлые, даже небо бесцветное. И все же есть то, что приводит человека в восторг, — это удивительная стойкость растений в борьбе за право существовать.
И, поняв это, я увидел по-настоящему чудеса и могущество северной природы, открыл ее для себя. С тех пор хилые растения, вскормленные вечной мерзлотой, дупляные лиственницы, крошечные ивки, почвой которым служат россыпи да скалы, лютики, фиалки, расцветшие на снегу, вызывают во мне не чувство жалости, а восхищения!
Мы лезем, карабкаемся по прилавкам крутогрудого Ямбуя. Изредка устраиваем короткую передышку, и тогда взгляд устремляется к нагорью, лежащему теперь у наших ног. Мы впервые смотрим на него сверху. Отсюда оно кажется еще более безрадостным, потускневшим, будто вывернутым наизнанку. А у подножья Ямбуя — зыбуны, озера и озерки, как слезинки, щедро рассыпанные по ярко — зеленому ковру мхов.
Иногда задерживаемся, стоим молча. Ждем, не взовьется ли на равнине дымок, не долетит ли Стон Елизара?… Нет. Лес, озера, камни молчат.
— Врет, убийца, что Елизар ушел на Ямбуй. Он расправился с ним где-то в пути и посылает нас сюда, чтобы запутать следы. Ей-богу, это так! — говорит Павел.
— Если мы на вершине не найдем следов пребывания Елизара, тогда заставим Илью повторить с нами путь сюда в обратном направлении.
— А что это даст?
— Если Илья расправился с парнем по пути сюда, думаю, мы обнаружим это. Он и Елизар, идучи сюда, пересекали голые отмели, ягельные поляны, где следы сохраняются очень долго, и мы легко определим, до какого места с караваном шли два человека и откуда шел Илья один.
— Наивно думать, что он этого не знает.
Взбираемся на самый гребень. Подъем перехвачен бесконечными террасами. Мы упорно ищем по пути отпечатки сапог на влажной тундровой почве, перевернутый камень или примятые стебли сибирского лука, еще встречающегося здесь на большой высоте в осеннее время. Но напрасно, тут до нас никто не проходил.
Павел идет неровно, спотыкается. Настроение у него мрачное.
— Дьявол меня попутал! — сокрушается он. — Надо же было вызвать именно Елизара, ведь пойди с Ильей другой — ничего не случилось бы. Теперь буду носить всю жизнь этот грех… Чем оправдаюсь перед его семьей?..
Встречный ветерок холодит лицо. Загря идет спокойно, ничто не возбуждает его любопытства. По крутому подъему развилины скал. Каким гнетущим безлюдьем овеяны эти древние руины и мертвые курумы Станового!
Павел сбрасывает с плеча винтовку, стреляет в воздух. Звук обшарил крутые склоны, ложки, соседние гребни. Ответом была полная тишина.
— Если Елизар сломал ногу и лежит тут где-то на россыпи, он бы ответил выстрелом. Без ружья парень никуда не ходил, — говорит Павел, еще раз разряжая винтовку.
Теперь он идет впереди и с первого шага берет хороший темп. Я не отстаю.
Солнце плывет по ухабам бегущих туч. Справа — Становой. Он все время у нас на виду. Цепь за цепью встают ряды ощетинившихся отрогов. За ними открываются новые, еще более синие, хребты — старые, бесплодные, нагие, еще не знающие человека. Но какой простор! Какое чудесное зрелище — настоящий праздник для глаз.
Выходим на вершину. Сбрасываем котомки. И сразу догадываемся, что тут совсем недавно кто-то был. Вот и доказательства: порванный бланк для определения редукции на пункте, потухший дымокур. Вершина вся сложена из крупных камней, она совсем без растительности, и побывавший здесь человек, к сожалению, не оставил на ней никаких видимых отпечатков.
— Да, тут был Елизар. Больше некому, — прихожу я к единственному выводу, продолжая обшаривать площадку.
— А вот и окурок… свежий… Еще один!
Павел нагибается, берет их в руки, передает мне.
— Но ведь Елизар не курил, — недоумевает он.
— Странно, чьи же они?
Павел, подойдя к краю обрыва, вдруг резко выпрямился. Теперь и мои глаза обнаружили там подозрительное углубление. Впечатление такое, будто здесь, у самого края глубокого обрыва, совсем недавно кто-то долго боролся. Россыпь разворочена, камни разбросаны. Заглядываем вниз. По крутому скосу торчат клыкастые уступы, сбегающие на дно скалистого цирка. Никаких следов. Да, если бы они и были, то не могли сохраниться после вчерашнего ливня.
— Поддержите-ка плиту, — попросил Павел и, став на колени, запустил под нее руку.
Что он там нашел, я не видел, но его лицо вдруг засияло.
— Гильза! — вскрикнул он торжествующе.
Я взял ее в руки, стал рассматривать. Это была стреляная гильза от германской винтовки «маузер», с обрезанной шейкой, приспособленной к бердане.
— Такие патроны я видел у Ильи — значит, он был здесь, — сказал уверенно Павел.
Мы долго стоим молча. Разные мысли, самые противоречивые, одолевали нас. Что могло тут произойти над пропастью? Какая связь между стреляной гильзой и этими разбросанными камнями? Если Илья тут убил Елизара, как мог он послать нас сюда?
— Может, и окурки его? — подумал я вслух.
Мы вернулись к отлитому под пирамидой бетонному туру, на котором геодезисты устанавливали свои тяжелые инструменты. На нем лежали найденные окурки. Я развернул один из них. Бумага оказалась не то от газеты, не то от какой-то книжки, напечатанной латинским шрифтом на эвенкийском языке.
— Конечно, его окурки, — говорит Павел.
— Нет, это еще не доказательство! — сомневаюсь я. — Такая бумага могла быть и у наших. Окурки мы, конечно, сохраним; они помогут нам установить, кто здесь был недавно.
— А я убежден, что Елизар убит, — упрямо и зло говорит Павел. — Если Илья убил его тут, на вершине, то труп под обрывом. Надо спуститься туда… — И, не дождавшись моего согласия, он снова направился к обрыву.
Помогаю ему спуститься с первого прилавка, и, цепляясь руками за выступы, он сползает вниз. Вместе с ним в глубину провала стекает гул скатывающихся камней.
Пока Павел обследует обрыв, я осматриваю восточный гребень Ямбуя.
Под ногами шаткий камень да пятна глины. На глаза попадаются только отпечатки копыт снежных баранов, единственных обитателей этих скудных гор.