Змеи Эскулапа
Шрифт:
– Присядь со мной, – предложил старик, указывая на низенькую скамеечку под деревом.
Халеф послушно опустился на гладкое, отполированное за много лет дерево и приготовился слушать.
– У Солдат опять заваруха, – сказал судья, глядя куда-то вдаль. – Причем на этот раз, наверное, серьезная, и что хуже всего, совсем рядом с нами. Я не знаю, нарушат ли они границу… Люди отправляются на Большой Лов, им нужно кормить семьи, ты же знаешь, что тут, на отшибе, мы живем на полном самообеспечении. Без меня они не пойдут, вот так вот…
– Возьмите меня с собой, – попросил Халеф.
– Нет, – помотал головой старик. – Ты слишком…
– Я обещаю, – удивленно согласился юноша. – Это так важно?
– Да, парень. Это очень важно.
Бурк встал и добавил, уже повернувшись к Халефу спиной:
– Если хочешь, можешь посмотреть, как люди готовят лодки.
Бен Ледда постоял, глядя, как старый судья уходит во двор, потом решительно двинулся через сад к небольшой калитке, которая выводила к берегу реки. Миновав небольшой овраг, он двинулся по тропе, которая вывела его к причалу, вокруг которого суетились деревенские мужчины. На мелкой речной волне подрагивали три довольно больших баркаса с паровыми движками: рыбаки осматривали механизмы, грузили на свои суденышки просмоленные бочки и мешки с солью. Халеф остановился неподалеку от причала и втянул носом прохладный влажный ветер. С реки немного тянуло тиной: берег ниже деревни был почти сплошным болотом, густо заросшим остролистным кустарником.
Кто-то из рыбаков заметил его появление. До слуха Халефа донеслись короткие реплики, но он не понял говоривших, так как их язык был ему незнаком. Впрочем, этими репликами дело и ограничилось: поглазев на пришельца, рыбаки как ни в чем ни бывало занялись своим делом.
Халеф простоял на берегу около часа, пока не почувствовал, что ветер стал пробирать ему ребра. Тогда он бросил прощальный взгляд на широкую реку и побрел обратно. Река вызвала у него нечто вроде ностальгии: когда-то, в детстве, он побывал с отцом на похожей, такой же холодной реке – правда, находилась она в другом полушарии. Тогда он едва не утонул на рыбалке… вспомнив, Халеф усмехнулся. Это ведь было так давно, сказал он себе. Вроде бы и лет прошло не так уж много, а кажется – целая жизнь…
Во дворе он увидел Вири. Подойдя к девушке, Халеф широко распахнул глаза: на коленях у нее лежал… пулемет! Эта модель была ему совершенно незнакома, она была гораздо изящнее привычных ему конструкций, которые были созданы в его стране более двадцати лет назад, и выглядела значительно более сложной. Вири, распахнув приемную рамку, сосредоточенно протирала ее детали смоченной в бензине тряпочкой. Халеф уважительно покосился на длинные, тускло блестящие крупнокалиберные патроны и осторожно проговорил:
– Хорошая вещь. Откуда это у вас?
– В столице это можно купить в любом магазине, – пожала плечами Вири. – Иногда приходится доставать его… так, на всякий случай.
– Дед сказал, будто бы у Солдат началась какая-то, как он говорит, заваруха.
– Да, – Вири с глухим стуком захлопнула рамку и подняла глаза на юношу. – С ними что-то происходит. А мы остаемся здесь.
– Я умею пользоваться оружием, – заявил Халеф, чувствуя некую неловкость. – У тебя есть что-нибудь еще?
– Оружием? – на лице девушки мелькнуло презрение. – Есть… так-сяк… погоди.
Положив черное тело пулемета на лавку, она скрылась в доме. Пользуясь ее отсутствием, Халеф попытался внимательно осмотреть новую для него конструкцию. На металле рукоятки он прочитал надпись на языке Саарела – вероятно, название производителя. О Святое Утро, подумал он, неужели правы те, кто говорит, что все наши соседи давно обогнали нас во всем, что касается машинерии? Совершенные, влекущие его линии пулемета недвусмысленно намекали на то, что это, по всей видимости, правда.
Вири возвратилась во двор, неся на плече старый автомат с деревянным прикладом и толстым кожухом водяного охлаждения вокруг ствола.
– Держи-ка, – предложила она. – С этим хламом ты, может быть, справишься.
Халеф узнал его: то была конструкция, выпущенная в одной из южных стран, павшей в дни Солнцеворота, чтобы стать одной из провинций под властью Сыновей. Ему не раз приходилось иметь с ним дело, и сейчас он держал автомат в руках, как старого знакомого.
– Для вас, наверное, это предел совершенства, – язвительно хмыкнула Вири. – Не сталь, а дерьмо, все время перегревается, а до сменных стволов тогда еще не додумались. Но для тебя сойдет.
– Ты всерьез считаешь, что нам может понадобиться оружие? – тихо спросил Халеф.
– Я ничего не считаю, я слаба в арифметике, – отрезала девушка, отбирая у него автомат.
Поздно вечером, когда Халеф сидел в своей комнате и бездумно разглядывал звезды, к нему пришел Бурк.
– Мы отплываем в полночь, – сказал он. – Но я ухожу уже сейчас, потому что у меня есть еще дела. Слушай меня внимательно: если со мной что-то случится, или если тебе придется бежать и скрываться, ты должен раскрыть железную дверку на камине, что стоит в моем кабинете. Там, в нише за дымоходом, лежит толстый пакет, запаянный в клеенку. Возьми его. Это касается пророчества и твоей роли во всем том, что должно произойти… и постарайся позаботиться о Вири.
– Пророчества? – удивленно переспросил Халеф.
– Ты все узнаешь. Раньше, позже – не важно… но помни: ты давал мне слово.
Мрачно качая головой, Бурк удалился. Халеф долго смотрел ему в спину, напряженно думая о том, что, в конце концов, должно с ним произойти, а потом решил забыть все это. Сон казался ему делом куда более важным.
Следующие два дня прошли как обычно, если не считать того, что к воротам судьи приходили деревенские женщины и тревожно, почти шепотом, разговаривали о чем-то с Вири. Она, впрочем, держалась как всегда спокойно. На исходе второго дня с тех пор, как мужчины покинули поселок, с реки потянуло туманом, и скоро он поглотил селение, растекся по улочкам, как густой недвижный дым. Вири вышла к садовой калитке и долго вслушивалась в синий сумрак. Халеф попытался сделать то же самое, но, сколько он ни напрягал слух, ничего кроме далекого плеска волны, услышать не смог. Пожав плечами, Халеф вернулся в дом.
– Завтра они должны вернуться, – сказала ему Вири, подавая ужин.
Халеф молча кивнул.
В туманный вечер человеком легко овладевает дрема. Повинуясь ей, Халеф прикрыл окно, разделся и лег под одеяло, мечтая скорее согреть своим телом влажноватые простыни. Во тьме закрытых век Халефу неожиданно причудилась бескрайняя ледяная пустыня, какие-то далекие, подернутые серебристой дымкой торосы, узкий ручей с черным провалом полыньи… он вздохнул, потянулся и задул лампу.
Где-то далеко, наверное, на противоположном от реки конце поселка, визгливо залаяла собака. Через ее лай Халеф услышал тихие, едва слышимые шаги в коридоре. На мгновение он напрягся. Скрипнула дверь.