Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…
Шрифт:
Кто будет холить?
Но тут зрелый плод оборвал – не жизнь, но глупые мысли.
Увесистое яблоко покинуло семейную ветку.
Яблоко набрало гравитационное ускорение.
Яблоко тюкнуло меня точно в темечко.
Захотелось на час или полтора отрубиться к чертовой матери, но злость и ненависть к подлой науке удержали сознание в реале.
Но, бляха-муха, как тяжелы плоды учености, особенно использованные не по назначению!
И тут возник главнокомандующий кремлевской сотни.
Хорошо,
Яблочная контузия не давала разобраться в происходящем.
Может, это мое воображение самовольно вызвало начальство.
Может, действительно шефу захотелось присутствовать на финальной стадии операции «Ступор».
Ввиду неопределенности момента я не стал вскакивать с травы и вытягиваться по стойке смирно, а тем более щелкать каблуками.
Но для удобства беседы перевернулся с живота на спину.
– Спрашивайте, товарищ генерал, спрашивайте…
– Что с монстром?
Актуальный вопросец.
– Каюк.
– А фотоаппарат?
Нашел время беспокоиться о кремлевском имуществе.
– Тоже.
Из-за генеральского плеча выглянуло сопровождающее мурло.
– Это кто будет? – спросил я.
– Новый прокурор, – ответил покорно генерал. – С расширенными полномочиями.
– Прокурор настоящий? – уточнил я.
– Не сомневайся, Денис.
– Тогда пусть исчезнет на время.
Новый прокурор, не дожидаясь генеральского приказа, ловко замаскировался в крыжовнике.
– Вы где были, уважаемый Алексей Николаевич? – спросил я почти реального товарища генерала. – Где?
– Извини, Денис, так получилось.
Шеф начал оправдываться.
А это не было свойственно ни вызываемому регулярно призраку, ни действующей главе кремлевской сотни.
Впрочем, я не стал перебивать генерала, так и не похищенного.
– В библиотеку зашел муж Оленьки. За эллинской философией. Мы обсудили тему рока и катарсиса. Потом незаметно перешли к холодному оружию эпохи Возрождения. А потом он позвал меня пострелять из арбалета.
– И вы, Алексей Николаевич, подумали, что нароете чего нового?
– Только зря ночь угробил. Правда, настрелялся вдоволь. Не поверишь – у этого шалуна в подвале все мишени из корифеев биологии. Чарльз Дарвин, Мендель, Ламарк, Мечников Илья Иванович, ну и прочие, с бородами и без.
Алексей Николаевич замолчал, явно сожалея о ночи, проведенной в тире.
За крыжовником почти не сопел дотошный прокурор.
– Арбалет – это хорошо, – сказал я. – Теперь моя очередь читать лекцию.
Шеф благоразумно промолчал.
Прокурор задержал сопение.
И я выдал не хуже сдохшего генетика.
– А знаете ли вы, господа силовики, что Ветхий Завет оказался прав! Не ручаюсь за лукавого змия и вздорную Еву, но, по крайней мере, насчет
Яблоневую ветку качнул российский ветерок.
Шеф старательно усваивал информацию, что и он – Алексей Николаевич Яранцев, что и я – Денис Денисович Веркутин, что и новый прокурор, и сам президент страны и многие, многие, многие другие сограждане, и даже иностранные подданные – то бишь все земляне, от мыса Дежнева до мыса Горн, все, все, все, – произошли от одного-единственного африканского примитива.
– Так вот, наш доморощенный гений захотел стать новым Адамом и заменить у всего человечества своей игрек-хромосомой ту самую негритянскую.
– Вот расист, – сказал генерал.
– Шовинист, – добавил прокурор.
– А может, лучше, чтобы твоим предком был свихнувшийся генетик, чем необразованный пигмей?
Спросил я отрешенно – то ли у вконец материализовавшегося шефа, то ли у замаскировавшегося под развесистый крыжовник прокурора, то ли сам у себя.
Наверное, все-таки яблоко, приземлившееся в районе моего крепкого темечка, было немного тяжеловато.
Наверное, сад мстил за своего добровольно сгинувшего творца…
Глава 11 Экспертизный эпилог
Преступление, не имеющее аналога в мировой практике и требующее невообразимое количество экспертиз, заставило меня еще две недели проторчать в Садограде.
Яблочная контузия прошла через двое суток и вроде без каких-либо последствий.
Только в снах упорно появлялись, сменяя друг друга, усмехающийся Повар и грустный Садовод.
Но я никому не рассказывал об этих полуночных встречах.
Доцентша, узнав о моем фруктовом подвиге, начала баловать меня отменными пирогами с мясом и рыбой.
А однажды даже почти призналась в любви.
Я, изображая нездоровый аппетит, задавил ученую искренность усиленным жеванием.
Ну не приспособлен я, милые, для амурных дел.
Не пригоден для тонких чувств – это когда без траха и залета.
Ходить к Зинаидиной калитке я перестал.
Впрочем, что ни делается, все к лучшему.
По крайней мере, я убедился, что в этом идиотском мире до сих пор существует любовь и женщины, достойные этой любви.
А Повар и Садовод пытались, пытались, пытались испортить мне сны первого и второго уровня.