Змеи, драконы и родственники
Шрифт:
На самом деле Хухлязимус не на шутку разволновался, когда взмыленный Сереион ворвался на его островок, уже издали оповещая дядю о разыгравшейся в Уппертале трагедии.
— Что с тобой, деточка? — встревоженно спросил он, подгоняя поближе к гвардейцу уютный диванчик на мохнатых лапках. Диванчик радостно пискнул и заурчал, когда Сереион плюхнулся в его теплые объятия.
— Дядюшка, я такого натворил!
— Что же ты натвойил, птенчик? — спросил чародей.
— Я у тебя заказал антидракона, помнишь?
— Ну, я же не Душайа — мозги пока что йаботают. И я йад тебе сообщить, что антид'йакон наконец-то догнал д'йакона.
— Только не это! — Сереион не умел ломать руки, но проделывал нечто весьма близкое к этому. — Что теперь будет!
И он, торопясь и глотая слова, поведал изумленному Хухлязимусу, что королеве-тете, наверняка вставшей с левой ноги, срочно потребовался живой и невредимый дракон. Мулкеба прикинул, что будет проще — вызывать нового или возвращать старого, и остановился на последнем варианте. Но никто ведь не знает, что Сереион тайно заказывал такую антидраконскую программу. И теперь бедного короля могут даже женить на какой-нибудь кикиморе — и крыть ему будет нечем.
— Стайая вешалка! — обругал Хухлязимус королеву и сам себе удивился. В последний раз он так нелицеприятно выражался о даме лет пятьсот тому назад. Дама была вампиром с преотвратным характером — извела пол-Хаарба; она была обозвана Хухлязимусом в тот момент, когда пыталась впиться клыками в его шею.
Из всего вышесказанного мы можем сделать вывод о том, как сильно раздражила великого чародея неугомонная королева Гедвига.
— На тебе, мальчик, п'йосто лица нет, — сокрушенно поведал Хухлязимус, накапывая гвардейцу какого-то успокоительного зелья в хихикающую чашку. — Не об'йащай внимания, — заметил он изумленный взгляд племянника, — она боится щекотки… Ты не можешь так йисковать здойовьем из-за какой-то г'йимзы. Я все сделаю, как надо, но мне не н'йавится, что ты не занимаешься своими делами, а бегаешь как очумелый из-за ее п'йихоти. Погоди-ка, я погляжу в свой х'йустальный шай: что там у нее в светлом будущем?
Светлое будущее королевы вызвало у великого чародея довольную ухмылку.
— Ну что, что там? — нетерпеливо спрашивал племянник, вертясь на диванчике. — Что с ней будет?
— Ох, не завидую я вашей койолеве… — изрек колдун.
— С лестницы сверзится? — с надеждой вопросил гвардеец.
— Зачем же с лестницы? С лестницы — не нужно. Это создает об'йаз мученицы и гейоини. А Гедвигу ждет к'йупное йазочайование.
— Это какое же?
— Позволь, деточка, это будет моей маленькой тайной. Не хочу пойтить тебе сюйп'йиз. Одно обещаю точно — очень скойо вашей тете будет не до того, чтобы мучить племянника. П'йавда, скойо только сказка сказывается, да не скойо дело делается. Но все постепенно встанет на свои места. Вот увидишь.
— А с драконом, с драконом что будет? — тревожился Сереион.
— Сказано тебе, мейы п'йиняты: не знаю, как они там йазбейутся, но твоему хвостатому дйугу ничего не угйожает. Там воцарятся полная любовь и взаимопонимание.
— Дядюшка, — почему-то шепотом обратился к нему гвардеец, — а кто хоть был-то этим антидраконом, что за чудище?
— Ой, деточка! Никогда бы не подумал, что это будет так смешно выглядеть — какие-то нездешние охотники на д'йаконов. Тут ко мне недавно заглядывал давний п'йиятель и коллега — Гельс-Д'йих-Энн, так он столько занимательного поведал п'йо этих человечков. Я смеялся до упаду. Йасказать? — И Хухлязимус вопросительно уставился на любимого племянника поверх
Очки, кстати, были шикарные: квадратные, с цветными стеклами, в оправе из мелких цветочков. И вообще на сей раз чародей выглядел модником — в каких-то безумных ярких шальварах, клетчатой жилетке и рубашке в мелкий горошек. У Сереиона даже в глазах зарябило.
— Да нет, — ответил он, искренне опечалясь. — Я бы с удовольствием послушал, но там король стоит насмерть, покрывает мое отсутствие. Если я задержусь подольше, не знаю, что ему грозит. Но я бы точно не хотел оказаться на его месте.
— Превратить ее в жабу, что ли? — сказал колдун очень четко, как всегда, когда ему надоедало изображать старого аристократа с милыми причудами. — По-моему, эта дама слишком далеко зашла. Единственное, чем я могу утешить тебя, мой мальчик, — не все коту, масленица, бывает и Великий Пост.
— Ничего не понял, — честно признался Сереион.
— А тебе и не надо понимать. Ты просто поверь, что все в скором времени изменится в самую лучшую сторону. Ну ступай, мальчик. Сейчас я тебя до Дарта с ветерком подкину. Передавай привет своему королю — пусть держит хвост трубой.
Сереион еще размышлял над тем, какой хвост и какой трубой должен держать Оттобальт, когда обнаружил, что его конь бешеным галопом подлетает к воротам Дарта. Обернувшись, он не обнаружил никаких следов — даже легкого облачка пыли, которая обычно поднимается над дорогой при такой неистовой скачке.
История закусочной «Дви ковбасы» не настолько интересна, чтобы посвящать ей отдельное повествование, но пару слов сказать о ней все же стоит.
Нынешнему хозяину продал эту вывеску заезжий торговец магическими предметами, которые стоили у него невероятно дешево, так что трудно было устоять перед соблазном и не купить по случаю что-нибудь полезное в беспокойном и хлопотном гостиничном хозяйстве. Правда, торговец был честным малым и вовсе не скрывал, что многие предметы действуют согласно какой-то собственной, совершенно непонятной ему логике, а некоторые инструкции вызывают у него исключительно удивление.
Так и вывеска — с одной стороны, яркая и привлекательная, с аппетитными сосисками, лежащими горкой прямо на блюде, и кружкой пива с белой шапкой пены — была, казалось бы, всем хороша. С другой же стороны, инструкция к ней гласила, что она «станет всемерно способствовать развитию вашего бизнеса» («Чего-чего?» — оторопело уточнил трактирщик. «И я о том же», — печально согласился торговец, вглядываясь в пергамент с мелким и очень ровным текстом).
О бизнесе вольхоллские трактирщики слыхом не слыхивали. Но наш был человеком рисковым и азартным. Полюбившуюся вывеску он купил, не испугавшись даже предупреждения, что она будет особенно привлекать запорожских казаков, чумаков, едущих в Крым за солью, а также пылких последователей Нестора Махно и Степана Бендеры.
Какое-то время трактирщику пришлось вести настоящую войну со своей супругой — и все из-за новой вывески. Бедная женщина слышать не хотела ни о каком Махно и запорожских — как же их, этих демонов? — казаках, мотивируя свое нежелание острым всплеском женской интуиции. Трактирщик же женскую интуицию ни в грош не ставил, крича, что запорожские казаки — тоже клиенты. И если в его заведении, хвала Душаре, вот уже третий год подряд ежедневно обедают трое троллей, то и казаки останутся довольны.