Змееед
Шрифт:
Чекиста убил Хлюст, а Шайтан похоронил в гробу с двойным дном. Если их чекисты найдут — не помилуют. И простым расстрелом не обойдутся. Но найти Хлюста и Шайтана вовсе не просто. Это только если Люську поймают, да пытками имена вырвут, вот только тогда им высшая мера светит после долгих и мучительных кар. А пока Люську не поймали, они могут спать спокойно…
Стоп! А ведь Хлюст и Шайтан, наверное, за свои шкуры дрожат. И понимают, что если поймают Люську…
— Мы, товарищ Холованов, одну мелочь упустили.
— Какую?
— Не мог человек
— Не мог.
— У него только одежды теплой на целый чемодан должно быть.
— Правильно.
— И где тот чемодан?
— Почему бы не камере хранения?
— Нет, Дракон. Я точно помню: вышел он из вагона с портфелем. Я и на это внимание обратил. Странно ведь. Поезд дальнего следования. Самого дальнего на всей нашей планете, а он без чемодана. Даже если он в поезд сел не в Хабаровске, а в Иркутске или Новосибирске, должен быть чемодан. Путь-то вон какой.
— Значит, в вагоне оставил.
— И это не канает. Поезда дальнего следования в Москве разгружают и тут же отгоняют в тупик, там проводят техосмотр, санитарную обработку, моют, чистят, красят, к новому рейсу готовят. Никто вещей в поезде не оставляет.
— А если проводников найти и с ними потолковать?
— К этому и клоню.
Глава 6
Плесни-ка, Хлюст. Да расскажи, как себя чувствуешь.
— Чувствую я себя, Шайтан, очень даже прекрасно. Схоронили центрового чекиста, и тихо, как на кладбище. Пьем? Пьем! И будем здоровы.
— И я о том: мы-то здоровы, но все тихо.
— Вот и будем радоваться, и выбросим из головы.
— Не выйдет.
— Это еще почему?
— Потому что тихо.
— Худо ли?
— Сообрази, Хлюст: пропал чекист центровой. Должны сейчас мусора все чердаки, все подвалы, все развалины, все трубы подземные, овраги и балки обыскивать. Где облавы? Где обыски? Где аресты? Где допросы? Где на вокзалах портреты пропавшего?
— А и действительно, где?
— И как ты это объясняешь?
— Никак. Ничего не понимаю.
— А я, Хлюст, понимаю. Они тихо ищут. И знаю кого. Люську твою, Эвелину-Иоланту-Анжелику-Сыроежку.
Это у них единственная ниточка. Найдут ее — найдут тебя. Найдут тебя — ты расколешься.
— Шайтан! Никогда.
— Расколешься, до самой жопы. Я тебя знаю. Да и умеют там колоть. Не таких как ты кололи.
— Шайтан! Я уеду. Завтра. На Кавказ.
— Ты расколешься — выйдут на меня. А за мной — серьезные люди.
— Шайтан! В Эстонию сбегу.
— Так вот, серьезные люди очень не хотели бы, чтобы на тебя вышли.
— Не выйдут!
— Ты меня понял?
— Уеду сегодня же.
— Ты меня не понял.
— И вправду не понял. Дай набой.
— Набой? Намека просишь? Я тебе без намеков. Одна к тебе ниточка тянется. От Люськи твоей. Если жить хочешь, режь… ниточку.
— Про чемодан я, товарищ Холованов, вот что думаю. Не было с ним чемодана.
— Почему?
— Еще и не это скажу. Не мог он один ехать. Должен напарник быть. Путь-то вон какой: четверо, а то и пять суток пароходом «Генрих
— Правильно. С ценным грузом никто, ни дипкурьеры, ни фельдъегеря, по одному не ездят.
— Я так полагаю. Купе на четверых. Было их трое. Купили четыре билета, чтобы постороннего с ними не было. Денег у них невпрогреб. Выгружать тяжеленный груз на первой платформе Северного вокзала Москвы — глупее не придумать. Они тут и не выгружают. Последняя перед Москвой остановка поезда «Владивосток — Москва» — в Ярославле. Там двое с тяжелым грузом выходят. Никто на них внимания не обращает: сибирские геологи с инструментом. А один налегке продолжает путь. Тут, в Москве, его встречают, на машине несутся в Ярославль и принимают гонцов с товаром. И никаких тебе телефонов-телеграфов, никаких писем и шифровок. Поездов из Владивостока больше одного в сутки не бывает. Ягоде только дату помнить, когда одного человека надо встретить в Москве.
— И откуда ты, Змееед, все это знаешь?
— Сел, представил себя Народным комиссаром внутренних дел, который ворует золото крупными партиями у рабоче-крестьянского государства, и разработал несколько вариантов курьерской связи. Этот — самый простой. Самый правильный. Самый надежный. Я еще и не такое скажу. Этот прибывший, видимо, кроме всего еще доставил и дату следующего привоза.
Дверь внезапно растворилась. Вроде ее стукнули чем-то тяжелым. На пороге — Люська-Сыроежка. Та, которую еще зовут то Анжеликой, то Эвелиной, а то — Иолантой. В руке — маленький изящный пистолетик.
— А вы меня не ждали?
— Н-н-нет…
— И о чем воркуете?
— Да все о погоде.
— А я про какую-то ниточку услыхала.
— Люся!
— Не трепыхайся! Убью!
— Люся! Мы тебя спрячем…
— На Ваганьковском кладбище?
— Люся! Обожди. Спокойно. Ты уедешь. Вот деньги. Смотри сколько. Вот портсигар. Думаешь, позолота? Нет. Золото чистое. А вот зажигалочка. Любуйся, какая красивая. С рубином. Люся! Осторожнее с оружием…
— Я всегда осторожная. Как лисонька.
— Откуда у тебя пистолет?
— Ты, Хлюст, меня всегда обманывал. И ты, Шайтан, — тоже. Когда это сообразила, то и сама вас обманывать стала. Как только бобер — с копыт, я у него лопатник открывала, немного себе брала, на место лопатник возвращала, а уж потом вас звала. А тут распахиваю пиджачок, на левом боку — аккуратненький такой пистолетик. Я о таком как раз и мечтала. Хвать его — ив сено. А кобуру спрятать не успела. Тут ты, Хлюст, проявился. Глаза жадностью горят. Ты все в лопатник смотрел. А я тем временем вроде тебе помогала, ремень на его пузе расстегивала. Заодно кобуру сдернула и спрятала.