Змеиное гнездо
Шрифт:
– После выборов, – проговорил президент, – мы сумеем предъявить серьезные доказательства новой администрации.
– Возможно, сэр, – кивнул Ларкспур, – а может, сумеем просто все похоронить. Как похоронили НЛО. Да и в истории разработки и испытания первой атомной бомбы до сих пор немало тайн. А много лет спустя, когда что-нибудь просочится наружу, нам уже будет все равно – и никто не оспорит ваше место в истории и звание миротворца.
– Ну, мне от этого не по себе. – Президент слабо, довольно безрадостно, улыбнулся. – Тех типов, которые запустили «Колебатель Земли», нельзя оставлять без присмотра и расследование полностью скрыть не удастся. Но пока еще никто не
Ларкспур, приглаживая волосы на высоком куполе черепа широкой ладонью с пятнами, выдававшими проблемы с пищеварением, сказал:
– Я взял на себя смелость, мистер президент, обсудить с генеральным прокурором проблему, которую представляют люди из хартлендского спутникового агентства. Я, разумеется, ничего не знал о землетрясении, просто хотел кое-что проверить. «Хартленд» располагает станциями по всему миру – но я не вижу причин, почему бы сигнал «Колебателю Земли» не мог послать центр спутниковой связи в Айове.
– Центр спутниковой связи… – повторил президент. – Звучит как эхо Второй мировой.
– Ну, Вторая мировая окончилась бы много раньше, если бы мы смогли ударить по Японии парой девяток по шкале Рихтера. Все могло бы завершиться еще в декабре сорок первого. Так или иначе, я предложил генпрокурору Роуэн выслать группу ФБР в Хартленд, Айова, для расследования обстоятельств гибели Боба Хэзлитта – и просил несколько раз в сутки уведомлять нас о результатах.
– Спасибо, Ларки. В самую точку. – Боннер вздохнул. – Так. Что они предпримут – наскребут горсточку иллинойского праха и слепят из него нового Хэзлитта?
– Или, – предположил Дрискилл, – похоронят в пирамиде вместе с половиной слуг и в окружении домашних животных. Видели бы вы его телохранителя – прямо с вербовочного плаката морской пехоты! Запросто шагнул бы под пули, заслоняя Хэзлитта. Он еще поинтересовался здоровьем Элизабет, когда доставил мне письмо своего хозяина. Да и вообще все: праздник в честь его матушки, ресторан, где все подают вдвое против заказанного… И секретарша взирает на него, словно Джун Кливер на Бобра. 15 Сплошной сюрреализм – я просто не сумею описать, как выглядел день рождения его матери. – Дрискилл устало покачал головой.
15
Персонажи телевизионного шоу 1950-х годов, любящая мать семейства и ее отпрыск.
– А что нам делать с этим письмом? – спросил президент.
– То есть обнародовать или оставить при себе? – переспросил Дрискилл. – Надо еще обдумать, что делать с Шермом Тейлором. Шерм уж найдет что сказать.
– Да, хотел бы я его послушать! «Пошли вы на хрен, я возвращаюсь к республиканцам!» – Президент мечтательно улыбнулся. – Интересно, нельзя ли заставить его выйти из нашей партии.
Ларкспур покачал головой.
– Нам нечего ему предъявить. В том-то и беда. Конечно, что-нибудь мы раскопаем – но до съезда не успеть.
– Все дело в Почетной медали, – подтвердил Дрискилл. – Он считает, что должен всей жизнью оправдать награду.
Президент посмотрел на них.
– Думаю, мы должны опубликовать письмо.
– А зачем? – поинтересовался Ларкспур. – Нужно ли нам, чтобы люди узнали о наших переговорах с Хэзлиттом?
– Черт побери, Ларки, а чем еще сплотить
– Не так все просто, мистер президент, – возразил Ларкспур. – Мы все сейчас в шоке – и разговор о том, как из него выйти. Возможно, у нас не хватит времени вычислить, какова подоплека… вашего выдвижения. Словом, с ликованием лучше погодить – если мы чему и научились, так это тому, что в политике разумного не бывает.
– Не хотелось бы портить день, – заметил Дрискилл, – и, возможно, я малость страдаю паранойей, но что, если самолет взорвали? Что, если в ближайшие несколько дней обнаружится, что Хэзлитта убили на глазах миллионов телезрителей?..
– Стоит ли об этом говорить? – Президент посмотрел на Ларкспура.
– Ну, следует быть готовыми к тому, что об этом заговорит кто-то другой. Хотя мы не думаем, будто тут нечисто, верно? – Ларкспур постукивал себя по губам шариковой ручкой с президентской печатью – все что угодно, лишь бы забыть о сигарете.
– Нет, – согласился Дрискилл, – но нельзя игнорировать такую возможность. А если это убийство, у кого имеется мотив? Взгляды всего мира обратятся на нас, друзья мои. Выигрываем именно мы…
– Боже всемогущий, Бен! – вскричал президент. – Дай же ты хоть минуту покоя! И без тебя все достаточно паршиво. Нам придется поддерживать тесный контакт с федеральным управлением авиации и с ФБР. Все, что они раскопают, поступает к нам – понятно, они молчать не будут… Ларки, ты можешь связаться с ФБР?
– Конечно.
– Тогда вернемся к письму. Подумаем, как лучше его опубликовать. Только не в широкой печати. С этим успеется. Может, стоит сперва ознакомить с ним делегатов: можно бы обернуть письмо в свою пользу. Надо сообразить. Мы можем опубликовать фотокопию письма, так? Но вот когда, надо хорошо рассчитать. – Боннер взял письмо с кофейного столика и стал рассматривать на просвет. – Окончательно проверим все утром. И разработаем план действий. Люди, я устал, как собака. Ларки, придумай что-нибудь насчет LVCO – от моего лица еще одно опровержение; надо натравить прессу на Саррабьяна. Нам понадобится что-то основательное. Давайте встретимся здесь же завтра в семь.
Глава 22
Пресс-конференция началась в восемь часов утра.
Она проводилась не в зале Рамсеса, в котором, по словам Мака, не дозволялось устраивать столпотворения и который к тому же был слишком мал, а в бальном зале «Мемфис», увешанном огромными плакатами с ликами президентов-демократов, скрещенными флагами тех же президентов и их родных штатов, огромными зеркалами в золоченых рамах, золотистыми коврами на полированном полу и тому подобным. Одно то, что прессу собрали не в напичканных электроникой помещениях центра съездов, а в «Марлоу», создавало впечатление, что президент, избравший отель своей штаб-квартирой на время съезда, лично занимается решением загадки: что же все-таки произошло с Бобом Хэзлиттом.